Чарльз Буковски - Фактотум

Меня взяли на должность, которая у них называлась «помощник завхоза». Помощник завхоза — это такой человек, у которого нет никаких определенных обязанностей, кроме обязанности всегда быть под рукой. Предполагается, что он просто знает, что надо делать. Знает на уровне глубинных инстинктов. И эти инстинкты должны подсказать ему, как лучше всего управляться с делами, чтобы все было в порядке, и компания, которая для нас как Родная Мать — именно так, с большой буквы, — всячески процветала, а мы бы удовлетворяли ее потребности и выполняли бы все ее маленькие капризы, совершенно абсурдные, нескончаемые и мелочные.

Хороший помощник завхоза — это такой человек, у которого нет ни лица, ни половой принадлежности, ни личных амбиций. Его основная черта — полное самозабвение и самопожертвование. Он всегда ждет у дверей магазина, когда придет первый сотрудник, у которого есть ключи. Он встречает своих сослуживцев на улице, желает им доброго утра, называя каждого по имени и сияя лучезарной улыбкой, с тем, чтобы поднять им настроение перед началом рабочего дня. Он исполнительный и послушный. Он заботится об удобствах коллег по работе. Следит за тем, чтобы в сортире — и особенно в женском сортире — всегда была туалетная бумага. Вовремя опорожняет мусорные корзины. Протирает окна, чтобы на них не было грязных разводов. Производит мелкий ремонт офисной мебели. Следит за тем, чтобы двери не скрипели и хорошо открывались. Чтобы часы показывали верное время. Чтобы не заворачивались уголки коврового настила. Чтобы могучим откормленным тетям не приходилось носить небольшие пакеты с покупками самостоятельно.

Я был не очень хорошим помощником завхоза. В моем представлении такая работа предполагает, что ты просто слоняешься без дела с утра до вечера, стараясь не попадаться на глаза начальству и особенно рьяным сотрудникам, которые могут настучать начальству. И у меня все получалось. Причем вовсе не в силу большого ума. Это был чистый инстинкт. Я не особенно парился. У меня было стойкое ощущение, что меня скоро уволят. Или я уйду сам. А когда приступаешь к работе с таким ощущением, тебе уже незачем напрягаться: ты расслаблен и благостен, и эту расслабленность многие ошибочно принимают за проницательный острый ум или за некую скрытую силу.

Это был не простой магазин одежды. Это был целый маленький комбинат, самодостаточный и автономный: комбинация ателье и магазина. Торговые залы с готовой продукцией располагались на первом этаже, а на втором этаже размещались цеха ателье, представлявшие собой лабиринт из шатких мостиков и переходов, по которым боялись ходить даже крысы, и длинных узких галерей, в которых сидели швеи и работали при свете лампочек мощностью в тридцать ватт: щурились, напрягали глаза, давили на педали своих машинок, меняли нитки. Они никогда не смотрели по сторонам. Никогда не разговаривал и друг с другом. Простосидели и выполняли свою работу — тихие, сосредоточенные, скрюченные в три погибели.

Одно время, в Нью-Йорке, я работал в отделе доставки на ткацкой фабрике. Развозил рулоны материи по таким вот цехам. Лавировал со своей ручной тележкой по забитым народом улицам, стараясь не сбить никого из прохожих, заезжал в переулки на задах мрачных унылых зданий, поднимался наверх в темных лифтах. Даже не в лифтах, а просто в подъемных устройствах, которые ты сам тянул вверх или вниз за веревку с прикрепленными к ней старыми деревянными катушками. Света не было, и пока лифт медленно поднимался, я читал номера этажей — 3,7,9, — написанные белым мелом на голых стенах чьей-то давно позабытой рукой. Поднявшись на нужный этаж, я дергал еще одну веревку и, приложив всю свою силу, открывал тяжеленную металлическую дверь, и передо мной представали уходящие в бесконечность ряды швейных машинок, за которыми сидели грустные пожилые еврейки. Я ни разу не видел, чтобы кто-то из них хоть на миг оторвался от своей работы или как-то еще обозначил, что они знают о моем присутствии.

В ателье-магазине в Майами-Бич не была надобности в доставке. У них был собственный склад. В первый день на работе я специально прошелся по швейным цехам, чтобы посмотреть на людей. В отличие от Нью-Йорка большинство здешних работников были черными. И здесь работали не только женщины, но и мужчины. Я подошел к одному чернокожему дядьке, достаточно мелкой, едва ли не миниатюрной комплекции, с приятным лицом — по крайней мере не с таким зверским, как у большинства. Он сидел за машинкой, но шил что-то вручную. Наверное, это была очень тонкая работа. У меня в кармане лежала бутылка в полпинты.

— Тухлая у вас тут работа. Выпить хочешь?

— Конечно. — Он отпил неслабый глоток и вернул мне бутылку. Потом угостил меня сигаретой. — Ты давно у нас в городе?

— Нет, я только приехал.

— А откуда?

— Из Лос-Анджелеса.

— Кинозвезда?

— Ага. В отпуске.

— Вам вроде как не положено разговаривать с рабочими из цеха.

— Да, знаю.

Он замолчал.

Он был похож на маленькую обезьянку, старую, изящную обезьянку. А для парней снизу он и был обезьяной. Я отхлебнул виски. Мне было хорошо. Я стоял и смотрел, как работают эти люди: сосредоточенно, молча, в тусклом свете тридцати ваттных лампочек. Их руки двигались искусно и ловко.

— Меня зовут Генри, — представился я.

— Меня — Брэд, — сказал он.

— Слушай, Брэд, вот смотрю я на вас, как вы трудитесь, и мне становится грустно. Давайте я вам спою?

— Лучше не надо.

— У вас совершенно кошмарная работа. Почему вы вообще здесь работаете?

— А что нам еще остается?

— Иисус говорил, что люди достойны лучшего.

— Вы верите в Бога?

— Нет.

— А во что тогда верите?

— Ни во что.

— В этом мы с вами сходимся.

Я поговорил и с другими работниками. Мужчины вели себя замкнуто, недружелюбно. Некоторые девчонки смеялись надо мной.

Я смеялся в ответ:

— Я шпион. Меня подослало начальство. Я наблюдаю за вами, за вами за всеми.

Я отпил еще виски. И спел этим людям свою любимую песню «У меня сердце бродяги». Они продолжали работать. Никто даже не посмотрел в мою сторону. Когда я закончил, они все еще продолжали работать. Никто не произнес ни слова. А потом кто-то сказал:

— Слушай, белый, ты лучше уйди.

Я понял намек и ушел.

Глава 57

Даже не знаю, сколько я там проработал. Наверное, месяца полтора. В какой-то момент меня перевели в приемный отдел, где я сверял комплектацию поступавших к нам партий мужских штанов по упаковочным листам. Это были нереализованные заказы, которые нам возвращали из розничных магазинов-филиалов, расположенных, как правило, в других штатах. Тут все было четко. Ни разу не случилось такого, чтобы количество возвращенных товаров не совпало бы с перечнем в упаковочном реестре — скорее всего потому, что товарищ, занимающийся комплектацией груза, очень ответственно подходил к своей работе, поскольку боялся ее потерять. Я примерно себе представляю, что это был за человек. Наверняка он выплачивал кредит за машину, причем из тридцати пяти выплат у него было сделано только семь; его жена раз в неделю, по понедельникам, ходит на курсы росписи по керамике, ипотечный кредит на квартиру пожирает его заживо, и каждый из его пятерых детей выпивает по кварте молока ежедневно.

Я не люблю тряпки. Одежда наводит на меня скуку. Одежда — это ужасно. Так же, как витамины, астрология, пицца, катки для катания на коньках, поп-музыка, чемпионаты по боксу в тяжелом весе и т. д., и т. п. Я сидел, изнывая от скуки, делал вид, что считаю штаны в очередной поступившей партии, и вдруг обнаружил кое-что необычное. Наэлектризованная ткань липла к пальцам и никак не желала отлипать. Наконец-то случилось хоть что-то интересное. Я внимательно рассмотрел ткань. На вид она была такой же волшебной, как и на ощупь.

Я встал и направился в туалет, прихватив с собой брюки. Зашел в кабинку, закрыл дверь на задвижку. Я никогда ничего не крал. Никогда в жизни.

Я снял брюки, в которых был. Спустил воду. Потом надел эти волшебные штаны. Закатал штанины почти до колен. Натянул свои старые брюки — прямо поверх новых.

Еще раз спустил воду и вышел.

Я страшно нервничал. Мне казалось, что все на меня смотрят. Я направился к выходу из магазина. До конца рабочего дня оставалось еще полтора часа. Наш самый главный начальник стоял у прилавка, ближайшего к двери. Он уставился на меня.

— У меня непредвиденные обстоятельства, мистер Сильверстейн, и мне надо срочно с ними разобраться. Можете вычесть эти полтора часа из моей зарплаты…

Глава 58

Я добрался до дома, закрылся в комнате и снял старые портки. Раскатал штанины моих новых волшебных брюк, надел чистую рубашку, почистил ботинки и вышел на улицу. Новые брюки были коричневыми, очень насыщенного оттенка, с вертикальными «рубчиками» на ткани.