Харуки Мураками - 1Q84. Книга 1. Апрель-июнь
– Не-понимаю.
– Ну, может, мне стоит галстук надеть или с каким-то подарком приехать? Я ведь не знаю, что там за человек…
Фукаэри опять промолчала. На этот раз – совсем не многозначительно. Она просто не поняла, о чем ее спрашивают. Вопрос Тэнго не совпал с ее системой координат. Вышел за пределы ее понимания – и улетел навеки в космическую Пустоту. Все равно что с Плутона запустили ракету к черту на кулички, лишь бы обнаружить хоть каких-нибудь братьев по разуму.
– Ладно, не бери в голову,- вздохнул Тэнго. С самого начала не стоило задавать этот вопрос. Пожалуй, пора сходить в магазин да купить каких-нибудь фруктов.- Короче, в воскресенье в девять.
Несколько секунд Фукаэри держала паузу, а потом, ничего не сказав, положила трубку. Ни «пока», ни «увидимся» – просто отключилась, и все.
А может, она просто учтиво кивнула ему и на том закончила разговор? Как ни жаль, язык жестов непонятен по телефону. Тэнго повесил трубку на рычаг и вернулся к стряпне.
Глава 7
АОМАМЭ
Как можно тише, чтоб не проснулась бабочка
В субботу во втором часу дня Аомамэ добралась до «Плакучей виллы». Престарелые ивы, свесившись через каменную ограду, беззвучно качали кронами на ветру, напоминая стайку заблудившихся привидений. Благодаря этим деревьям старинный европейский особняк и получил свое прозвище. Раскинулся он на вершине крутого холма в районе Адзабу. В кронах ив гнездились птицы. Большая кошка залезла на крышу и лениво грелась на солнышке. На узкой извилистой улочке, что вела к воротам, машин почти не было. Деревья выстроились вдоль обочин так плотно, что даже в полдень здесь царили бледные сумерки. Казалось, само Время замедляет свое течение для всех, кому довелось сюда забрести. Хотя в окрестностях располагалось сразу несколько иностранных посольств, людей на улицах было почти не видно. Круглый год здесь царила тишина, и только с приходом лета воздух распирало от стрекота цикад, пронзительного до боли в ушах.
Подойдя к воротам, Аомамэ нажала кнопку звонка. Повернулась к домофону, назвала свое имя. И чуть заметно улыбнулась видеокамере над головой. Загудел какой-то механизм, металлические ворота медленно раскрылись, впустили Аомамэ и затворились у нее за спиной.
По хорошо знакомой дорожке она пересекла небольшой сад и направилась к дверям усадьбы. Зная, что камеры следят отовсюду, она вышагивала, точно модель на подиуме,- от бедра, как по струнке, гордо подняв голову и расправив плечи. Оделась сегодня неброско: темно-синяя ветровка на серую футболку, джинсы, белые кеды. Сумка через плечо, на этот раз – без «пестика» внутри. Когда в инструменте нет надобности, он отдыхает дома, в шкафу для одежды.
У входа в особняк было расставлено несколько плетеных садовых кресел, и в одном сидел огромных размеров мужчина. Не очень высокого роста, но с поразительно развитыми плечами и грудной клеткой. Лет под сорок, с обритым наголо затылком и аккуратными усиками под носом. Одет в широченный серый костюм и белую рубашку с темно-синим шелковым галстуком. На ногах – черные, без единого пятнышка туфли из кордовской кожи. В ушах серебряные сережки. Человек не походил ни на клерка из налогового управления, ни на агента по страхованию автомобилей. Пожалуй, сильнее всего он смахивал на профессионального телохранителя – да, собственно, им и являлся. Черный пояс по каратэ. Когда нужно, безупречно владеет оружием. Крепкий орешек; если нужно, превратится в настоящего монстра. Но в повседневной жизни – мужчина мягкий, невозмутимый, вполне интеллигентный. Вглядишься в глаза (если, разумеется, он позволит) – можно даже уловить теплоту.
В личной жизни этот человек любил собирать-разбирать всевозможные механизмы, коллекционировал пластинки прогрессивного рока 60-70-х годов и проживал со своим бойфрендом, красавчиком парикмахером, здесь же, в районе Адзабу. Звали его Тамару. Имя это или фамилия, никто не знал. Каким иероглифом пишется, тоже никому не известно. Но только так его все и называли.
При виде Аомамэ он кивнул, не вставая с кресла.
– Добрый день,- сказала она. И села в кресло напротив.
– Говорят, в отеле на Сибуе кто-то помер,- произнес Тамару, изучая взглядом свои туфли.
– Не слыхала,- отозвалась Аомамэ.
– Для сенсации слишком скучно. Похоже на обычный инсульт. Жаль мужика, прожил всего лет сорок…
– Сердце нужно беречь. Тамару кивнул.
– Вся проблема в образе жизни. Беспорядочный режим, стресс, недосыпание. Все это убивает.
– Рано или поздно всех нас что-нибудь убивает.
– В философском смысле – да.
– Вскрытие будет? – спросила Аомамэ. Наклонившись, Тамару стряхнул с туфли невидимые
пылинки.
– У полиции лишнего времени нет. И бюджет ограниченный. Вскрытием трупа без единой царапины заниматься никто не станет. Да и родственники вряд ли согласятся на то, чтобы тело мирно усопшего кромсали без особой причины.
– Да уж. Особенно безутешная вдова.
Тамару выдержал паузу, а затем протянул ей правую ладонь – огромную, как бейсбольная перчатка. Аомамэ пожала ее. Крепко и с чувством.
– Устала небось? – спросил Тамару.- Тебе сейчас бы отдохнуть.
Уголки губ Аомамэ чуть-чуть приподнялись – почти как в улыбке. И все-таки то была не улыбка, но лишь намек на нее.
– Как Бун поживает? – спросила Аомамэ.
– Веселый, спасибо! – ответил Тамару.
Буном звали немецкую овчарку, что охраняла усадьбу. Умный, покладистый пес. Хотя и с целым букетом странных привычек.
– По-прежнему жрет шпинат?
– Со страшной силой. На этот чертов шпинат сейчас цены высокие, закупать постоянно – чистое разорение. А он все жрет и жрет.
– В жизни не слыхала, чтобы собаки питались шпинатом.
– Проблема в том, что он не считает себя собакой.
– Кем же он себя считает?
– Существом, не принадлежащим ни к какому конкретному виду.
– Суперпес?
– Вроде того.
– И поэтому любит шпинат?
– Вряд ли поэтому. Просто любит шпинат, и все. Со щенячьих времен.
– Так, может, оттого и вырос вольнодумцем?
– Возможно,- кивнул Тамару. И бросил взгляд на часы.- У тебя, кажется, на полвторого назначено?
Аомамэ кивнула.
– Несколько минут еще есть. Тамару неспешно поднялся.
– Жди меня здесь. Может, сегодня пораньше примет,- сказал он. И растворился в дверном проеме.
Наблюдая за роскошными ивами, Аомамэ ждала его возвращения. Ветра не было, и деревья склонили кроны до самой земли. Точно люди, погруженные в задумчивость, когда им ничто не мешает.
Через пару минут Тамару вернулся.
– Пойдем вокруг дома,- сказал он.- Сегодня встреча в оранжерее.
Они обогнули сад и под сенью ив прошли к оранжерее, что располагалась сразу за главным зданием усадьбы. Здесь, на заднем дворе, уже не было деревьев, и все вокруг было залито солнцем. Осторожно, стараясь не выпустить бабочек, Тамару приоткрыл стеклянную дверь сантиметров на тридцать, пропустил вперед Аомамэ. Затем проскользнул внутрь сам – и тут же закрыл дверь за собой. Не самая простая задачка для великана, но Тамару справился с ней безупречно. Хотя и чувствовалось, что в таких пируэтах он, конечно, не специалист.
Под огромной стеклянной крышей оранжереи царила вечная весна. Всюду цвели цветы. По большей части – самые заурядные. Из горшков на полках выглядывали гладиолусы, анемоны, маргаритки и прочие лесные и садовые обитатели, знакомые всем и каждому. Некоторые даже показались Аомамэ банальными сорняками. Ни дорогущих орхидей, ни редких сортов роз, ни тропических диковинок Полинезии – ничего, что оправдывало бы содержание такой огромной оранжереи, на глаза не попадалось. И хотя Аомамэ не больно-то разбиралась в растительности, эта оранжерея нравилась ей прежде всего за скромность и простоту.
Незатейливость флоры, впрочем, обильно компенсировалась самыми разными бабочками. Судя по всему, хозяйка усадьбы и разбила-то эту оранжерею не столько ради цветов, сколько для разведения экзотических бабочек. И цветы подбирала не по внешнему виду, а по богатству нектара, который те или иные бабочки собирали. Разведение редких бабочек наверняка требовало каких-то особых знаний, усилий и необычного оборудования. Вот только где именно хозяйка могла этим заниматься, для Аомамэ всегда оставалось загадкой.
За исключением самых жарких дней лета, хозяйка часто принимала Аомамэ именно в этой оранжерее. Здесь они могли беседовать с глазу на глаз, не опасаясь, что их слова донесутся через толстые стекла до чьих-то ушей. А уж их беседы – совсем не из тех, что ведут в полный голос и где попало. К тому же в окружении бабочек и цветов хозяйка успокаивалась куда лучше. Это было заметно даже по ее лицу. Самой Аомамэ в оранжерее казалось жарковато, но терпимо.
Хозяйка была миниатюрной старушкой лет семидесяти пяти. С коротко стриженными седыми волосами. В холщовой рубашке с длинными рукавами, кремовых хлопчатых брюках и перепачканных землею кедах. Руками в белых перчатках она сжимала большую железную лейку и, бродя от горшка к горшку, поливала один цветок за другим. Каждый предмет ее одежды казался на размер больше, чем требовалось, но ей самой так было явно удобнее. Всякий раз, застав хозяйку «Плакучей виллы» за таким земным и естественным занятием, Аомамэ заново начинала ее искренне уважать.
