Владимир Козлов - ЭМО
Олег: Был такой случай – какой-то парень себя порезал, кровь какой-то промокашкой промокнул и подходит после концерта: распишитесь мне на этом. Я говорю – давай нормальную бумажку. Нет, здесь же моя кровь, неужели вы не поняли? Боже мой, думаю, тебе, парень, надо голову лечить.
Максим: Эмо-кид – это такой чувак либо девушка, которые страдают, которые все в себе, у них, там, опущены глаза. И получается, что их единственный выход – это смерть, потому что этот мир тебя не понимает. Почему вены? Потому что это красивый способ. Можно же ведь и застрелиться. А здесь – красная кровь, лезвия, ножи… Ко мне иногда после концерта подходят за автографом – а у него вся рука в мелких шрамиках. Я ненавижу такое позерство. Если ты такой умный, то порежь себе вены и сдохни. А вот так вот себя искоцевать и ходить потом, показывать всем: ах, я весь в крови…
Олег: Если бы все это не было так распространено, то и реакция была бы другой. Говорили бы – вот какая стильная группа! Или: вот какая стильная молодежь! А так вызывает раздражение. И сейчас даже группы, которые никакого отношения к эмо не имеют, которые играют, там, рок или поп – все равно, все с челочками, в узких джинсах.
Максим: Всегда есть такая тема, что одни люди себя естественно ведут, а есть те, которые просто пытаются себя показать.
Олег: Раз эмо, то, получается, человек начинает бравировать своим тонким внутренним устройством, начинает пытаться себя выражать в каких-то видах искусства. В фотографии, например. Сфотографировать как-то вот, например, стакан и всем рассказывать, что он на него посмотрел и увидел в нем Вселенную. То же самое с поэзией – стихи писать. В принципе, многие пишут. Особенно в подростковом возрасте, а кто-то пишет всю жизнь. И никто не скажет, что это – эмо. Есенин – это эмо? Самое эмо – это, наверное, Бродский. Такое грубое эмо…
Максим: Из самых напыщенных эмо-боев практически каждый хоть раз, да сидел и ковырял себе руку. Чтобы вот так аккуратненько, не задеть никакой сосудик, но пусть шрамик останется. Чтобы прийти в школу и всем показать: вот, человек страдал. Это позерство такое – чтобы выделиться. Люди по-разному выделяются. Раньше если кто-то в широких штанах, с цепями – все думают: что за обезьяна? Теперь – если весь в черном, розовом…
Олег: Когда появились рэпперы, на это тоже смотрели поначалу как на что-то такое, а потом привыкли все, примелькалось, и нет особого внимания к ним. Потом – альтернатива, нью-металл, мазафака. Тоже широкие штаны, цепи, дрэды. Сейчас уже нет в этом ничего особенного. Скоро так и с эмо будет. Сейчас много таких людей – рэпперов, альтернативщиков, эмо, которые уже давно выросли из отрочества, а некоторые и юности. И никто себе вены не режет, ведут нормальную жизнь.
Максим: Все это хорошо, я считаю. Потому что девяносто девять процентов – если взять все население России – это, как их называют, «орехи» – недавно новое слово услышал. Орехи – это не гопники, нет. Просто обычные люди.
Сочи: Я на последнем концерте в Москве, когда там избивали людей, увидел всего несколько девочек в розовом, несколько мальчиков с накрашенными глазами, а все остальные – обычная молодежь. Джинсики, маечки. При этом они пришли на эмо-группу.
«Мы – по-любому андеграунд»
Максим: Мы недавно ходили на передачу – ее Илья Черт ведет. По питерскому «Пятому каналу», передача об андеграунде. Собрали всяких художников, писателей, музыкантов, а мы сидели как зрители, в первом ряду. И все там что-то орали: «Андеграунд есть!» «Андеграунда нет!» «Андеграунд – это когда нет коммерции, а как только коммерция, это уже не андеграунд!» И там сидел Артем Копылов, который выпускает наши альбомы. И он сказал, что коммерция есть по-любому. Ты продаешь свой альбом, ты получаешь за него деньги. Сейчас все это выросло в объемах по сравнению с тем, как было десять лет назад. Тогда, если на альтернативный концерт приходили триста человек, – это был успех. Сейчас, когда приходит тысяча, – это уже так себе… Вот мы сейчас будем играть на «Крыльях». Когда группы вроде нас играют на «Крыльях», это уже какая-то движуха вперед. Другое дело, что не пускают на радио, не пускают на каналы типа MTV и Муз-ТВ – ну и хер с ними. Бабки, наверное. Все решают бабки. Заплатил бабки – какой-нибудь Вася Пупкин, у которого папа где-то там. Все, показали его клип. Но он все равно никому не нужен. Помню, были такие группы, выступали на каких-то там передачах, херачили под фонограмму, рот разевали. Группы, в принципе, из ниоткуда и в никуда и ушли.
Андрей: Мы – по-любому андеграунд. У нас вообще нет какой-то массовой культуры – ни эмо, ни нью-металл. Она есть как субкультура – люди тусуются, встречаются, а так ее толком никто никуда не продвигает. Да, сейчас начали появляться каналы альтернативные – А1, О2. И я надеюсь, потому что пошел толчок уже, что когда-то это вылезет из андеграунда, как на Западе. Там такие группы имеют вес, и какой-нибудь «R & B» не подойдет и не скажет – ты, чмо, играешь в подвалах. Еще вопрос, кто кого перевесит…
Максим: Мы сейчас сделали клип – он в ротации на канале A1, и бюджет для него выжали минимальный. Мы там сами все таскали, сажали оператора на шею, и он снимал что-то сверху. Не было подзвучки, мы писали в поле, и был только магнитофончик, который мы прятали за комбики – для барабанщика. Чтобы он хоть что-то слышал, а все остальные играли под барабаны.
Сочи: Если говорить про андеграунд, то все относительно. Но если сравнивать с Западом, то у нас группа выпускает тысячу – две тысячи дисков, а там – пятьдесят или сто тысяч. Вот вся эта культура – из-за того, что мы в России живем, и у нас какой-то менталитет другой, видимо, сидят люди, которые всем этим крутят, вертят, и они еще не готовы воспринимать что-то новое. Жалко, потому что все равно эта музыка поднимается. У них там, на Западе, больше конкуренции и больше качественной музыки, и, соответственно, лучше условия для работы в музыке. У нас, если ты делаешь музыку, ты часто вынужден жить как бомж, питаться непонятно чем. У меня – семья, двое детей, и мне очень тяжело справляться. И если бы я еще больше времени посвящал музыке…
Андрей: Культура, которую представляем мы, она находится сейчас в том же положении, в котором находился русский рок двадцать лет назад, когда они сидели в подвалах, «дринь-бринь», чистый энтузиазм. Вот мы сейчас начинаем подниматься.
Сочи: Сейчас больше перспектив, даже чем пять лет назад. Поднимается уровень жизни. Все ноют, но все равно лучше, чем было.
Дима-Fieldy: Группы русского рока двадцать лет назад сидели в подвалах, их гоняли за тунеядство, они сами делали себе усилители и гитары, а сейчас все можно купить. Ты пошел, взял кредит, купил себе гитару или что еще нужно. Есть много мест, где можно репетировать, были бы только деньги. Но их опять же можно стрельнуть у мамы с папой.
Максим: Мы до сих пор лояльная группа в отношении гонораров. Мы не деремся клыками за каждую копейку. Потому что все работают, и такой потребности – как если там жрешь воду с хлебом – такой вот потребности нет.
Олег: Ну, если бы мы были совсем голодные и у нас не было бы денег на инструменты… Занятия музыкой – они тоже денег стоят. Когда ты вышел на какой-то уровень, надо репетировать уже в более или менее нормальных условиях. Инструменты должны быть нормальные. И деньги мы, естественно, не музыкой зарабатываем.
Максим: Самый халявщик – это я. Микрофончик – и все. А вот кто наоборот, так это Дима. Он себе накупил столько всякого говна, которым не пользуется. Он каждый раз покупает себе какую-то очередную штуку с лампочками и крутилками, которая у него пылится, а потом он ее продает.
Ori-music-11
Москва, 20 мая 2007 года
18: 24
«Оригами» наконец выходит на саундчек. Пока отстраиваются барабаны и Леха стучит по бочке, Максим, сидя на каком-то возвышении на сцене, отбивает ритм ладошками по коленям. На трех экранах в зале идет канал A1, клип группы Nickelback. Внизу экрана текст: «VJOII: ) Привет! эмо-фест в Самаре? А откуда мне знать то??) ) ) »
18: 27
Настройка вокала. В зале появляется с какой-то девушкой Трэш – чувак лет двадцати пяти, бывший скинхед, а теперь – охранник на концертах «Оригами». Он показывает в сторону сцены два «фака», на что Максим отвечает, пропев: «Я люблю тебя, Трэш!» «Звукач», толкаясь на сцене, объясняет: у тебя второй «аукс», у тебя третий «аукс»…
Максим говорит:
–Все ясно, у меня третий анус.
19: 11
Настройка закончилась, продолжается интервью телевидению. Иногда до «чилл-аута» доносятся крики: «Плеймо! Плеймо!» На канале А1 идет реклама: «Лучшая группа планеты – My Chemical Romance, 11 июня, Санкт-Петербург, Ледовый дворец, 12 июня, Москва, Лужники».
