Кристофер Ишервуд - Одинокий мужчина
Нет, и это ничуть Кенни не заинтересовало. Он увлеченно поглощает сэндвич. Поэтому Джордж спрашивает:
— Нравится?
— Еще бы!
Он ухмыляется с набитым ртом, а проглотив, добавляет:
— Знаете что, Сэр? Думаю, вы нашли секрет идеальной жизни!
— Я нашел?
Джордж проглатывает добрую четверть виски, ударной дозой надеясь облегчить сжавший горло при воспоминаниях о Джиме и его зверинце спазм. Но он многовато пьет и все быстрее пьянеет.
— Вам трудно понять, но парни моего возраста о такой жизни могут только мечтать. Я хочу сказать, что может быть лучше? Никто не командует, можно делать все, что взбредет в голову.
— Таково ваше представление об идеальной жизни?
— Ну, конечно!
— Серьезно?
— Что такое, Сэр? Вы мне не верите?
— Я не понимаю, если вы мечтаете жить один, как быть с Лоис?
— Лоис? А она тут при чем?
— Так ведь, Кенни — не люблю лезть не в свое дело — но, ошибаюсь я или нет, мне казалось, вы можете…
— Пожениться? Нет. Об этом нет речи.
— Вот как…?
— Она говорит, что за белого не выйдет. Не способна воспринимать наших всерьез. Все, что мы делаем — бессмысленно. Поэтому она думает вернуться в Японию преподавать.
— Но ведь у нее американское гражданство, не так ли?
— Ну да, нисей, американка японского происхождения. И все равно, когда началась война, их всей семьей отправили в Сьерра-Неваду, в лагерь для интернированных. Ее отцу пришлось за гроши продать свой бизнес, просто даром отдать тем скотам, которые захапали японское добро, а потом толкали речи про отмщение за Перл-Харбор! Лоис была тогда ребенком, но такие вещи не забываются. Говорит, с ними обращались, как с врагами; всем по фигу, на чьей они стороне. Она говорит, только негры обращались с ними по-людски. Еще некоторые пацифисты. Иисусе, легко понять, за что они нас могут ненавидеть! Хотя, она как раз не может. Она во всем умеет находить смешную сторону…
— И как ты к ней относишься?
— Ну, она мне очень нравится.
— А ты нравишься ей, так?
— Думаю, да. Ну да. Очень.
— Но ты не хочешь на ней жениться?
— Хочу, конечно. Если она передумает. Только вряд ли. Но вообще я не тороплюсь жениться. У меня масса срочных планов, например… — Кенни замолкает, пристально, с вызывающей усмешкой глядя на Джорджа. — Знаете, что я думаю, Сэр?
— Что вы думаете?
— Похоже, вам не очень интересно, женюсь я на Лоис, или нет. Думаю, вы хотите спросить о другом. Но сомневаетесь, как я к этому отнесусь…
— И о чем я хочу вас спросить?
Это уже форменное заигрывание, с обоих сторон. Кенни от пива и беседы расслабился, одеяло сползло, обнажив одну руку и плечо на манер классического греческого одеяния хламис, которое носили любимые ученики философов. Сейчас он чрезвычайно, опасно очарователен.
— Вы хотите знать, спали мы с Лоис, или нет.
— А вы спали?
Кенни торжествующе смеется.
— Значит, я прав!
— Может… может, нет. Так как, было?
— Было, как-то раз.
— Почему только раз?
— Потому что недавно. Мы пошли в мотель. Он чуть дальше по пляжу, между прочим, почти рядом.
— Поэтому вы сюда приехали?
— Да… отчасти. Я пытался уговорить ее пойти туда еще раз.
— И потому вы поссорились?
— Кто сказал, что мы поссорились?
— Вы ушли, она поехала домой одна, разве не так?
— Ну нет, это потому… Нет, вы правы — она отказалась. Ее мутило от этого мотеля и в первый раз, ее можно понять. Клерк, регистрация — надо пройти все эти процедуры. И конечно, они прекрасно знают, кто и зачем… Свидание превращается в черт знает какое серьезное дело, типа грехопадения, или того круче. А какие взгляды! Девушки переживают эти вещи гораздо тяжелее нас…
— Так что, она с вами порвала?
— Черт, нет, все не так плохо! Понимаете, она не против, в принципе. Собственно, она даже… ну, так или иначе… думаю, мы что-нибудь придумаем. Посмотрим…
— То есть, найдете место, где не будет любопытных глаз?
— Разумеется, это было бы классно…
Кенни улыбнулся, зевая, потянулся. Хламис соскользнул и со второго плеча. Поднимаясь, он набросил одеяло на плечи, становясь опять неловким американским юнцом двадцатого века, выброшенным нагишом на берег.
— Слушайте, Сэр, уже чертовски поздно. Мне надо ехать.
— И куда, позвольте спросить?
— Как куда, обратно через город.
— На чем?
— Можно доехать на автобусе, разве нет?
— Они начнут ходить часа через два, не раньше.
— Ну, все равно…
— Почему бы не остаться? Завтра я отвезу вас.
— Не думаю, что я…
— Если вы отправитесь пешком через город, в темноте, когда все уже закрыто, полиция обязательно задаст вам пару вопросов. А так как вы не совсем трезвы, простите за детали, вас могут забрать.
— Честно, Сэр, все обойдется.
— Думаю, вы сумасшедший. Впрочем, через минуту мы это обсудим… Для начала садитесь. Я должен вам кое-что сказать.
Кенни послушно садится. Вероятно, он заинтригован, к чему клонит Джордж.
— Теперь, слушайте меня внимательно. Я вам собираюсь изложить некоторые факты. Комментарии совершенно излишни. Если захотите, потом решите, нужно вам это или нет. Это понятно?
— Да, Сэр.
— Неподалеку живет женщина, моя близкая подруга. Мы ужинаем вместе раз в неделю; иногда чаще. Собственно, мы ужинали сегодня. Ей неважно, в какой день я к ней прихожу. И я думаю, что могу приходить к ней в этот самый вечер каждую неделю — не обязательно ради вас. Но всегда этот день недели… Это вполне понятно? Нет, не отвечайте. Слушайте дальше, я только приступаю к главному… В дни, когда я буду у нее, я никогда, ни в коем случае не появлюсь здесь раньше полуночи. Понимаете? Нет, слушайте! Дом никогда не запирается хотя бы потому, что сюда легко проникнуть, просто разбив стеклянную дверь. Наверху, в кабинете, есть кушетка, заметили? Она всегда застелена чистым бельем, на случай ночевки нежданных гостей, каковым вы сейчас могли бы стать… Нет, послушайте! Если этой постелью воспользуются, потом аккуратно заправив, я даже не замечу. А моя домохозяйка просто отправит белье в стирку; рассудив, что у меня были гости, а ей позабыли об этом сказать… Таково принятое мной решение. С таким же успехом я мог рассказать, что собираюсь поливать сад в определенный день недели. Плюс, я ознакомил вас с некоторыми особенностями этого дома. Вам решать, принять это к сведению, или забыть. Вот и все…
Джордж пристально смотрит на Кенни. Тот отвечает ему слабой улыбкой. Он совсем чуть-чуть, но все же смущен.
— Ну а теперь принесите мне выпить.
— Хорошо, Сэр.
Кенни встает слишком поспешно, он явно рад разрядить напряжение. Он берет бокал Джорджа и уходит на кухню.
— И себе не забудьте, — кричит ему вслед Джордж.
Кенну выглядывает из-за угла, ухмыляясь:
— Это приказ, Сэр?
— Чертовски верно!
ПОЛАГАЮ, вы считаете меня грязным старикашкой?
Пока Кенни возится на кухне, Джордж замечает в себе переход в иную фазу. Садясь на свое место, Кенни еще не знает, что перед ним сидит новый Джордж: опасный Джордж, угрожающе четко и ясно излагающий свои мысли Джордж. Въедливый, готовый огласить свой приговор Джордж. Оракул Джордж, способный изрекать пророчества на некоем мистическом языке.
Какая кардинальная перемена со времен попойки в баре «Правый борт». Теперь это не символические, но сугубо личные отношения. И как это ни парадоксально, Кенни не приблизился, а удалился за пределы досягаемости наэлектризованного поля. И представьте, лишь до этого момента Джордж видит его вполне ясно, но затем комнату заливает ослепляющий свет, и лицо Кенни растворяется в его сиянии.
— Ничего не отвечайте, — говорит Джордж Кенни, опасаясь узнать его мнение, и неважно какое оно, — я признаю, черт, конечно признаю, что я действительно грязный старикашка. Как девяносто девять процентов стариков. Это так и есть, если позволите продолжать в таком духе. Я не против терминов, которые вы на меня налепите, но я против подобного ко мне отношения — исходя из ваших же интересов.
— Послушайте, дела и так плохи — это катастрофа в прямом и любом переносном смысле, нам незачем забивать голову еще и дурацкими категориями. Зачем вообще мы живем? Сортировать своих ближних по каталогам, как туристы в художественных галереях? Или все же обрести способность чувствовать некие знаки, сигналы от себе подобных, пока не поздно? Ответьте мне!
— Как все это просто для вас, молодых: догнать человека в кампусе, обвинить в скрытности. Боже милостивый, в скрытности! И это все? Вы способны понять, каково мне, как бы я хотел говорить с вами?
— Вы спросили об опыте. Я объяснил. Опыт бесполезен. Но он мог бы быть полезен. Если бы мы не были такими идиотами, чинушами и трусами. Вы тоже, дитя мое. И не вздумайте отрицать! А шокировала вас постель в моем кабинете, потому что вам так проще. Вам не нужны мои резоны. Черт, вы не поняли? Постель эта и есть опыт.