Кристофер Мур - Венецианский аспид
Порция заглянула в ларец с его зловонным бурым насельником, но никакого пергамента, сходного с тем, что в золотом ларце нашел марокканец, не обнаружила. Посмотрела на стряпчих – те пожали плечами.
– Стишка тут нет.
– С серебром ничего не рифмуется, а? – заметила Нерисса.
Явление шестнадцатое
Мерзавец каких мало
– Что-то я не уверен, Яго, – сказал Родриго. – Кассио, похоже, очень мил.
– Он не мил. Когда напьется – сущий дьявол, как вскоре сам ты убедишься. Я презираю его, он мне отвратителен, я не люблю его до крайности. Ненависть моя к нему в сравненье с ненавистью – все равно что ненависть в сравнении с любовью. Так что не стоит говорить: он мил.
– Ну, я не в смысле мил, а в смысле – держится, как благородный.
– Настолько благороден, что отхарит твою Дездемону – и глазом не моргнет. Какие шансы будут у тебя, нескладного ежа, после того, как побывает она с таким привлекательным негодяем? Пей давай, укрепляйся перед боем.
– Варом отдает.
– Пей. Согреешься в ночи, пока к тебе я Кассио не доставлю.
– А это будет – где?
– У стен Цитадели, в узком переулке – увидишь в окне красный фонарь, там живет куртизанка Бьянка, что прелести свои распродает за тряпки и прокорм, но в этом франте души не чает[137]. Подождешь в темноте, в трех дверях оттуда. Когда напьется – а это произойдет довольно скоро, – я вложу ему в голову мысль, что она за ним посылала. Он, слыша про нее, не в состоянье сдержать веселый смех[138], и на зов пойдет как миленький. Я двинусь следом, не попадаясь на глаза. Держи свой меч на изготовку – и рысью в драку. Как только схватитесь вы с ним, я подыму тревогу и привлеку стражу, чтоб засвидетельствовала негодяйство Кассио и то, что напал он на тебя облыжно.
– Так мне его убить?
– Коль случится, так случится, тем радостней всем нам, но надо вам подраться. Пред тем, как нанести убийственный удар, советую претерпеть легкое раненье.
– Легкое раненье?
– А коли не удастся, ну что ж – как друг твой я обязан буду нанести тебе его сам. Для виду.
Родриго раскрыл было рот что-то возразить, но смолк, не начав, посмотрел на старого трактирщика, что как раз проковылял мимо с охапкой дров для очага.
– Говори без страха, – молвил Яго. – Он глух.
– Сдается мне, прилично будет не доверять тому, что он так глух, каким представляется.
– А, здравая мысль. Походка немощна его, но вот в глазах я примечаю какой-то очень похотливый блеск. Подозреваю, он в мое отсутствие творит делишки темные с моей женой.
– Правда? И трактирщик тоже? Друг Яго, прошу простить, если превышаю полномочия, но вам нужно серьезно с ней поговорить.
– Потом. Теперь же ступай отыщи себе место у дома Бьянки. Я уже видел, как он пьет: одного кубка с него довольно, чтоб его штормило. Тогда он пустится на поиски скользких ночных приключений. Ступай, будь там, а я пойду в караулку к портовым офицерам со свежим кувшином вина. Давай, давай, Родриго, вслед иди за Кассио[139].
– Иду, – сказал Родриго, направляясь к двери и возложив руку на рукоять меча. Затем повернулся и сделал два шага назад, словно бы по инерции. – Я опрометью в бой, Яго. Я словно бы во сне.
– Иди!
– Иду!
Пошел.
Яго опрометью взбежал по лестнице – спрятать крохотную лакированную шкатулку, которую стянул с трупа Брабанцио. Тогда в ней еще оставалось замедляющее зелье. Крохотный комок, даже меньше, чем они подкинули в амонтильядо дураку, но Яго его сберег. Для мавра, быть может, а еще лучше – для Дездемоны. На Кассио его жаль тратить – ибо то была единственная правда, которую он сообщил Родриго: после кубка-другого Кассио будет практически беспомощен.
Яго потер шкатулку о рукав, и черный аспид под красным лаком сверкнул под лампою зеленым глазом. Примечательная восточная штукенция. Яго хранил ее под парой перчаток у себя в дорожном сундуке. Очень, очень любопытная штуковина.
ХОР:
Под прибывающим полумесяцем два темных существа таились так у края гавани: одно вступило в круг теплого света от ламп караулки под маской дружбы и радушия, второе чернильной тенью лежало средь камней на берегу. Наблюдало.
Яго поставил кувшин на стол, за которым с пером в руке над амбарной книгой сидел Кассио.
– Давайте, капитан, несите кубки, у меня есть жбанчик вина[140], а мы еще не отпраздновали нашу победу штормом над генуэзцами и не выпили за здоровье доблестного Отелло и его новенькой жены.
– Не в этот вечер, добрый Яго, – ответил Кассио. – Бедная голова моя, к несчастью, плохо переносит вино. Я бы желал, чтобы для выражения взаимной любезности придумали бы другой обычай развлечения[141].
– О, ведь это наши друзья![142] И нам пристойно отпраздновать жизнь – а с нею и наших врагов, чья гибель спасает наших друзей от опасности. За жизнь, всего один кубок?
– Я уже выпил один кубок сегодня вечером; он был искусно разбавлен, и все же – как здесь все переменилось![143] Цифирь танцует на странице, что разбегающиеся мураши.
– Всего кубок? Один, и я расскажу вам хорошие новости, весть только для вас, что сотрет с вашего чела все морщины и натянет их у глаз улыбками. Один кубок, за неожиданность.
– Ну, так и быть – вон кубки на камине. Только один.
Яго снял кубки с полки над очагом – тяжелые цилиндры зеленого муранского стекла, грохнул ими о стол и плеснул в оба вина, брызнув и на угол реестра Кассио.
– Ну, пейте же со мной. За Венецию! За Отелло! За Дездемону! Да благоденствует их постель![144]
– Что?
– Вы знай, блядь, пейте.
Выпили до дна. Яго наблюдал за капитаном из-за обода своего, а Кассио пил и морщился. Стукнув кубком о стол, он весь передернулся.
– Ну, выкладывайте добрую весть, – сказал он.
– Еще один!
– Нет, еще один – и глядите, в голове какая пертурбация. Я в этом слаб, к несчастью, и добавлять не смею больше[145].
– Но я вам расскажу – и будете рады. Честное слово.
Кассио сощурился и пристально посмотрел на Яго, словно пытаясь разглядеть истину в мареве, подымавшемся вокруг него, – и вдруг его увлек пурпур, которым вино окрасило его амбарную книгу, смешавшись на странице с чернилами.
– Ладно, еще один. Начисляйте, добрый Яго!
Яго начислил.
Кассио встал и широким жестом – с немалым расплеском притом – поднял тост:
– За Отелло, за Дездемону, за Венецию, за Яго, за сиськи! – за сиськи выпить непременно надо, уж коли пьете вы за счастье – за…
– Венецию! – подхватил Яго.
– Венецию? А как же сиськи?
– Вы знай, блядь, пейте.
– Ну.
Выпили, и кубки грохнули о стол, как молотки-близнецы на аукционе.
– Еще разок! – объявил Кассио.
– Но ваш сюрприз. Я должен передать известье вам.
– Божий кровоспуск, Яго, вы болтать намерены или бухать? Разливайте! – И Кассио протянул свой кубок, словно требовательный побирушка.
– Куртизанка Бьянка послала меня вас привести. Она вас хочет видеть сегодня. Сейчас.
– О, Бьянка. – Кассио взял кубок на грудь. – Она ко мне сюда порой заходит. Кокетливая потаскушка. Сдается мне, я ей небезразличен. Годная женщина.
– Знамо дело. Красотка.
– Ну тогда что ж. Пошли! Вперед! Пойдемте, Яго. К прекрасной Бьянке. – Кассио ринулся в открытую дверь. Меч в ножнах зацепился за косяк, и он крутнулся три раза на месте – и только потом обрел верный курс, более-менее в море.
– Вы неизбывно жалкий выпивоха, – сказал Яго, высовываясь за ним следом в дверь.
Преувеличенно широким шагом Кассио вернулся к Яго и остановился, едва ли не нос к носу.
– Нет, вы!
– Бьянка, – напомнил Яго.
– Точно. Бьянка. Аххх! – И капитан ринулся во тьму.
– Кассио!
– Чего? – Тот остановился, обернулся. – Чего вам, негодяй?
– Вы знаете, куда идете?
– Ни, блядь, малейшего понятья.
– Вдоль гавани, третий переулок направо, там до конца, до самой стены Цитадели. В ее окне увидите красный фонарь.
– Точно. Третий поворот. Ну да.
– Если свернете влево, упадете в воду и утонете.
– Не утону, я прекрасно плаваю. А вы мерзавец!
– Все равно ступайте лучше направо. Она вас ожидает.
– А вы разве не идете?
– Меня другой долг призывает.
– А, ну да. Жена. Эмилия. Аппетитный у нее талант, скажите?
– Ступайте! – Яго отвернулся, с трудом сдерживаясь, чтоб не прикончить флорентийца. – Отсюда послежу за вами, чтоб не перепутали поворот.
– Вы лучший боевой товарищ для солдата, добрый Яго. Прощайте!
Спотыкаясь, Кассио побрел вдоль порта. Яго дождался, пока он свернет в третий переулок, затем тронулся следом – быстро, поближе к стенам, в тенях. Узкий проход вился вверх по склону, чтобы смягчить крутизну подъема, но трехэтажные каменные дома все равно стояли по обе его стороны так тесно, что переулок освещала лишь узкая полоска синего неба, залитого лунным светом. Идти по улочке было все равно что на ощупь брести в пещере. А за несколько кварталов до Цитадели тьма сгустилась до того, что Яго потерял Кассио из виду – однако слышал, как он врезается в стены и матерится, вновь ложась на курс. Свернув за один крутой поворот, переулок стал пошире, и Яго увидел над собою высокие стены Цитадели, а внизу под ними – красный огонек в доме куртизанки. В кругу тусклого света размещалась очень высокая и худая фигура – мужчина ссал прямо на улицу и повернулся, когда Кассио подковылял к нему.
