Наукамоль - Хали Джейкобсон
Спустя восемь лет я получил свой экземпляр Наукамоля. Лица в политической системе пере тасовались, но ничего в корне не поменялось и не поменяется.
– Ты вероятно думаешь, что я набросился на чтение, как только вышел из овального кабинета? Нет. Я был абсолютно спокоен и удовлетворён. Наукамоль был не моей мечтой, это была мечта Расти. И то что я теперь держал экземпляр в руках было заслугой во многом его, и я сделал многое чтобы заполучить желанное. Я так и не прочёл его ни разу, ни слова. Выждав некоторое время я вышел на Расти и все рассказал. Его реакция была неоднозначной. Сначала его охватила эйфория, он вскочил из кресла и орал на весь кабинет, как – будто только что выиграл матч за Super Ball. Затем жадно взмолился показать ему эту вещицу. Я не томил его ожидания. Руки Расти тряслись как у последнего дёрганного алкаша. Он держал книгу и смотрел казалось сквозь неё, несколько раз порываясь наконец открыть её. Он сидел перед ней три часа. То порываясь открыть, то улыбаюсь восклицал: «Твою мать, Винс, засранец, как ты это сделал? Как же не вовремя, чёртов засранец, ты сделал это!» Я ничего не говорил, понимал, что для Расти это сильный эмоциональный момент, один из двух – трёх самых сильных, каких только может быть у человека на протяжении всей жизни.
Вся эта безумная погоня длиною в десятки лет вдруг закончилась победой. Когда слишком долго чего—то добиваешься, страшнее всего становится получить это, быть лицом к лицу с целью. Он не был готов к такому роскошному подарку. Потом он закрыл глаза ладонями и зарыдал: «Я не могу, Винс! Я поклялся ей, что между нами больше ничего и никогда не станет. Я так долго гонялся за этой штуковиной и не замечал, что именно Кэрол всегда была для меня настоящим источником всего – любой информации, знаний и чувств. Она мой мир. У нас собственный мир, в котором свои секретные книги и тайны. Как только я открою Наукамоль я все потеряю. Но что обрету, Винс? Знания, которые перечеркнут весь мой жизненный путь? Все что я наделяю смыслом, все во что верю обретёт иной угол зрения. Я слишком стар, Винс, чтобы разочароваться в жизни. Я больше не в игре, понимаешь? Мне уже за семьдесят».
Расти встал все ещё судорожный и заплаканный, подошёл ко мне и обнял: «Прости, Винс. Ученик превзошёл учителя – это мои слёзы радости. Чёртова книга мне больше не интересна. Ты и моя семья – единственное что наполняет меня и делает счастливым. А это, – он покосился на Наукамоль, – Дело молодых. – Тебе уже тоже за пятьдесят, не ввязывайся в это, – он снова покосился на книгу». Больше мы никогда не обсуждали эту тему. Наукамоль долго валялся в моей библиотеке нетронутым.
– Ты послушал, Расти?
– Да. Мне действительно Наукамоль не интересен, и я считаю Расти прав, эта вещь не для тех, кто думает о покое. Когда ты состоялся в жизни, многого добился, мысль о том что все может быть бессмысленно сильно пугает. И действительно наступает возраст, у каждого свой, когда ты переступаешь точку невозврата, когда ты уже не в силах отказаться от своего пройдённого пути и начать все заново.
– Винс, ты не можешь его сжечь!
– Ты не понимаешь, Джимми! – глубоко вздохнув сказал Винсент, – Виски просится наружу, бак переполнен, – ушёл от развития своей мысли советник.
Винсент посмотрел мне глаза пытаясь найти в них какие—то ответы. Он пошёл отлить. Его долго не было. Через пол часа наступил рассвет. В зоне видимости моих похмельных глаз не было ни души. Я сидел молча, даже в своих мыслях. Как питон переваривающий огромное нечто, я не смел даже смотреть на пакет Винса, все ещё надеясь, что он вот—вот появится.
Первые бегуны резали мой взгляд, лай собак, вырвавшихся на прогулку взрывал перепонки. Мир стал другим. Я одел наушники, включил Lana Del Rey – High by the beach, и поплёлся домой.
