Джеймс Ваддингтон - Хуже некуда
За пару км до вершины Акил промчался мимо Тисса, обогнал его шутя, словно мальчишку, получившего свой первый велик на Рождество. Затем проехал еще сотню метров — и встал.
Поймите правильно, Саенц ни капли не устал и уж тем более не тронулся. Просто он поджидал обойденного соперника, чтобы показать, какая, в сущности, легкая игра этот велоспорт.
Спринтеры вместе перемахнули горный гребень и столь ретиво устремились вниз, что к концу этапа Тисс удержал-таки за собой второе место (по общим результатам), хотя прочие, в том числе Азафран, мчались вослед быстрее ветра. На сей раз Акил уступил первенство, но не ради того, чтобы унизить кого-то. Скорее он пробовал свои силы.
Семнадцатый этап
Что вам сказать про Меналеона? Это, знаете, не тот человек, рядом с которым вам захотелось бы… да хоть помочиться на одном гектаре. Вы уже поняли? Вроде ничего такого он не делает. И не произносит вслух. Но явно думает, и это сразу чувствуется, будто бы он разделил с вами некую постыдную тайну. Ему не нужно даже подмигивать, все и так ясно.
Случилось это в апреле, когда в Стране Басков проводился очередной Тур. Меналеон подкатил к Азафрану (который к тому дню одержал победу аж на двух этапах: Милан — Сан-Ремо и Париж — Ницца) и громко, чтобы другие слышали, проговорил:
— Поведай-ка нам тайну своего друга, Патруль, что такого особенного в шведской сперме?
Когда Саенц покинул «КвиК», то вроде бы само собой подразумевалось, что Меналеон уйдет с ним. Во-первых, парень и впрямь недурно крутил педали, преданно, хоть и чуть непредсказуемо трудясь на Акила, а кроме того, он просто не мог оставаться в команде — пустующее место лидера отпугивало его. Азафрана, правда, тоже, но по другим причинам. По всеобщему единогласному мнению, подтвержденному сухими цифрами спортивных отчетов, куда любой при желании может заглянуть, Патруль — мировой гонщик из первой пятерки. В те дни, когда Флейшман еще не вышел на сцену велоспорта, верный напарник Саенца не уступал ни Потоцкому, ни Сарпедону. Барис не единожды проигрывал ему важные состязания, вспомним хотя бы выдающийся триумф Азафрана на дистанции Париж — Рубаи. Однако философский склад ума и сам темперамент Патруля исключали неутолимую жажду величия. Если честно, первые места были ему по барабану. Хек под чесночным соусом и бутылка вина да еще, пожалуй, Саенц, де Зубия и горстка далеких от велоспорта задушевных друзей, рассевшихся вокруг большого стола в «Дубках», играли в системе ценностей Азафрана гораздо более важную роль, чем те быстротечные минуты, когда он возвышался на подиуме, слушая рев толпы, и принимал покупные поцелуи супермоделей. Что и говорить, приятно иногда ощутить себя первым из первых, но ведь ночью, в одинокой постели медаль не согреет. Тогда как стóит представить себя в «Дубках», вдохнуть восхитительные ароматы sobremesa… если бы в тот миг Патрулю заявили: дескать, рая на небесах больше нет, тебе нужно срочно придумать свой собственный, даем пять секунд на размышление… ну, пусть вариант не самый несовершенный, и все же гонщик не стал бы колебаться с ответом.
Конечно, порой на ум Азафрану приходили крокусовые поля и близость Перлиты. Только для вечности это чересчур сильно. Иными словами, как пишут в комиксах, сердце его не алкало побед. Да фиг с ними, с комиксами. Скажите мне, что видит деревянная фигура на носу корабля? То-то же. Вот почему многие предпочитают быть в команде.
Меналеон — дело другое, во главе команды его не удержат слабость и тщеславие. Этот парень притязает на ваше восхищение, даже не потрудившись его заслужить. Хороший лидер трудится ради своих людей, каждый день размышляет об их благе. Прежде всего — на денежном фронте, ибо это и есть путь проявить неподдельную заботу. Кроме того, следует обеспечить достойные условия: пищу, форму, технику, материальную помощь. И последнее, самое нелегкое для того, кто, по сути, должен оставаться эгоистом, который безжалостно ступает по головам, — психологическая поддержка, похвалы, ободрение, иногда простой дружеский удар по плечу, зато вовремя, ни секундой раньше, ни секундой позже; когда необходимо — жесткая критика, но опять же, когда необходимо. Все эти качества напрочь отсутствовали у Меналеона. Так что не о чем и толковать.
Немного жаль Фернанда Эското. С другой стороны, они с Акилом сделали друг для друга все, что могли. Никто не усомнился в Фернанде, когда в прошлом октябре, после долгих препирательств, Саенц перешел в «Козимо», а значит, под начало Флейшмана. По единодушному приговору молвы, гонщик продался дьяволу (впрочем, не обязательно по собственной воле). Наоборот, Эското вырос в глазах общественности как человек честный, не желающий ставить в состязаниях на что-либо, кроме здорового образа жизни, тренировок и умной тактики. После ухода Акила «пострадавший» неожиданно оказался в идеальном положении для того, чтобы набирать свежую, молодую команду, нацеленную на грядущие победы послесаенцевского периода. Оправившись от «предательства», тренер ощутил внезапную свободу. Замечательный он был человек, этот Фернанд. Чем-то смахивал на Азафрана. Эското по-настоящему наслаждался своей работой. Планировать, размышлять, заглядывать вперед, видеть, как подрастают новички, — все это важнее призрачных лавров. Разумеется, затея требовала другого лидера. Только не Меналеона. С огромным, по его словам, сожалением тренер наотрез отказался продлевать контракт.
Саенц намеревался забрать засранца с собой: «А что, мы долго вместе работали, не бросать же парня на улице, мол, езди теперь за третьесортные команды, ну, посуди сам, Патруль…» Но Азафран оставался неумолим. Он-то слышал шепоток Меналеона за спиной Акила еще в те дни, как начал свой «взлет» Ян Потоцкий. «Или он, или я», — без шуток заявил Патруль. Саенц развел руками, усмехнулся и потрепал товарища по плечу. Меналеон отправился в команду Люксембурга.
И вот сейчас он ехал позади Азафрана. Прекрасный выдался денек на склонах Кантабрийских гор. Гонка еще не набрала темп, Акил не спеша катил позади пелотона, как это вошло у него в привычку в последнее время, ободряя и наставляя неопытную молодежь — без досадной назойливости, подчас одним своим присутствием, подчас дружеским советом или беззлобной шуткой по поводу «больших парней».
Если бы не Меналеон, идиллия была бы полной. Патруль напряг воображение. У него получилось. Язвительный мерзавец как бы исчез.
— Поговаривают, будто Флейшман всаживает ему по самое не хочу, — тем не менее гнусавил тот. — Ты, случаем, не слышал, седло у нашего чемпиона еще не хлюпает? Что ж там за «сок» такой, а, Патруль? Тебе небось тоже перепадает?
Азафран продолжал фантазировать. После холодных ранних заездов, зачастую пронизанных снегом, ледяным дождем и комьями замерзшей грязи, солнце дарило гонщикам ту восхитительную весеннюю свежесть, что пробирает вас до самых костей. Некоторые спортсмены жару недолюбливают. Патруль, как и Саенц, упивался ею. Она его просто оживляла.
Пока что основная группа не прониклась в полной мере духом состязания, но уже еле заметно начинала входить во вкус. Настоящая схватка ожидалась впереди.
— О, вижу, ты малость изменил позицию. Это Флейшман тебя научил, так аэродинамичнее, что ли? А может, просто-напросто вентилируешь свой драгоценный зад? Остужаешь, чтобы не перегрелся?
Природа блаженствовала. Это изумительное чувство, казалось, разделяли все: орлы, что парили под самыми обрывками сияющих облаков, голуби, воркующие на ветвях деревьев, и даже мелкие птахи, которые суетились и перепархивали с куста на куст.
— Лично я бы никогда не вляпался в такую дрянь.
Можно подумать, кого-то волновало, во что именно он бы вляпался. Дорога вокруг как бы сама собой опустела: одни незаметно отстали, других понесло вперед разузнать, что к чему. Меналеон, похоже, окончательно погряз в собственном озлобленном мирке. Между тем Азафран украдкой огляделся: нет ли поблизости мотоциклов с телеоператорами или журналистов.
— Нет, ну, право слово, где еще место дерьму, как не в заднице? Вы-то как, с Акилом? Делитесь? То-то я смотрю, маленькая де Зубия дует губки — поди, вниманием обижена. Не переусердствуйте, парни, с этой дурью и быстрой ездой. Шлюшка ведь может и обидеться…
Патруль не особенно прислушивался. Его не интересовало, к чему клонит собеседник. Реальное окружение куда сильнее занимало мысли гонщика. Покатый спуск окаймляли еще не одетые листвой деревья, а между ними, почти у дороги, темнели валуны размером с автомобиль. И как они только сюда попали? Судя по виду — скатились во время обвала в горах. Но гор-то здесь как раз и не было, разве что волнистые холмы. Откуда же столько громадных обломков?
Вот еще одна гранитная глыба вынырнула у правого поворота. Пора. Вроде бы Меналеон употребил слово «шлюшка»? Азафран разбираться не стал. Незачем. Он замахнулся, от всей души врезал костяшками пальцев по виску ненавистного болтуна, перехватил закачавшийся велосипед и направил его в нужную сторону. Глыба довершила работу. Раздался громкий хруст, как будто сломалось молодое дерево. Патруль решил не оглядываться.
