Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений - Тарасов Александр
Сегодняшние леворадикалы говорят об экстремизме так:
«Голосовать — глупо. Ходить на оппозиционные митинги, слушать там чужих взрослых людей, мечтающих рулить историей и купаться в шампанском — глупо…
Нужно купить пистолет и распылитель. Пистолет для самообороны, а распылитель для превращения скучных городских стен в произведения искусства. Нужно добиться легализации мягких наркотиков, чтобы система не могла контролировать твое сознание с помощью телевизора. Ты — сам себе телевизор! Нужно добиться свободного ношения оружия, ибо система вооружена против тебя — армией, полицией, мафией; а ты нет…
Те, кто хотят, чтобы мир сохранился таким, каков он есть, — на самом деле не хотят, чтобы он сохранился. Система убивает жизнь: ту, которая вокруг, и ту, которая еще теплится каким-то чудом у тебя внутри и зовется «воля к свободе». Существование системы — паралич мировой души и смерть человека. Наше существование — карнавал революции и приговор системе.
Они называют нас экстремистами. Это не экстремизм — это нормальная реакция живых людей на происходящее, просто живых осталось немного».[161]
«Террористы — те, кто строит тюрьмы, а не те, кто их взрывает. Террористы — те, кто бомбит городские кварталы и села, отдает преступные приказы, развязывает войны и загоняет молодых парней на бойню. Экстремисты не те, кто устраивает акции протеста, а те, кто, пользуясь нашим страхом перед аппаратом подавления, избивает демонстрантов, легализует массовые убийства и сгоняет население в фильтрационные лагеря. Государственный террор — основной источник насилия и террора…
Наше «насилие» — это реакция естественной самозащиты угнетенных от террора, возведенного в закон и ежедневно совершаемого государством и правящей кастой».[162]
«Сильный идет против ветра. Свобода — осознанная необходимость. Для того, чтобы стать свободным, надо сначала завоевать свободу. Подаренной свободы не бывает. В свободном обществе свободы не может быть, ее заменяет либеральность. Экстремизм — это не битье окон и не пьяная драка с ментами. Экстремизм — это в первую очередь попытка разработать собственную шкалу ценностей и жить в соответствии с ней. Экстремизм — это поиск смысла жизни в обществе, где главными ценностями являются стабильность ради стабильности и сытость ради сытости. Экстремист — это человек, шагнувший на край пропасти, чтобы вдохнуть свежего ветра. Вставший в полный рост под пулями, чтобы увидеть звезды… Пусть будет проклята стабильность, да здравствует экстремизм!»[163]
Выход из изоляции, конституирование леворадикалов как признанного крайнего крыла левой оппозицииПосле августа 1991 г. леворадикалы оказались в ситуации политической изоляции. От общедемократического (буржуазно-либерального) движения они к тому времени уже отошли — и само это движение в них не нуждалось. К коммунистам леворадикалы по-прежнему находились в оппозиции — и не стремились к союзу (а для троцкистов это было и вовсе невозможно, так как общим местом троцкистской доктрины был отказ от союза со «сталинистскими» организациями).
Однако первоначально степень своей изоляции леваками, видимо, не осознавалась. Во всяком случае, анархисты поняли, насколько они изолированы, только во время кампании за освобождение А. Родионова и А. Кузнецова, когда их не поддержал почти никто из бывших союзников.
Это непонимание хорошо видно из факта отказа Инициативы революционных анархистов (ИРЕАН) и троцкистских «Комитета за рабочую демократию и международный социализм» (КРДМС) и «Комитета за советскую секцию IV Интернационала» от сотрудничества с коммунистическими радикалами сразу после демонстрации 7 ноября 1991 г. на Красной площади, проведенной по случаю очередной годовщины Октябрьской революции. Демонстрация не была санкционирована московскими властями, и растерявшиеся коммунисты не смогли ее организовать. Демонстрация состоялась только потому, что невзирая на запрет на Красную площадь вышли ИРЕАН, КРДМС и «Комитет за советскую секцию IV Интернационала», а уже затем их поддержали неорганизованные коммунистические радикалы (причем демонстрация сопровождалась столкновениями с милицией). Анархисты и троцкисты могли бы воспользоваться событиями для укрепления своего влияния в среде радикальной коммунистической оппозиции, но не сделали этого.
Попытку КРДМС осенью 1991 — весной 1992 г. создать из обломков КПСС «Рабочую партию» едва ли можно отнести к попыткам выйти из изоляции. Скорее, КРДМС в соответствии с известной троцкистской тактикой энтризма пытался захватить лидерство в среде мелких коммунистических организаций. После того как инициатива с «Рабочей партией» провалилась, лидер КРДМС Сергей Биец, в строгом соответствии с троцкистской ортодоксией, заклеймил радикальные коммунистические организации как «мелкобуржуазные».[164]
Однако нельзя не признать, что установившиеся в тот период личные контакты между активистами КРДМС и активистами «Трудовой России» помогли затем троцкистам и леворадикалам вообще в деле выхода из политической изоляции.
Интересно, что первые сознательные шаги по выводу леворадикалов из изоляции сделали осенью 1991 г. представители «номенклатурной» левой оппозиции. Председатель Моссовета Николай Гончар (бывший секретарь Бауманского райкома КПСС в Москве) привлек к разработанному им проекту организации Партии труда лидеров Конфедерации анархо-синдикалистов (КАС) Андрея Исаева и Александра Шершукова. В проекте закулисно (через своих подчиненных — секретарей Московской федерации профсоюзов (МФП) Михаила Нагайцева и Татьяны Фроловой) участвовал и председатель МФП Михаил Шмаков. Вскоре А. Исаев возглавил оставшуюся без руководства газету МФП «Солидарность» и привел туда с собой большое число анархистов. В тот период на заседаниях Московской организации КАС А. Исаев не скрывал, что рассматривает участие в Партии труда и работу в МФП как способ вывести КАС из маргинального состояния и «анархо-синдикализировать» официальные профсоюзы.
Хотя в реальности все получилось наоборот (А. Исаев и А. Шершуков вышли из КАС, их товарищи по КАС либо перестали быть анархистами, либо порвали с МФП и А. Исаевым), нет сомнения, что участие членов КАС в работе официальных профсоюзов и сотрудничество с Партией труда, а через нее — с другими демократическими левыми (Социалистической партией трудящихся (СПТ) и т. п.) и даже с социал-демократами — создавало основу для включения анархо-синдикалистов в «общий фронт» левой оппозиции.
Другим примером такого рода можно считать активные контакты СПТ и Российской коммунистической рабочей партии (РКРП) в Ростовской области с Союзом радикальной анархистской молодежи (СРАМ) в конце 1991 — начале 1992 г. Поскольку и СПТ и РКПР не имели связей и опоры в молодежной среде, а СРАМ пользовался заметным влиянием у местной левой молодежи (особенно в г. Шахты), СПТ и РКРП надеялись использовать анархистов для омоложения своих рядов и предлагали СРАМ союз и всяческую помощь.[165] Местные власти болезненно отреагировали на перспективу создания «единого оппозиционного блока» СПТ — РКРП — СРАМ и предприняли быстрые и эффективные меры по дезорганизации и ликвидации СРАМ. Активистов СРАМ исключали из учебных заведений, выгоняли с работы, забирали в армию, вели «разъяснительную» работу с родителями и т. п., лидера СРАМ Дмитрия Рябинина и лидера Шахтинской группы СРАМ Александра Любомищенко зимой 1991/92 г. отчислили из института в Шахтах, после чего деятельность СРАМ была полностью парализована.
В особом положении находились «пролетаристы» из Общественно-политического объединения «Рабочий» (ОПОР). ОПОР еще до августа 1991 г., не порывая окончательно контактов с отдельными представителями общедемократического движения (например, с социал-демократами), устанавливает отношения с западными троцкистами (Lutte Ouvriere (Франция), Международная лига трудящихся (Бразилия) и т. п.), «пролетаристами»-сталинистами, ВКП(б), РКРП, независимыми профсоюзами и со многими другими группами, преимущественно — марксистской ориентации. В этом кругу (марксистская оппозиция — рабочие организации) ОПОР вращается до сих пор, то ослабляя (даже прерывая) контакты с некоторыми контрагентами, то активизируя (возобновляя) их (в зависимости от остроты полемики со своими партнерами, материального положения организации, ухудшения/улучшения личных отношений между лидерами и т. п.). Можно сказать, что ОПОР является единственной леворадикальной организацией, которая никогда не попадала в положение подлинной политической изоляции.
