Хоупфул - Тарас Владимирович Шира
Появившись из ниоткуда, оно горячей волной проходило по всему телу. Снова и снова, возникая где-то в груди и исчезая в щиколотках. Жене казалось, что он слышит все – свое дыхание, ровный стук сердца, неслышимое тиканье часов в коридоре. Тело стало невесомым – как будто отключили гравитацию.
Женя не знал, сколько он так простоял – минуту, 10 или час.
Он обвел двор глазами – соседа и пацана уже не было. Гремя колесами железной телеги, под окном брел ссутулившийся дворник.
Женя сел за кухонный стол.
В голову почему-то приходили какие-то дурацкие фразы в духе «с большой силой приходит большая ответственность» и прочие киношные банальности.
Подойдя к раковине, Женя налил себе еще один стакан воды.
«А если рассказать об этом? – на секунду задумался он. – Но только кому? Но если уж писать, – подумал он, – то только одному человеку».
«Дорогой Владимир Владимирович.
Пишет Вам Гурц Евгений Александрович из Екатеринбурга. Чтобы не отнимать Ваше время, перейду сразу к делу.
Знаю, прозвучит глупо, но прочтите, пожалуйста, это письмо.
Я могу исцелять людей. Касаясь их руками. Да, звучит странно, и я вполне осознаю, что Вы мне не поверите.
Но я готов под наблюдением специалистов излечить группу испытуемых.
Вы все сами увидите.
Мой телефон… Хотя думаю, вы сами его найдете».
«Коротко и ясно», – подумал он, закончив писать воображаемое письмо.
«А ведь какие же я бабки смогу получать, – Женины глаза азартно загорелись. – Если, к примеру, стать личным врачом у сильных мира сего – у президента там, его семьи. У депутатов, на худой конец. Послать нахер все: больницу вместе с Полиной, старую пятиэтажку, пиво по пятницам и поездку на море в сраном поезде раз в три года. Я смогу жить так, как захочу».
Встав, Женя возбужденно заходил по кухне. «Любой талант надо монетизировать, – думал он. – А иначе он просто зря пропадает. Закопать его в землю будет крайне глупо».
На какую-то секунду он и впрямь был готов написать что-то подобное и уже принес на кухню ноутбук. Но тут у него стали возникать сомнения.
– А если на самом деле проверят? И вместо психушки с очередным диагнозом «синдром Бога» отвезут куда-нибудь в кулуары ФСБ. Меня ж потом на исследование пустят, выяснять будут, как так вышло. Почему какой-то юнец может то, чего не может ни одна медицина на Земле. Скажут ничего в СМИ не сообщать, чтобы панику не сеять.
«А потом грохнут, – мрачно подумал он. – Когда все выяснят. А они могут».
По мнению Жени, в таких обстоятельствах государство именно так бы и поступило.
– Точно бы грохнули, – согласился он сам с собой. – Я же своим существованием всю монополию фармацевтическую под откос пущу. Или за границу свалю. А они этого не допустят. Нет, вообще не вариант.
Женю с детства учили опасаться государства. Вообще, урок, который он четко усвоил о жизни в России: тут всегда приходится кого-то опасаться.
Еще с младых лет, когда в тебя, орущего и кричащего о своих правах, тычут горячей ложкой с манной кашей (а она еще жиденькая, с этими кошмарными комочками – в общем, все так, как ты не любишь), пугают тебя именно милиционером. С этого момента Баба-яга, серые волчки и прочие фольклорные персонажи уходят на заслуженную пенсию. Отныне никаких рычагов давления они на тебя не имеют.
Но пришедший им на смену дядя милиционер – еще как имеет, и поверь, его ты будешь бояться еще не раз. И даже много лет спустя, когда манная каша уже давно исчезнет из твоего рациона.
Вот таким вот образом, с помощью милиционера с палочкой и свистком, которого по каким-то причинам волнуют проблемы питания детей младшего дошкольного возраста, тебя посвящают во взрослую жизнь.
«Блин, похер, – махнул Женя рукой. – Не могу уже думать об этом». Резким движением он открыл холодильник, достал из холодильника бутылку дешевой горькой настойки, прибереженной на «догон», и несколько слипшихся долек лимона.
Сполоснув под краном пыльную рюмку, он вернулся за стол.
Настойка пилась тяжело – несмотря на палитру заявленных на этикетке оттенков, Женя чувствовал ни с чем не путаемый вкус дешевой водки.
Отправив в рот сразу две дольки лимона, он поморщился и забросил ноги на стоящий рядом табурет.
«Интересно, а надолго ли это? – подумал он. – А если завтра я проснусь обычным человеком? Что, если кто-то или что-то дали мне эту возможность – ну я не знаю, на испытательный срок? Который я, кстати, уже благополучно просрал с хлопком открытой бутылки этой бодяги. А от меня, может быть, ожидалось бросить все, собрать пару вещей первой необходимости и паломником отправиться в благотворительный тур по странам Африки с каким-нибудь Красным Крестом».
Женя налил себе еще. От запаха спирта его уже воротило, поэтому он достал из холодильника пакет апельсинового сока и налил в кружку.
«В таком случае, – иронично подумал он, – если это и вправду дар, то херовый из меня сотрудник выходит. Божественной или какой-то там канцелярии. Взятый по объявлению, блату или еще какой-то причине. И обосравшийся в первую же неделю. Такому точно хорошую рекомендацию не напишут при увольнении».
«Да и вообще, – он с шумом поставил пустую рюмку на стол, – с какого хера я должен там кому-то помогать? Я вообще не знаю, как это все действует. У всех болезни собирать? У одного инсульт, у второй менингит, у третьего не стоит. Че со мной-то будет? Сегодня покашляю, и все пройдет, а если нет? А если я проснусь в один счастливый день парализованным овощем? Мне-то оно нахрен сдалось?»
Женя сходил в комнату и вернулся с блокнотом.
Не быть мудаком! – жирно врезал слова карандашом. Восклицательный знак. Абзац.
Думать о себе. Не рисковать собой. Каждая фраза была записана как какой-то лозунг.
Женя хотел добавить еще пару крепких слов, но передумал.
Закрыв блокнот, он налил еще одну рюмку и залпом ее осушил.
«Еще, блять, письмо куда-то писать собирался, – с ехидной усмешкой подумал он, рассматривая наполовину съеденный карандаш. – Я вам не великомученик и ликом на иконах светить не собираюсь. Нет уж, уважаемые, идите на супергероев в кино смотреть. Там им и место».
Зайдя в комнату, Женя рухнул на кровать лицом в подушку. «Интересно, а если я пьяного пощупаю, – подумал он сквозь сон. – Это ведь отравление все же. Буду на следующей посиделке Максу постоянно пять давать, а он не поймет, че это его все никак не накрывает». Улыбаясь своей затее, Женя провалился в сон.
ГЛАВА 20
acquaintance [əkweɪntəns] – сущ. знакомство, ознакомление
different [dɪfrənt] – прил. другой, иной
appropriation [əprəʊprɪeɪʃn] – сущ. присвоение, завладение
Женя стоял на остановке и ждал троллейбус. Лямка давила, а сам портфель норовил слететь на землю. Но нацепить вторую лямку на плечо было бы как-то по-лоховски, так что приходилось мириться с неудобствами.
В принципе, у тети Тани на работе ему нравилось. Детский дом у него ассоциировался с каким-нибудь приютом в духе Оливера Твиста, роман про которого входил в список литературы на лето. Но детский дом, в котором работала тетя Таня, напоминал скорее приятный пансионат. В нем даже не ощущалась казенность, которая обычно сквозит из узких коридоров, однотонно покрашенных стен и жидких каш в столовой.
Там даже был зимний сад. Удивительно, что этот оазис прятался за оранжевыми неприступными стенами.
Сам зимний сад представлял собой репродукцию лесной опушки, с ручьем с живыми рыбками и полукруглым мостом, соединяющим два берега. Со стен смотрели портреты Пушкина, Толстого и картины Шишкина и Айвазовского.
Из невидимых колонок – оказалось, они были спрятаны в густых кустах искусственной травы – играла спокойная музыка.
У окон стояли большие клетки – скорее даже вольеры – с волнистыми попугайчиками.
Женя любил ложиться на зеленое покрытие, имитирующее луг, и смотреть в потолок. Его нирвану прерывали крики и гомон освободившейся после занятий группы – их путь пролегал как раз через зимний сад. Женя поспешно вставал – лежать у всех на виду ему было неловко. Толпа пролетала мимо – некоторые без особого интереса смотрели на Женю, другие, подбежав к вольерам, пугали попугаев и, громко хохоча, бежали дальше. Гогот, удаляясь, стихал. Воцарялась тишина. Женя ждал еще пару минут – на случай, если кто-то задержался и не побежал с толпой, а затем снова ложился и закрывал глаза.
– Че, кайфуешь? – неожиданно прозвучавший над его головой голос заставил вздрогнуть.
Женя приподнялся на локтях.
Над ним, улыбаясь, стоял парнишка.
– Гриша, – протянул руку он.
– Женя.
– Ты Танин, да? – оглядев его с головы до ног, спросил он.
– Ну типа того.
– Так типа того или Танин? – к Гришиной улыбке
