Игорь Мельник - «Новый завет»
«Мы знаем, что Закон духовен, а я плотян, предан греху… Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю что хочу, а что ненавижу, то делаю… Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с Законом, что он добр, а потому уже не я делаю, а живущий во мне грех…»
Вы чувствуете, как он ловко заворачивает? Ещё немного и окажется, что Закон и грех — одно и то же. Он делает ещё один заход.
«Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу Закон, что, когда хочу делать доброе, принадлежит мне злое».
Насладившись эффектом от такой головоломки, Павел с сарказмом восклицает:
«Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?»
И сам же отвечает: «Закон духа жизни во Христе освободил меня от закона греха и смерти». Понятно, о каком законе речь?
«Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, израильтян… Ибо не все те израильтяне, которые от Израиля, и не все дети Авраама, которые от семени его…
А Израиль, искавший Закона праведности, не достиг до Закона праведности. Почему? Потому что искали не в вере, а в делах Закона».
Красиво, ничего не скажешь. Эти буквоеды, которые живут по писанию… Разве ж у них правда?
«Итак, спрашиваю: неужели Бог отверг народ Свой? Никак. Ибо и я израильтянин, от семени Авраамова, из колена Вениаминова… Что же? Израиль, чего искал, того не получил; избранные получили, а прочие ожесточились…»
Избранные. Сам Павел, например.
«Здесь нет различия между иудеем и еллином, потому что один Господь у всех… Вам говорю, язычникам. Как Апостол язычников, я прославляю служение мое».
Покончив (на этот раз) с национальным вопросом, Павел переходит к идеологии.
Для начала — христианская доброта по Павлу.
«Если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, то напои его;
Ибо делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья».
«Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога…
Противящийся власти противится Божьему установлению…
Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее…
Если же делаешь зло, бойся, ибо не напрасно он носит меч: он Божий слуга…
Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители…»
Именно так. Именно для римлян. Правильный прицел, правильное место. Но вот время…
И под конец — организационные вопросы.
«Как только предприму путь в Испанию, приду к вам».
Планы были грандиозные. Если бы ещё не вмешивались в них иерусалимские пресвитеры!
«А теперь я иду в Иерусалим, чтобы послужить святым, ибо Македония и Ахайя усердствуют некоторым подаянием для бедных между святыми в Иерусалиме».
Это клад, а не фраза! Первое, письмо написано в Греции или Антиохии — сразу по возвращении. Второе, Павел несёт иерусалимским боссам деньги (помните, в чём его Иуда обвинил?)
Третье, святой — официальный ранг в новой церкви, нечто, вроде полковника.
Четвёртое, среди них есть богатые и бедные.
Пятое, Пётр в это время сидит в камере, ожидая смерти, а Иакову Воанергесу уже отпилили голову.
«Представляю вам Фиву, сестру нашу, диакониссу церкви Кенхрейской. Примите ее, как прилично святым, и помогите ей, в чем она будет иметь нужду».
Связи налажены, Павел двигает фигурами и готовит визит. Ещё момент — женщины могли занимать высокие посты в новой организации. Сегодня христианская церковь таким либерализмом не блещет.
«Приветствуйте Прискиллу и Акилу, моих сотрудников…»
Так-так. Клавдий ещё не изгонял евреев из Рима. Так что, когда через несколько лет Павел шёл из Афин в Коринф, он знал к кому шёл.
Кроме семьи палаточников Павел передаёт приветы куче народу в Риме, из чего следует, что филиал в Вечном городе насчитывал уже несколько десятков человек.
И ему казалось, что никаких проблем с поездкой в столицу не будет. Если бы не Клавдий.
«Приветствует вас Тимофей, сотрудник мой… …И Луций, Иасон и Сосипатр, сродники мои…»
Сродники. Если помните, в Иерусалиме его племянник предупредил сотника о готовящемся покушении на апостола. Видимо, Павел обратил всю родню. Ну, зная его характер, этому не надо удивляться.
«Привествую вас в Господе и я, Тертий, писавший сие послание».
Так-с. Павел (фарисей) диктует, грамотный Тимофей (Лука) кивает головой, а пишет почему-то Тертий. Римлянин. Он пишет на латыни, которую ни Лука, ни Павел не знают.
А вот изюминка — под занавес.
«Приветствует вас Ераст, городской казнохранитель».
Без комментариев.
Первое послание к коринфянам.
Коринф. Сюда Павел пришёл после неудачного спора с афинскими софистами.
Здесь он зарабатывал на жизнь, изготавливая палатки с Акилой, и ждал Тимофея с деньгами.
Здесь он, начав проповедовать в синагоге, был «поругаем» иудеями, после чего в открытую стал обращать язычников. Здесь иудеи попытались привлечь его к суду.
Именно здесь его ученики из язычников собрались учинить погром, и для начала публично избили начальника местной синагоги. Хороший городок. Многообещающий.
«Умоляю вас, братия, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений…
Сделалось мне известным о вас, что между вами есть споры…
Я разумею то, что у вас говорят: “Я Павлов”; “Я Аполлосов”; “Я Кифин”; “А я Христов”. Разве разделился Христос?»
Только этого Павлу и не хватало. На коринфян у него была твёрдая надежда, а тут…
Значит, в Коринфе собрались те, кого крестил Павел — это понятно. Крестники Аполлоса тоже не должны нас удивлять.
Этого александрийца, если вы помните, добрые Акила с Присциллой, после основательного инструктажа, отправили в Грецию с миссией.
А вот «Кифины», то есть, Петровы? Эти присматривали за всеми остальными. Пётр старался держать руку на пульсе. Но между этими группами были разногласия.
Павел смотрел на дело несколько иначе, чем Пётр — в дальнейшем эти разногласия лишь углубились.
С Аполлосом понятно — ещё в Ефесе он продемонстрировал свою самобытность в религиозных вопросах.
«Ибо и иудеи требуют чудес, и еллины ищут премудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для еллинов безумие…»
Тут курс надо тщательно разрабатывать.
«Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных».
Материал, конечно, бросовый, что и говорить. Но нужно использовать то, что есть.
«Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым».
Вот и решение. От противного, так сказать.
«Это, братия, приложил я к себе и Аполлосу ради вас, чтобы вы научились от нас не мудрствовать…
Ибо кто отличает тебя? Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, будто не получил?
Вы уже пресытились, вы уже обогатились, вы стали царствовать без нас…»
Распри добрались и до Коринфа. Павел решил объединиться с Аполлосом, чтобы противостоять Петру — пока теоретически.
«О, если бы вы и в самом деле царствовали, чтобы и нам с вами царствовать!»
А раз вы не царствуете, будьте добры — извольте соответствовать высокому званию.
«Для сего я послал к вам Тимофея, который напомнит вам о путях моих, как учу я везде…»
Допрыгались, ребята.
«Чего вы хотите? С жезлом придти к вам, или с любовью?..»
Павел строг, как никогда. Неужели его так разгневали обыкновенные дрязги, или было что-то ещё?
«Есть верный слух, что у вас появилось блудодеяние, и притом такое блудодеяние, которого не слышно даже у язычников, что некто вместо жены имеет жену отца своего…»
Вот оно, что! Павла и его церкви обвиняли во многих вещах — еле отстреливался. А тут такой подарок злопыхателям.
Он решил железной рукой навести в Коринфе порядок, пока туда не добрались иерусалимские пресвитеры.
Возможно, он делал это для Петра?
В любом случае, Павел хотел остаться в Коринфе главным. И даже передёрнул немного — ведь грехом этим баловался ещё сынок Иакова-Израиля.
«Сделавшего такое дело, в собрании вашем предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен».
Вот так. Калёным железом.
«Итак, извергните развращенного из среды вас».
Павел хотел избавиться от повода для упрёков.
Кроме того, распри внутри общины перерастали в гражданский иск. Кроме власти речь шла о деньгах — её непременном атрибуте.
«Как смеет кто из вас, имея дело с другими, судиться у нечестивых, а не у святых?»
Не надо выносить сор из избы, ребята. Мы тут сами разберёмся.
«Разве не знаете, что мы будем судить Ангелов, не тем бы более дела житейские? А вы, когда имеете житейские тяжбы, поставляете своими судьбами ничего не значащих в церкви».
