Портрет по завету Кимитакэ - Николай Александрович Гиливеря

* * *

Сестра надолго не задержалась, ретировавшись с ночёвкой к подруге. Комната в распоряжении диковатого брата. Я ни на что не намекаю, но оставаться одному мне очень нравится.

В 21:00 желаю родителям добрых снов. Закрываюсь в пустой спальне. Выключаю свет. Спать, разумеется, никто не собирается.

Из тайника достаётся бутылка, только уже не крепкого, а красного. Вино мне действительно нравится. По крайней мере, из всех алкогольных напитков, вино умудрилось удержать свои характеристики в усреднённых значениях, благодаря чему им можно напиться со вкусом, без рвотных позывов.

Я точно знаю, никто не посмеет войти в комнату, поэтому смело раздеваюсь. Тело устаёт от одежды. Тело человека всегда устаёт.

Первый этап принятия состоит из «быстрого старта». На одном дыхании осушаю треть объёма, как бы сразу набирая нужный градус для дальнейшего предполагаемого транса. Сегодняшняя ночь будет посвящена просвещению.

За кадром, в неупомянутое на бумаге время, я успел подготовиться. Вот перечень инструментария: набор дешевых акриловых красок, плоская дощечка для смешения сложных цветов, одна кисть, стакан воды и холст.

Складывается впечатление, словно путь к озарению лежит именно через страдания и аморальное чувство собственной ничтожности. Мне не хватает символа, вроде собственной иконы, которая стала бы проводником между мной и внутренним богом «я».

Упоминалась ли личная приверженность к идее о расщеплённой божественной сути, где великий и единственный разум, объединяющий всё существующее и выдуманное, решил забыться, разбившись на осколки, лишившись тем самым целостности самопонимания. И только после смерти мы, люди, воссоединяемся с подлинной сутью, возвращаясь домой; с облегчением вздыхая, воспринимая пройденную земную жизнь, как страшный сон, либо как собственную шутку.

От чего же тогда имея понимание о физической тяжбе, люди с такой жадностью держатся за собственные тела? Неужели дело в отсутствии гарантий? Маленькое жадное сознание так хорошо устроилось! Нет никакого желания расставаться с нажитым добром. Паразит завладел телом, научился вечно стимулировать его, получая короткие отрезки удовольствия.

Вот оно: «я». Одно из многочисленных сознаний, решившее взбунтоваться против племени сородичей, только молча, под покровом ночи.

Из коробки достаются основные цвета. Сейчас они представляются сплошным серым пятном. И если ещё был шанс попытаться использовать цветовую раскладку по памяти, то теперь, когда я старательно перемешал тюбики — такой возможности нет.

Вертикально ставлю на ощупь холст 40×50. Подушечки пальцев изучают зернистую фактуру. Я как бы пытаюсь прочувствовать плоскость, хоть и ощущаю притворство. Кондиция пока не достигнута. Нужно продолжать пить и вслушиваться.

Юношеская ломка совсем пропала, когда к кончикам ног подступает онемение. На чём же я остановился?

Религия.

В целом я давно понял о невозможности чему-либо дать определение, и уж тем более о тщетности классифицировать потребность во всех этих человеческих пристрастиях. Одно дело, когда сознание требует наслаждения через тело, но совсем другое, когда несуществующая душа (порождённая сознанием под знаком собственной неполноценности) требует наслаждения личного.

Встаёт серьёзная дилемма: выбрать протоптанный путь в виде всевозможных религиозных учений, либо создать свою, став единственным последователем, а значит и обладателем куда более целостного служения за счёт понятных правил послушничества.

Сейчас идея создать собственный прототип для поклонения (тем самым замкнув цепочку посвящённых) кажется логичным действом. Вполне благоразумно начать путь именно с самобытной иконы, где чувства оставят свой неподдельный след. Алкоголь же, этот герой, служит громоотводом для поражающего сознания.

Напился я прилично. Можно начинать. Рука открывает первую попавшуюся краску. Точнее не так. Рука открывает нужную краску, избранную самим случаем, тем самым приобретя сакральное значение. Делать осознанные мазки нельзя, поэтому после выдавливания краски на палитру, стараюсь сосредоточить нутро на вещах, приносящих неподдельную радость. А ещё на вещах пугающих;

Я сосредотачиваюсь на образах любимых людей, и тех, кого ненавижу. Я стараюсь собрать имеющиеся чувства, как бы объединив целый мир в один маленький шарик, передав силу бытия в рисующую руку.

Мама. Отец. Сестра. Редкие друзья. Продавщица в соседнем магазине. Бездомный за углом у больницы. Батюшка в церкви. Сантехник. Школьницы. Одноклассницы. Парни. Машины. Часы. Шины. Стеллажи. Страх. Обязанности. Социум. Отношения. Границы тела. Физика. Цифры. Клонирование. Вид крови. Презервативы. Смазка. Запах пота. Сад живых кукол. Близорукость. Болезни. Гениталии. Слюни. Животные. Собаки. Кошки. Секс за деньги. Слова без поступков. Рождение. Боль. Страх этой боли. Парадоксы вселенной. Бесконечность. Внутренняя замкнутость. Выдуманные миры. Трагедия. Быстротечность. Седые волосы. Сколиоз. Травмы. Большие предметы. Цвета. Золотые зубы. Выпадающие волосы. Пульс. Давление. Океан. Реки. Млекопитающие. Поэзия. Кинематограф. Носки. Драгоценности. Убийство. Нож. Овощи. Салат. Улыбка. Последняя улыбка. Детские травмы. Вечные ошибки. Стыд. Сожаление. Вещества. Алкоголизм. Нищета. Запах уличного туалета. Запреты. Правила. Бред. Развитие. Авторитаризм. Серость. Безумие. Небытие. Смерть. Освобождение. Патриотизм. Терроризм. Катастрофы. Расы. Территории. Математика. Мат. Крик. Смирение. Хобби. Продажность. Презрение. Атавизмы. Искусство. Одиночество. Память.

Сильно кружится голова. Создаётся чувство невозможности объять видимый свет, но я отчаянно размазываю рукой краски с зажмуренными глазами. Страх дисциплинирует. Дыхание спирает. Появляются зачатки духовного транса. Воображение рисует африканские барабаны. Перепонки начинают ныть. Дёргаюсь. Поддаюсь собственной выдумке. Да. Я её пугаюсь.

Несмотря на казавшуюся погруженность, головной подкорке хватает сил держать в обозрении и реальность, где я ушел спать. Нельзя сильно шуметь, иначе с проверкой могут нагрянуть родители, и что они тогда там увидят?

Пьяный и голый сынок, весь в краске, безумно дёргается, словно в него вселился дьявол. А на дорогом холсте — непонятная мазня.

Для православной семьи эта сцена вполне может стать весомым ударом, либо разочарованием. В документальных сюжетах по телевизору иногда показывали таких персонажей, после чего приезжала скорая, забирая их в дома для душевнобольных. Иногда взбредает в моменты отчаяния, что лучшего места для жизни не найти. Но я держусь изо всех сил. Нельзя расстраивать родных и любимых.

Под нестрижеными ногтями чувствую краску, начавшую медленно застывать. Она формирует неприятные ощущения, которым я становлюсь благодарен. В моём сознании дом пропадает, и вся грязь на руках окрашивается в грязь уличную. Отец. Да. Я согрешил. Я отрёкся от тебя, всевышний. Мои мысли путанные и глупые, но это я настоящий, отец. Понимаешь?

Ты больше не отвечаешь. Ты больше не слышишь меня, а если и да, то пытаешься сделать вид, словно я обращаюсь не к тебе, а кому-то другому. Вот я и взбесился и прямо сейчас чудачу. Слышишь? Отче…

Знал ли ты, что жив ты и