Харуки Мураками - Токийские легенды (Tokyo kitanshu)

– Мне это неизвестно,- ответила Мидзуки.

Тэцуко Сакаки, ничего не говоря, некоторое время смотрела на Мидзуки, словно пыталась в чем-то убедиться. Затем сказала:

– Хорошо, однако неужели вы действительно никогда не ревновали? Ни разу в жизни?

Мидзуки немного подумала.

– По-моему, нет. Пожалуй, ни разу.

– Выходит, вам не понять, что же это за чувство.

– Думаю, в общих чертах я все же пойму. В смысле – его природу. Но ощущения мне неизвестны. Насколько ревность сильна, сколько длится, как это все горько и печально – вот в этом смысле.

– Да уж,- сказала консультант,- такое простое слово «ревность» имеет разные степени. Как, по сути, и все человеческие чувства. В легкой форме называется завистью или белой завистью. При незначительной разнице между ними это то, что обычные люди испытывают в повседневной жизни. Например, когда товарищ по работе раньше вас пошел на повышение, или кто-то в классе стал любимчиком учителя, или соседям выпал крупный выигрыш в лотерее. Тогда просто завидно. Немного сердишься: разве это справедливо? Ну, с позиции людской психологии естественное чувство. У вас даже такого не было? Никому никогда не завидовали? Мидзуки подумала.

– Похоже, что нет. Конечно, полно людей, живущих лучше меня, но это совсем не значит, что я им как-то завидую. Люди – они ведь все разные.

– Вы имеете в виду, люди все разные, поэтому так просто сравнению не поддаются?

– Пожалуй.

– Да-а, интересно,- протянула консультант, сцепив над столом пальцы в замок. Похоже, интерес ее был неподделен.- Ну, это, во всяком случае, легкая степень ревности, одним словом – завидки. Однако, если дело дойдет до тяжелой степени, таким простым разговором не обойтись. Она, как паразит, поселяется в сердце человека. И в некоторых случаях, как говорила ваша подруга, превращается в некую опухоль, разъедая душу до самой глубины. И даже приводит человека к смерти. Сдержать это невозможно, поэтому человеку приходится очень тяжко.

Вернувшись домой, Мидзуки вытащила из стенного шкафа заклеенную скотчем коробку, в которой лежал конверт с именными бирками. Коробка была набита ее старыми письмами, дневниками, альбомами с фотографиями, табелями успеваемости и прочими памятными вещицами еще с начальной школы. Мидзуки давно уже собиралась навести здесь порядок, но, ссылаясь на занятость, так и возила коробку с собой, переезжая с места на место… И теперь конверт с бирками на глаза ей не попался. Вытряхнув содержимое, Мидзуки устроила тщательную проверку, но конверта нигде не было. Она растерялась. Переезжая в этот дом, она мельком заглядывала в коробку и видела его. Помнится, тогда она подумала: «Надо же, столько барахла храню». А потом заклеила коробку, чтобы никто не заглянул,- и до сих пор ее не открывала. Поэтому конверт должен быть здесь. Без всяких сомнений. Куда же он мог задеваться?

Тем не менее с тех пор, как она впервые зашла в кабинет психологической консультации мэрии и стала раз в неделю встречаться с Сакаки, плохая память на собственное имя ее уже особо не волновала. То есть забывала она его примерно также часто, однако симптом, похоже, остановился в развитии. Все же остальное из памяти по-прежнему не выскальзывало. И неловкостей благодаря браслету уже не возникало. Ей даже начало казаться, что забывать собственное имя – естественная составная жизни.

Мужу о своих походах на консультации она не рассказывала. Особо скрывать это в ее планы не входило, но она как представила, что придется выкладывать все до мелочей, и рассказывать тут же расхотелось. Муж наверняка потребует подробных объяснений. К тому же своей забывчивостью и еженедельными консультациями в мэрии она не доставляет мужу никаких хлопот. Плата смехотворная. А о том, что не может найти общежитские бирки, консультанту она пока тоже не говорила: не считала, что это может иметь особый прок для бесед.

Так прошло два месяца. Каждую среду она ходила в районную мэрию на собеседование. Посетителей со временем прибавилось, и отводимое ей время сократилось с часа до положенных тридцати минут. Однако их диалог с консультантом уже развивался по накатанной, поэтому разговоры были кратки и по существу. Конечно, поговорить подольше хотелось – за такую-то плату. Но куда ж еще дольше?

– Сегодня у нас было девятое собеседование,- сказала консультант Мидзуки за пять минут до окончания приема.- Хоть вы и не стали забывать свое имя реже, но и чаще не стали, верно?

– Чаще не стала,- ответила Мидзуки.- Мне кажется, достигнут статус-кво.

– Очень хорошо,- сказала Сакаки, сунула в карман пиджака ручку, которую до этого держала в руке, и сцепила пальцы в замок поверх стола. Затем, выдержав паузу, произнесла: – Может статься – но это не более чем «может статься»,- что, когда вы придете сюда в следующий раз, в нашей теме наметится какой-то большой прогресс.

– По поводу моей забывчивости?

– Да. Если дело пойдет, удастся конкретно установить ее причину. И возможно, причину эту мне даже удастся вам показать.

– Вы имеете в виде причину… забывчивости?

– Именно.

Мидзуки ничего толком не поняла.

– Выходит, конкретная причина… в общем… явление видимое?

– Да, это видимый предмет. А как же.- Консультант довольно потерла ладони.- Глядишь, получится как бы поднести его вам прямо на тарелке. Однако подробности, к сожалению, до следующей недели сообщить не могу. К тому же, по правде говоря, я и сама пока что не знаю, что из этого всего выйдет. Только надеюсь, что все получится толково. И если все удастся, тогда и объясню.

Мидзуки кивнула.

– В любом случае я хочу сказать, хотите вы этого или нет, но дело уверенно движется к развязке. Знаете, не зря ведь говорят: жизнь – три шага вперед, а два назад. Не переживайте. Все будет в порядке, поверьте тетушке Сакаки. Поэтому опять через неделю, идет? Только не забудьте оставить заявку в справочном бюро.- И Сакаки подмигнула.

Когда Мидзуки пришла к часу дня через неделю, Тэцуко Сакаки поджидала ее за столом, улыбаясь пуще прежнего.

– Думаю, я нашла причину вашей забывчивости,- гордо сказал она.- И устранила ее.

– В смысле, я больше не буду забывать свое имя? – поинтересовалась Мидзуки.

– Именно. Больше вы не будете забывать свое имя. Ведь причина стала ясна и устранена верным способом.

– Так в чем же она была? – в сомнении спросила Мидзуки.

Тэцуко Сакаки достала что-то из лежавшей сбоку черной сумки «Энамель» и разложила на столе.

– Думаю, это ваши вещицы?

Мидзуки поднялась с дивана и подошла к столу, на котором лежали теперь две бирки: на одной было написано «Мидзуки Оосава», на другой – «Юко Мацунака». Она побледнела. Опустившись на диван, она молчала, не в силах ничего сказать. Только прикрыла ладонями рот, будто сдерживала поток рвущихся оттуда слов.

– Неудивительно, что вы поражены,- сказала Тэцуко Сакаки.- Однако уже все в порядке. Успокойтесь. Я сейчас все подробно объясню. Бояться нечего.

– Но почему…-выдавила Мидзуки.

– Почему бирки вашей студенческой поры оказались у меня?

– Да. Я…

– …ничего не понимаю, верно? Мидзуки кивнула.

– Я вернула их для вас,- сказала Тэцуко Сакаки.- Потому что вы не могли вспомнить свое имя из-за того, что у вас эти бирки украли. Чтобы вернуть вам собственное имя, эти две бирки непременно следовало отобрать.

– Но кто…

– Кто он и откуда – этот похититель двух бирок из вашего дома? И с какой целью? – сказала Тэцуко Сакаки.- Чем объяснять это вам здесь на словах, сдается мне, лучше расспросить об этом самого похитителя.

– Как, похититель здесь? – ошеломленно спросила Мидзуки.

– Конечно. Схватили и отобрали бирки. Разумеется, ловила не я – поймал мой муж со своими подчиненными. Помните, я говорила, что он работает в этой мэрии начальником отдела гражданского строительства?

Мидзуки кивнула, так и не понимая, что к чему.

– Ну, тогда пойдемте. На встречу с преступником. Нужно посмотреть ему в глаза и проучить по первое число.

Мидзуки в сопровождении Тэцуко Сакаки вышла из кабинета, прошла по коридору и вступила в лифт. Они спустились на подземный этаж, затем миновали длинный безлюдный коридор и остановились перед дверью в самом конце. Тэцуко Сакаки постучала. Услышав мужской голос: «Да-да, входите», она открыла дверь. Внутри стояли высокий худощавый мужчина лет пятидесяти и крупный молодой человек раза в два моложе. Оба – в бежевой спецодежде. На нагрудной бирке пожилого значилось «Сакаки», молодого – «Сакурада». Молодой сжимал в руках черную дубинку.

– Мидзуки Андо, верно? – спросил мужчина постарше.- Я – муж Тэцуко Сакаки. Меня зовут Йосиро. Я работаю начальником отдела гражданского строительства в этой мэрии. А это Сакурада, мой подчиненный.

– Очень приятно,- сказала Мидзуки.

– Ну, как он, не буянит? – спросила консультант.

– Да нет, во всем раскаялся и смирился со своей участью,- сказал Йосиро Сакаки.- Сакурада стерег его с самого утра, но тот вел себя прилично.