Экзамен - Кирилл Михайлович Лахтин
— Война… — произнес ошарашенный Малумов.
— Война. Меня призвали буквально спустя месяц после отчисления. Я не уходил в академический, потому что и предположить не мог, что что-то может начаться. Но началось. Я вернулся полгода назад, два с половиной года я был там, где ты бы и дня не выжил. Год из этого времени я провел в плену и тебе лучше не знать, что я пережил. — сказал с невозмутимым лицом бывший студент.
— Послушай… — вновь отхаркивая кровь, начал Евгений. — Я правда сожалею, но разве это моя вина? Как я мог знать, что это начнётся?..
Студент тут же ударил Малумова в лицо, окончательно разбив тому нос, после чего равнодушно вернулся на своё место.
— Нет твоей вины? Ты думаешь я забыл твои шутки, которые ты вечно говорил студентам? «Кто не учится — тот красит траву в зеленый в армии», очень смешно, не так ли? Ты, как и многие другие преподаватели вечно нам этим угрожали, что чуть отчислят — сразу служить. Вот только я уже служил и меня ждала совсем другая участь.
Малумов смотрел на своего бывшего ученика и только теперь по-настоящему мог понять и разглядеть хоть какие-то эмоции на его лице.
Его взгляд не был бесчувственным или мертвым, он словно отсутствовал вовсе. Глаза почти не двигались, а их цвет словно был почти прозрачным. Его губы совсем засохли и почти не двигались, когда он что-то говорил. Шрамы на его лице… Прежде Малумов не замечал такое их количество. Шрамы шли вдоль его шеи и уходили все глубже и глубже, покрывая все его тело. Тем не менее, он продолжал уверенно держать оружие в руках и с невозмутимым видом смотреть на свою жертву.
«Это какой-то сюр… Это не может быть правдой… Если это действительно тот, о ком я думаю, то всё хуже, всё гораздо хуже… Господи, лишь бы только Аня была в порядке… Мне нужно думать, нужно что-то сделать…» — в панике размышлял Евгений, пока по его лицу бегали капли густой бордовой крови.
— Я знаю, почему ты был единственным отчисленным… Хочешь от меня ответов? Будут ответы… — он откашлялся и сплюнул сгусток крови на пол. — В том году у меня было пятеро на комиссии, трое из них — заплатили мне по пять тысяч каждый, чтобы я вытянул их на тройку, и я вытянул… Третья девочка… В общем про это не стоит, но я тоже должен был поставить ей зачет… Андрей, ты был единственным, кому я мог не зачесть работу. И я сделал это. Не знаю, может из принципа или просто был не в духе, но ты стал крайним. Вот и всё.
В комнате воцарилось молчание. Андрей был немного шокирован тем, что спустя столько лет Малумов его узнал. Неужели он действительно помнит всех, чьи судьбы поломал и изменил до неузнаваемости? Или же он просто достаточно умён и имеет хорошую память? Именно в этот момент Андрей понял, что перед ним не совсем тот человек, которого он хотел увидеть всё это время.
«Он сконфужен… Явно не то, что ожидал услышать и явно не так, как он это ожидал услышать… Отлично, надо продолжать…» — думал про себя Евгений.
— Ты хоть понимаешь в чем ты мне признаешься? — наконец сменился бесчувственный тон его голоса на более гневный и возмущенный. — Ты понятия не имеешь, скольких людей я убил, через какой ад я прошел и что я могу сделать с тобой, ты должен был учить людей и готовить специалистов, настоящих профессионалов, а чем занимался ты? Просто наживался?!
Малумов опустил взгляд в пол.
— Вся система образования построена на этом, иначе просто не выжить… Мне нужны были деньги для лечения дочери, для создания семьи, что я должен был делать на оклад в 20 тысяч? Как мне на это выживать? Я был вынужден, система меня вынудила — искал себе оправдания он.
Андрей встал прямо перед ним и, продолжая наставлять на него свой пистолет, начал свой рассказ:
— Тебя это не оправдывает. Не стоит забывать, что система строиться из каждого человек в отдельности. Хочешь, чтобы всё было иначе? Начни с себя.
Евгению было нечего на это ответить.
— Ты не представляешь, чего мне всё это стоило, не представляешь, что я пережил. Всё мое тело покрыто шрамами, я ежедневно испытывал такую боль, что ты не чувствовал ни разу за всю свою жизнь. Смерть была единственной, кто меня так и не покинул. Она сопровождала меня на поле боя, витала рядом, когда я был в плену, но всё же не взяла меня с собой. Мои сослуживцы в муках погибали у меня на глазах, из всего взвода я был единственным выжившим и меня решили не добивать. Я каждую ночь молился, чтобы мне позволили умереть во сне, чтобы не просыпаться вновь, чтобы не видеть этот мир и не получать новые раны на место тех, что еще не успели зажить. Но я даже пытками не могу назвать то, что я пережил в плену, ведь настоящий ад начался, когда я вернулся домой. Ты представляешь, что значит одиночество? Каково понимать, что у тебя нет совершенно никого и ничего?! Те деньги, которые мне заплатили за службу — просто мусор, ведь они ничего не стоят, когда тебе не на что их тратить. Я вернулся к себе домой, где меня уже никто не ждал! Моя мама, моя любимая и единственная мама… Она умерла, так и не дождавшись меня. Умерла — думая, что я давно погиб на войне! Разве хоть один человек такого заслуживает? Я тоже хотел семью, тоже хотел жениться, завести детей… Но та, которую я любил, которую я вспоминал каждую ночь, лежа в это чертовом подвале, давно про меня забыла, давно уже нашла себе кого-то ещё… Разве хоть кто-то заслуживает того, на что обрёк меня ты?!
Его лицо отныне переполняли эмоции. Он был одновременно зол, разочарован, опечален и убит горем. Но разочарование было сильнейшей из его эмоций. Теперь Малумов вспомнил его окончательно. Вспомнил, как восхищенно Андрей смотрел на него на лекциях и как много вопросов задавал после них. Он подвел этого человека и только сейчас он это отчетливо осознавал.
— Когда я наконец-то пришел в себя, я понял, что не могу оставить всё это без внимания. Я заплатил кому нужно, чтобы мне привели тех людей, которые меня пытали. Поверь мне, перед смертью они испытали такой парад эмоций, что будут
