Чак Паланик - Дневник
Только ее стофунтовая шина, ее нога в фибергласовом коконе, не дает Мисти вывалиться из окошка следом. Потом две руки обхватывают ее сзади, и чей-то голос говорит:
– Мисти, нет.
Кто-то втаскивает ее в комнату, и это Полетта. Гостиничное меню валяется на полу. Не выпуская Мисти, Полетта крепко сцепляет руки и наклоняет ее, вращает вокруг тяжелого якоря шины и припечатывает лицом к перепачканному краской ковру.
Отдуваясь и волоча свою здоровенную фибергласовую ногу, свое ядро на цепи, обратно к окошку, Мисти говорит:
– Это Табби.
Она говорит:
– Там, на пляже.
Ее катетер опять выдернулся, все в брызгах мочи.
Полетта поднимается на ноги. Она корчит мерзкую рожу, «мускул брезгливости» стягивает ее лицо к носу, и она вытирает руки о темную юбку. Она заправляет выбившуюся блузку под пояс и говорит:
– Нет, Мисти. Это не Табби.
И поднимает с пола меню.
Мисти должна спуститься вниз. Выйти наружу. Она должна найти Табби. Полетта должна помочь ей с шиной. Они должны вызвать доктора Туше, чтобы он ее снял.
И Полетта качает головой и говорит:
– Если с вас снимут шину, вы останетесь калекой до скончания дней.
Она подходит к окну и захлопывает его. Закрывает его и задергивает шторы.
Лежа на полу, Мисти говорит:
– Полетта, пожалуйста. Помоги мне встать.
Но Полетта лишь цокает языком. Она выуживает бланк заказа из бокового кармана юбки и говорит:
– На кухне закончилась «белая» рыба.
И просто для протокола: Мисти все еще в ловушке.
Мисти в ловушке, но ее ребенок, возможно, жив.
Твой ребенок жив.
– Бифштекс, – говорит Мисти.
Мисти хочет самый толстый кусок говядины, какой они только смогут найти. Хорошенько прожаренный.
24 августа
На самом деле Мисти хочет нож для бифштексов. Она хочет зазубренный нож, способный вспороть эту шину, и еще она хочет, чтобы Полетта, унося поднос после ужина, не заметила, что ножа на нем нет. Полетта не замечает, и более того, не запирает за собой дверь. Зачем нужны лишние движения, когда Мисти стреножена тонной ебучего фибергласа.
Всю ночь напролет Мисти колет и режет. Мисти пилит шину. Поддевает ножом осколки, собирает их в кулак и закидывает под кровать.
Мисти – узник, копающий путь наружу из очень маленькой одиночной камеры, камеры, изукрашенной птичками и цветочками, фломастером Табби.
Только к полуночи Мисти успевает сделать разрез от талии до середины бедра. Нож постоянно соскальзывает, втыкается в бок. Добравшись до колена, Мисти начинает засыпать от усталости. Вся в струпьях, в корке засохшей крови. Прилипшая задницей к простыне. К трем утра она добирается только до середины голени. Почти свободна, но уже засыпает.
Она просыпается от какого-то шума, по-прежнему крепко сжимая нож.
Еще один самый длинный день в году. Опять.
На парковке снаружи резко хлопает дверь машины. Если Мисти придержит распоротый фиберглас, то сможет допрыгать до окошка и посмотреть. Это бежевая машина окружного управления. Детектив Стилтон. За рулем его нет, на парковке тоже, стало быть, он зашел в гостиницу. Может быть, он ищет ее.
И может, на этот раз он ее найдет.
Мисти вновь принимается орудовать ножом для бифштексов. В полусне, клюя носом, наносит удары и протыкает икроножную мышцу. Кровь хлещет фонтаном, темно-красная кровь на ее неестественно белой коже. Нога пробыла взаперти слишком долго. Еще удар, и нож входит в голень, лезвие рассекает тонкую кожу, втыкается в кость.
Продолжая штыковую атаку, Мисти льет ручьи крови, фиберглас летит щепками. Летят ошметки цветочков и птичек. Волос и кожи. Мисти хватает обеими руками края разреза. Разваливает шину надвое, пока нога наполовину не вылазит наружу. Зазубренные края защемляют бедро, вгрызаются в истыканную ножом кожу, фибергласовые иголки застревают под ней.
О, дорогой милый мой Питер, ты и сам знаешь, как это больно.
Ты чувствуешь это?
Пальцами, изрезанными осколками фибергласа, Мисти вцепляется в рваные края и тянет их в разные стороны. Мисти сгибает колено, высвобождая его из прямой жесткой шины. Первой наружу вылазит бледная коленная чашечка, измазанная кровью. Ни дать ни взять голова новорожденного. Птенец, проклюнувшийся из скорлупы. Затем – бедро. Мисти рожает ребенка. Наконец, ее голень пробивается наружу из развороченной шины. Один взмах, и нога – на свободе, шина соскальзывает, крутится, накреняется и с грохотом падает на пол.
Куколка. Бабочка появилась на свет, вся в крови, усталая. Рожденная заново.
Шина грохочет так громко, что сотрясаются шторы. Картинка в рамке – гостиница «Уэйтенси» – стучит по обоям. Зажав уши руками, Мисти ждет, что сейчас сюда кто-нибудь явится. Обнаружит, что Мисти освободилась, и запрет дверь снаружи.
Мисти ждет, пока ее сердце стучит триста раз, быстро-быстро. Считает удары. И – тишина. Ничего не происходит. Никто не пришел.
Медленно, плавно Мисти выпрямляет ногу. Сгибает колено. Проверка. Ни капли не больно. Опираясь на тумбочку, Мисти сбрасывает ноги с кровати и шевелит пальцами. Взяв окровавленный нож для бифштексов, рассекает спираль лейкопластыря, которым катетер приклеен к ее «здоровой» ноге. Вытянув из себя прозрачную трубочку, сматывает ее на кулак и швыряет на пол.
Один… три… пять осторожных шагов к платяному шкафу, откуда она достает свою блузку. Старые джинсы. Рядом, в пластиковом чехле, висит белое сатиновое платье, которое Грейс перешила для Мистиной выставки. Ее венчальное платье, рожденное заново. Она натягивает на ноги джинсы, застегивает пуговицу и «молнию», тянет руку за блузкой… и джинсы падают на пол. Вот насколько она похудела. И где теперь ее крутые бедра? Ее задница – просто два сморщенных кожаных мешочка. Джинсы валяются у ее лодыжек, измазаны кровью из ножевых порезов.
Отыскивается юбка, которая впору, вот только она не Мистина. Она Таббина, клетчатая, плиссированная шерстяная юбка, которую где-то откопала Грейс.
Даже туфли теперь велики, и Мисти приходится подобрать пальцы, чтобы туфли не спадали.
Мисти долго прислушивается, пока не убеждается, что в коридоре никого нет. Открывает дверь и направляется к лестнице, юбка липнет к окровавленным ногам, лобковая щетина трется о трусы. Сжимая пальцы на ногах, Мисти хромает вниз по лестнице, четыре этажа до вестибюля. У стойки регистрации, среди своих чемоданов и сумок, стоит летняя публика.
Сквозь двери вестибюля видна бежевая машина окружного управления, по-прежнему на парковке, пустая.
Женский голос говорит:
– О мой бог.
Это какая-то летняя женщина, стоящая рядом с камином. Закусив свои длинные пастельные ногти, она таращится на Мисти и говорит:
– Боже мой… ваши ноги…
Мисти все еще крепко сжимает кровавый нож для бифштексов.
И тут люди у стойки регистрации поворачиваются в ее сторону. Портье за стойкой, кто-то из Бёртонов, Сеймуров или Кинкейдов, наклоняется и что-то шепчет, прикрыв ладонью рот, другому портье, девушке, и та, кивая, поднимает трубку внутреннего телефона.
Мисти направляется к дверям столовой, минуя взгляды побледневших лиц, людей, что морщатся и смотрят в сторону. Минуя летних женщин, подглядывающих сквозь пальцы, тонкие, как паучьи лапки. Минуя столики номер три, семь, четыре, десять… и вот он, детектив Стилтон, сидит за столиком шесть с Грейс Уилмот и доктором Туше.
Пшеничные булочки с земляничной начинкой. Кофе. Заварные пирожные. Половинки грейпфрута в хрустальных чашах. Эти трое завтракают.
Мисти подходит к ним, сжимая кровавый нож, и говорит:
– Детектив Стилтон… моя дочка. Моя дочка, Табби.
Мисти говорит:
– Я думаю, она все еще жива.
Не донеся до рта ложку с грейпфрутовой мякотью, Стилтон говорит:
– Ваша дочь умерла?
Она утонула, говорит ему Мисти. Он должен послушать. Неделю, три недели назад, Мисти точно не знает. Она не уверена. Ее заперли на чердаке. Надели ей на ногу здоровенную шину, чтобы она не сбежала.
Ее ноги под клетчатой шерстью – по ним течет кровь.
Теперь уже вся столовая смотрит на них. Ловит каждое слово.
– Это заговор, – говорит Мисти.
Она протягивает руки, чтобы успокоить Стилтона. Вид у него испуганный. Мисти говорит:
– Спросите у Энджела Делапорте. Вот-вот случится что-то ужасное.
Кровь, засохшая на ее руках. Ее кровь. Кровь, текущая из ее ног, пропитавшая насквозь клетчатую юбку.
Таббину юбку.
И чей-то голос говорит:
– Ты все испортила!
Мисти оборачивается, и это Табби. Она стоит на пороге столовой, на ней белая блузка с оборками и простые строгие черные слаксы. Подстрижена коротко, «под пажа», в правом ухе – сережка, красное эмалированное сердечко, которое сто лет назад, на глазах у Мисти, вырвал из мочки уха Уилл Таппер.
Доктор Туше говорит:
– Мисти, вы что, опять пьяная?
Табби говорит:
– Мам… моя юбка!
И Мисти говорит:
– Ты не мертвая.
Детектив Стилтон промакивает губы салфеткой. Он говорит:
