Харуки Мураками - Токийские легенды (Tokyo kitanshu)
Консультант, поддерживая разговор, вставляла редкие реплики.
– Дело было в октябре. Перед ужином я готовилась к завтрашним урокам у себя, когда зашла второкурсница по имени Юко Мацунака. Все ее звали Юкко. Бесспорно, она была первой красавицей нашего общежития. Белая кожа, длинные волосы, личико – ну прямо куколка. Родители у нее владели известной традиционной гостиницей в Канадзаве. Богатеи. Она училась на класс младше меня, поэтому никаких подробностей о ней я не знала, но поговаривали, что успевала она очень даже хорошо. Иными словами, сильно выделялась на фоне остальных. Немало девчонок из младших классов были прямо влюблены в нее. Но она не задавалась и не важничала. К)к ко была тихоней, вообще закрытой такой девочкой. Вполне приятная, но порой я ловила себя на мысли, что не понимаю, что у нее в голове. Думаю, несмотря на всю эту популярность, по-настоящему близких подруг у нее не было.
Я сидела за столом, играло радио, когда в дверь тихонько постучали. Я открыла. Там одиноко стояла Юкко Мацунака. В тонком облегающем свитере и в джинсах.
– Я хотела бы немного поговорить. Ничего, если сейчас? – поинтересовалась она.
Я удивилась, но ответила:
– Ничего. Все равно занимаюсь пустяками, можно и поговорить.
Я до сих пор ни разу не беседовала один на один с Юкко и даже представить себе не могла, что она придет ко мне в комнату просто поговорить. Предложила сесть и заварила пакетики черного чая кипятком из термоса.
– Тебе уже приходилось ревновать? – без предисловий спросила Юкко.
Вопрос застал меня врасплох. Я удивилась, однако, подумав, ответила:
– Думаю, что нет.
– Ни разу?
Я покачала головой.
– По крайней мере так сразу и не вспомнишь. Ревность? Например, из-за чего?
– Например, если человек, которого ты действительно любишь, полюбил кого-то другого. Или когда кому-то другому с легкостью досталось то, что ты очень мечтала заполучить. Или когда кому-то без особых усилий запросто удается то, чего очень хочешь добиться ты… вот такое.
– Пожалуй, у меня таких случаев не было,- ответила я.- А у тебя?
– Сколько угодно.
Услышав это, я просто онемела. Чего же нужно этой девочке? Писаная красавица, из богатой семьи, популярная персона. Родители в ней души не чают. Поговаривают, иногда по выходным ходит на свидания с симпатичным студентом. Что еще может желать человек? Я никак не могла взять этого в толк.
– Ну, например, какие? – попробовала уточнить я.
– Мне бы не хотелось говорить об этом… если можно,- сказала Юкко, осторожно подбирая слова.- К тому же, мне кажется, нет смысла выкладывать здесь конкретные примеры. Просто мне давно хотелось спросить, приходилось ли тебе испытывать нечто вроде ревности.
– Давно спросить… об этом… у меня?
– Да.
Я ничего не поняла, но решила ответить откровенно.
– Такого рода опыта… пожалуй, не было,- призналась я.- Почему – не знаю, хотя это и может показаться странным. Суди сама: уверенности в себе у меня нет, получать все, что захочется,- не получаю. Наоборот, то там, то тут – сплошное недовольство. Но зависти из-за этого к другим у меня, если разобраться, не было. Интересно почему.
Юкко слегка улыбнулась.
– Мне кажется, ревность вряд ли имеет какое-то отношение к объективным условиям. В том смысле, что человек ревнует, потому что чем-то обделен. И наоборот. Это как опухоль на теле – самопроизвольно появляется в каком-то неведомом месте и, не поддаваясь какой-либо логике, бесцеремонно день за днем разрастается внутри. Хочешь не хочешь, а сдерживать ее бесполезно. Скажем, у несчастных опухоль образуется легко, а у счастливых не возникает вовсе… Так же не бывает? Вот и тут то же самое.
Я молча слушала Юкко. Такой длинный монолог был для нее явлением весьма редким.
– Человеку, не познавшему ревность, объяснить это очень трудно. Единственное, что тут можно сказать: жить изо дня в день с этим в душе – дело совершенно безрадостное. Как будто ходишь в обнимку с маленьким адом. Думаю, ты должна радоваться, если до сих пор не сталкивалась с этим чувством.
Сказав это, Юкко уставилась мне в лицо с какой-то смутной улыбкой. «И все-таки красивая девочка,- опять подумала я.- Стильная такая – и грудь у нее красивая. Я даже представить себе не могу, каково жить таким красавицам. Все на нее смотрят. Гордится ли она этим? Радостно ей жить – или тревожно?»
Однако, к моему немалому изумлению, зависти к ней я не чувствовала.
– Я сейчас уезжаю к родителям,- сказала Юкко, не отводя взгляда от рук у себя на коленях.- У родственников несчастье. Мне нужно на похороны. Разрешение я уже получила. К утру понедельника должна успеть. Вот я и подумала – ты не подержишь у себя мою бирку?
С этими словами она вынула из кармана бирку и протянула мне. Я ничего не могла понять.
– Взять-то я могу, только зачем давать ее мне на хранение? Разве нельзя просто положить в ящик или еще куда-нибудь?
Юкко посмотрела на меня гораздо пристальнее, чем раньше, и я совсем растерялась.
– Если ты не против, я бы все-таки хотела попросить об этом тебя,- настойчиво произнесла она.- Меня кое-что беспокоит, поэтому я не хотела бы оставлять ее у себя в комнате.
– Хорошо,- согласилась я.
– Пока меня не будет, смотри, чтобы ее не унесла обезьяна,- предупредила Юкко.
– Мне кажется, в этой комнате обезьяны не водятся,- весело ответила я.
Шутить этой девочке было отнюдь не свойственно. Она вышла из комнаты, оставив только бирку, нетронутую чайную чашку и странную пустоту.
– В понедельник Юко Мацунака в общежитие не вернулась,- рассказывала консультанту Мидзуки.- Классный руководитель начал беспокоиться, позвонил ее родителям и узнал, что домой она не приезжала. Никто из родственников, разумеется, не умирал, похорон тоже никаких не было. Солгав, она куда-то исчезла. Труп нашли в конце следующей недели. Я узнала об этом, вернувшись в воскресенье вечером от родителей из Нагой. Самоубийство. Говорят, вскрыла себе вены и долго умирала, вся в крови, в чаще какого-то леса. Причины самоубийства не знал никто. Ничего похожего на предсмертную записку не нашли, и никаких мотивов никому в голову не приходило. Девочка, живущая с ней в комнате, сказала, что накануне ничего необычного в ее поведении не замечала. Юкко не казалась чем-то озабоченной. Все было как и всегда. Она просто молча умерла.
– Однако вы не считаете, что Юко Мацунака по меньшей мере пыталась вам что-то передать? – спросила консультант.- Поэтому и пришла напоследок к вам в комнату отдать бирку. И рассказала о ревности.
– Да, действительно. Она говорила мне о ревности. Только позже я поняла, что она, пожалуй, хотела хоть с кем-нибудь поговорить об этом перед смертью. Но я же тогда не понимала, насколько для нее важен этот разговор.
– Вы рассказывали кому-нибудь, что она приходила к вам в комнату перед смертью?
– Нет.
– Почему?
Мидзуки наклонила голову.
– Я считала, что, расскажи я об этом, все только запутается. Думала, никто этого не поймет и ничему это уже не поможет.
– Возможно, ревность и привела ее к самоубийству.
– Да. Но скажи я кому об этом, ведь подумают, что я спятила. Ну кого может ревновать такой человек, как Юкко? К тому же все и так были на пределе. Поэтому я решила, что лучше всего помалкивать. Обмолвись я об этом в женском общежитии… это равносильно концу… Все равно что чиркнуть спичкой в газовом баллоне.
– А что стало с той биркой?
– Она по-прежнему у меня. Должна лежать в коробке где-то в стенном шкафу. Вместе с моей.
– А почему бирка так и осталась у вас?
– Вся школа тогда была в шоке, и я как-то забыла ее вернуть. А со временем сделать это стало совсем непросто. Но при этом и выбросить нельзя. К тому же мне иногда казалось, будто Юко Мацунака хотела, чтобы ее бирка всегда оставалась со мной. Не потому ли она перед смертью нарочно пришла и отдала мне ее на хранение? Хотя никак не могу взять в толк, почему именно мне?..
– И впрямь странно. Учитывая, что вас ничего особо не связывало.
– Конечно, если живешь бок о бок в тесном общежитии, так или иначе знаешь друг друга в лицо, здороваешься, а то и парой слов перекинешься. Однако мы учились на разных курсах и ни разу не говорили ни о чем личном… Правда, я была кем-то вроде старосты… Может, поэтому она и пришла ко мне? – сказала Мидзуки.- Ничего другого в голову не приходит.
– А может, она просто интересовалась вами? Была увлечена? Что-то в вас видела?
– Мне это неизвестно,- ответила Мидзуки.
Тэцуко Сакаки, ничего не говоря, некоторое время смотрела на Мидзуки, словно пыталась в чем-то убедиться. Затем сказала:
– Хорошо, однако неужели вы действительно никогда не ревновали? Ни разу в жизни?
Мидзуки немного подумала.
– По-моему, нет. Пожалуй, ни разу.
– Выходит, вам не понять, что же это за чувство.
– Думаю, в общих чертах я все же пойму. В смысле – его природу. Но ощущения мне неизвестны. Насколько ревность сильна, сколько длится, как это все горько и печально – вот в этом смысле.
