Андрей Бычков - Дипендра
37
Гуркх факелом осветил дверь. Один из палачей медленно открыл. Широкая, с зазубринами колода, багры… Я завизжал. Мне показалось, что голова моя клубится, как дым. Они втолкнули меня и я упал. За спиной с лязгом громыхнула дверь. Какое-то время я лежал, не двигаясь. Прислушивался к звуку удаляющихся шагов. Наконец все стихло. Я открыл глаза. Это была комната без окна, в стене, в каком-то странном углублении под иконой с Кали горел огонь. Никакой привидевшейся мне колоды. Кали была черная, со спутанными волосами, из окровавленного рта торчали клыки, она держала меч и отсеченную мужскую голову, она сидела на обезглавленном трупе, окруженная черепами и костями, на ней был пояс из отсеченных рук. В углу на кровати сидела женщина. Та же, в белом по глаза сари, которая три месяца назад надела мне на лингам кольцо. Но теперь на щиколотках и на запястьях у нее были еще и серебряные браслеты.
Она медленно откинула полотно с лица. И я не поверил своим глазам.
– Лиза?!
Я вскрикнул. Да, это была она. Я хотел броситься к ней, но что-то меня остановило. Какой-то странный ее, тяжелый и неподвижный взгляд, какой-то нездоровый лихорадочный румянец на сером осунувшемся лице, словно это была не Лиза.
– Ты… Что это?
Она медленно раскручивала сари, не сводя с меня жадного наэлектризованного какой-то мрачной похотью взгляда. Я никогда не видел ее такой. Я почему-то подумал: «Так поедают трупы». Сари упало у ее ног. Теперь на ней ничего не было. Только эта так завораживающая меня нагота. Голое блестящее соблазняющее меня какими-то почти незаметными движениями тело. Вдруг она как-то странно присела, слегка раздвигая там пальцами, обнажая влажный розоватый зев. Меня как будто пронзило током.
– Тебе придется поспешить, – вкрадчиво улыбаясь, сказала она, – у тебя осталось не так много времени.
Я поднялся и шагнул ей навстречу.
– Лиза, что с тобой? Что это все значит? Что происходит?
Я взял ее за плечи. Она продолжала все также странно, холодно, отчужденно и даже как-то зловеще улыбаться. И я вдруг понял, что она не узнает меня.
– Это же я, Вик… Слышишь, это я, Вик!
Что-то прежнее мелькнуло было в ее взгляде, словно бы она попыталась что-то вспомнить, узнать меня, но тут же исчезло. И вновь, с новой силой меня позвала все та же завораживающая отчужденная пустота, за которой теперь, я почувствовал, светился какой-то холодный темный голод, какая-то странная ненависть, да именно ненависть, какое-то безжалостное, жестокое желание.
Я закричал и стал трясти ее за плечи:
– Я Вик! Вик! Слышишь – Вик!
Она попыталась притянуть меня к себе, посадить на кровать. Рука ее скользнула по моему животу вниз.
– Да, да, Вик, скорее.
И вдруг она захохотала, нечеловечески как-то, как какая-то мерзкая ночная тварь, как какая-то подлая гиена. Кровь застыла у меня в жилах. Я весь оледенел. И вдруг понял, что она безумна. Отвращение охватило меня. Я хотел оттолкнуть ее, но почему-то не было сил. И какое-то другое желание уже овладевало мной. Желание не взять, а отдаться. Отдаться ей, чтобы она делала со мной, что захочет, каким бы мучительным не было это мое последнее наслаждение.
– Лиза…
Какая-то странная слабость, словно бы я уже не человек. Меня убивало то, что должно было спасти, ободрить. Я не выдержал. Не знаю, что это было. Мир рушился, мир… Я повалился на кровать, лицом в подушку, и заплакал. Она наклонилась над моей спиной, взяла за воротник, закинув руку, стала быстро стаскивать с меня робу. Я уже словно бы проваливался в какой-то темный люк, падал в какую-то нескончаемую завинчивающуюся бездну. Она коснулась моей обнаженной шеи пальцами. Я вздрогнул, ощущая это касание, впуская его в себя, как яд. Она нежно повела дальше, вдоль позвонков. Желание, я почувствовал нестерпимое желание. В этой безвольной слабости, охватившей меня, я хотел теперь только одного. Просто как животное. И ничего больше. Да, на спине, широко раскинув руки и ноги, уйдя в это и только в это. Как она будет меня ебать. Только это, обнажающее и обнажающее, натягивающее и натягивающее, саднящее и саднящее, срывающее до конца… Я поднял голову. В изголовье кровати передо мной блестела другая икона. Это был акт. Кали и Шива. Длинный лингам бога был несколько раз обернут вокруг его шеи и лишь потом входил в йони богини, выходя через ее рот… Что-то отчаянное заставило меня подняться. Я обернулся. Рот Лизы был приоткрыт. Вся она уже трепетала от мучительного нетерпения. Глаза ее были жарко пусты: «Смерть… Я твоя сладкая мучительная смерть». Из последних сил я все же отвел свой взгляд. В каменной лампаде горело масло. Блики огня неравномерно освещали стены, словно бы заставляя их двигаться. Лиза замерла надо мной, как хищная готовая вот-вот броситься птица. Вдруг я подумал: «Так вот, что значит бог». И с силой оттолкнул ее с себя. Я снова глянул на иконку и глухо приказал:
– Садись.
Она покорно села. Я встал над ней. Теперь она смотрела снизу вверх. И это был уже совсем другой взгляд. Она словно бы почувствовала эту мою вдруг ниоткуда взявшуюся власть. Теперь она смотрела на меня, как сука, как покорная своему хозяину собака. Я усмехнулся и, взяв в правую руку свой напрягшийся лингам, тем же глухим и властным голосом приказал:
– В рот.
И она взяла. Она взяла в рот. Смерть взяла в рот. Я медленно опустил руки на ее голову. Теперь я был ее повелитель. Я был повелитель своей смерти. Закрыл глаза, чувствуя легкое и быстрое движение ее язычка… Огромная радость, поднимаясь, охватывала все мое существо. Как будто во мне разворачивался и разворачивался гигантский легкий парус, напрягаясь и напрягаясь под невидимым ветром. Да, раздувание легкого и вечного… Напряжение тончайшего и нетленного… Огромная пустота, исполняемая божественным наслаждением смерти, летящая и расширяющаяся радость, звенящая, готовая вот-вот… вот-вот уже разбиться вдребезги в своем последнем царственном удовольствии. Я мучительно замер. Образ все с той же иконы в изголовье вдруг настиг меня.
«Бог кончает в йони».
Я открыл глаза. Холодный змеиный скользящий внутрь меня взгляд этих ее близоруких глаз. Глаз Кали, но не Лизы… Но я же люблю Лизу! Я вдруг словно бы проснулся и понял, что я не хочу быть богом и даже если мне суждено умирать, я хочу умереть как человек. И я хочу, чтобы сейчас со мной была не моя смерть, а Лиза. Лиза, которую я так люблю… Я вдруг с силой сжал ей голову. И выкрикнул сверху вниз в ее глаза, во все ее затуманенное, завороженное какими-то мрачными силами существо:
– Лиза!
Она разжала губы и попыталась вырваться.
– Нхе нуа-да!..
Я отпустил руки. Она откинулась, освобождая рот:
– Не надо!
Но в каком-то припадке бешенства я снова схватил ее за голову и стал со всей силы сжимать ее виски.
– Ли-за-а!
Она яростно уперлась мне руками в бедра.
– Пусти!
Вдруг рванулась вперед, пытаясь вцепиться зубами в мой член. Я вовремя увернулся, она попала в живот и прокусила до крови. Я закричал и ударил ее сверху в темя.
– Сука!
Она завизжала. Я зарыдал и снова ударил ее по голове:
– Ты Лиза!.. Лиза!..
Я плакал и плача продолжал бить ее.
– Лиза!.. Лиза!.. Лиза!..
Она упала. Мне стало страшно, что я убил ее. Я наклонился над ней и бережно взял ее на руки. По лицу ее текла кровь. Я осторожно опустил ее на кровать. Темя было разбито, на виске была глубокая ссадина. Ужас и отчаяние охватили меня.
– Лиза, прости меня… Я люблю тебя… У меня же никого нет кроме тебя… Я же твой Вик…
Плача, я вытирал пальцами кровь с ее лица и целовал.
Она вдруг открыла глаза:
– Вик…
Я замер, я не двигался, ловя в ее глазах этот вдруг возвращающийся отклик.
– Вик… – слабо повторила она.
Я лег рядом и снова осторожно ее поцеловал. Она попыталась улыбнуться и вдруг тихо сказала:
– Я… я все вспомнила.
Глаза ее светились смыслом, человеческим смыслом.
– Я люблю тебя, – только что и мог сказать я.
Она слабо улыбнулась:
– Я тоже.
Осторожно я переложил ее голову себе на плечо и замер. Так мы и лежали, прижавшись друг к другу. По потолку, как-то странно сияя, пробегали блики пламени. Было тихо, снаружи не доносилось ни единого звука. Казалось, что в этой страшной тюрьме никого, кроме нас двоих, и не было.
– Вик, – вдруг тихо позвала меня она.
– Что?
Она медлила.
– Мы не умрем?
Что-то неумолимое и жестокое взяло за сердце, но я… я все равно чувствовал себя живым. Молча я лежал рядом с ней. Я был как бы поверх ответа.
– Вик, мы не умрем? – повторила тихо она. – Они ведь не убьют нас?
Я молчал.
– Они говорили мне, что я твоя смерть… Но ведь это неправда.
«Неправда», – отозвалось во мне. Стало радостно.
– Ты и в самом деле любишь меня, Лиз?
– Зачем ты спрашиваешь?
– Ну… ведь это же все… из-за меня.
Она помолчала.
– Теперь я знаю, что я люблю тебя…
