Наукамоль - Хали Джейкобсон
– Будешь сегодня моим бол боем.
Старик злорадно улыбнулся:
– Черт с ним с этим Расти, вечный искатель приключений. Я предлагал ему все: деньги, должности, большое будущее. Но нет, он как дикорос, кактус среди пустыни. Его манят шоссе, рассветы и закаты, океан. Эта девочка свела его с ума, хотя что тут говорить – она того стоит. Ты ведь ещё не знаком с ней? Расти никогда не брал учеников. Значит что—то он в тебе увидел, бол бой. Когда—то они приезжали вместе ко мне отдыхать, это была хорошая традиция. Большой теннис, бассейн, пикник на моем поле для гольфа. Счастливое время, но ничего не вернуть уже обратно. Ты видел мой особняк?
– Да, он впечатляет, мистер Спенсер, – ответил я
– Теперь в нем живёт прислуга, редкие гости и некоторые из неудачников среди родни. А сам я переселился в гостевой домик, чтобы никого не видеть и не слышать, я устал каждый день подниматься и спускаться по этой проклятой винтажной лестнице и преодолевать за день километры находясь внутри собственного дома. Я вырос в бедной семье, в крохотной квартирке и когда я дорвался до больших денег меня понесло не в ту сторону. Сейчас мне 87 лет, и я все вижу, как на ладони, всю свою жизнь: первые 35 лет я шёл к богатству, затем следующие 35 лет я тратил эти деньги и тешил своё эго. Потом к счастью в моей жизни наступил ад и все изменилось. Тому времени я изрядно износил своё тело и разум, у меня начали проявляться признаки слабоумия и шизофрении. Все сразу, диагнозов не перечесть. Как только меня ни лечили, самые лучшие клиники и самые волшебные источники всего на свете. Мой сын, стоит отдать ему должное, шёл до конца и не сдавался. Он вырос личностью гораздо целостной и просветлённой нежели я. В этом есть и моя «заслуга», точнее вина. Я не видел и не слышал детей месяцами, находясь с ними в одном доме. Все время я был занят властью и деньгами, а также всеми сопутствующими им атрибутами. И когда я начал сдавать все отвернулись от меня: правительство, друзья, семья. Мой сын остался и это было самым сильным наказанием, потому что он сумел показать мне кто я есть на его фоне. И он смог простить меня, когда все закончилось. Врачи сказали, что уже ничего не изменить. Мне могли помочь лишь с тем, чтобы устроить длительную и комфортную смерть. Это все что я мог себе позволить со своими деньгами в конце жизни – одинокое увядание без памяти и сознания, но с круглосуточной нянечкой, проклявшей свою судьбу, глядя на этот пердящий овощ. Мы часто катались с сыном по городу, это успокаивало меня. Я уже не узнавал его. Я узнавал в нем бол боя, который подавал мячи на моем теннисном корте. На самом деле это был мой сын. Тот мальчик которого я часто унижал, прилюдно называя бол боем, заставляя подавать мячи пока мы с друзьями развлекались играя в теннис. И в те дни, когда Роджер возил меня по бульвару Сансет Бич у меня случались иногда прояснения памяти, я видел знакомые глаза полные грусти и сожаления и узнавал того самого бол боя, но не самого сына.
– Однажды Роджер обратился к Расти за консультацией, он не пользовался моими деньгами принципиально, ему нужен был недорогой юрист, услуги которого ему было по силам оплатить самостоятельно. Я ждал его в приёмной, когда вошла Кэрол. Я этого не помню. Но мы с ней немного поболтали. Мне эту историю рассказали уже после моего выздоровления. Она зашла в кабинет и прервала диалог Расти и Роджера вопросом: «Что с вашим отцом?» Роджер был слегка ошарашен, Расти извинился и попросил Кэрол подождать снаружи. Но мой воспитанный сын ответил ей, рассказал все как есть. Кэрол в ответ сказала, что пока человек жив его можно излечить. Естественно такие слова заинтриговали моего отчаявшегося сына. Хотя он слышал такое уже много раз от лучших светил мира. Но как он тогда сказал, в голосе этой девушки был симбиоз любви и уверенности. Он пробыл в кабинете Расти ещё минут пять, но уже совсем потерял нить разговора. Тогда Расти внезапно вскочил и позвал в кабинет Кэрол: «Мы не сможем продолжать пока ты не расскажешь мистеру Спенсеру, что ты имела ввиду! Я правильно читаю ситуацию?» – он взглянул огненным взглядом на Роджера.
«Да. Простите, мистер Доусон, но мысли о болезни отца выбивают меня из колеи» – ответил Роджер.
«Попробуй уложиться за пять минут, Кэрол, а я пока приготовлю вам кофе»
«Я могу уложиться и за минуту!» Кэрол взяла лист бумаги для заметок и написала на нем всего одно слово – «овощи». «Это ваша диета на месяц, мистер как вы там…»
«Спенсер» – учтиво напомнил Роджер.
«Да. Овощи цельные, овощные салаты, заправленные кокосовым маслом, как хотите. Вместо воды, если есть такие финансовые возможности давайте кокосовое молоко. Можете добавить десятую часть фруктов. Больше ничего нельзя. Приходите через месяц, если результат вас впечатлит, обсудим дальнейшее лечение. Главное, мистер Спенсер, не думайте и не анализируйте, современная медицина – это вовсе не священная истина, просто попробуйте, Вы и ваш отец уже все равно ничего не потеряете»
– Роджер признался мне, что так и не решился на такое «глупое» лечение. Но вскоре я вывел его из себя, в очередной раз назвав никчёмным бол боем, и он ради мести посадил меня на эту диету, на целых две недели. Прислуга кормила меня только овощами и зеленью, с редкими вкраплениями фруктов, а сам Джордж полетел отдохнуть на недельку другую во Флориду. И так расслабился там, что и позабыл о своём распоряжении прислуге кормить меня овощами. Но мне кажется все он прекрасно помнил, но к счастью был непоколебим. А ещё перед отъездом продал мои дорогущие именные часы, которые мне подарили в качестве признания меня почётным членом гольф клуба, негласное признание клуба миллионеров и пожертвовал на вырученные деньги местной теннисной школе тысячу теннисных мячей, оплатил там ремонт и все чем только можно было помочь. Школа не элитная, для простых граждан, финансируемая городским бюджетом. Такой вот поступок. Они до сих пор устраивают детский турнир в мою честь. Теперь я понимаю, что возможно лучший поступок в моей жизни сделанный от моего имени был осуществлён без моего участия. Жизнь такая странная штука. По возвращению Джорджа ожидал
