Я посадил дерево - Никита Михайлович Раков
Ритуализм, присущий прошлым поколениям, я не принимал и в детстве, но с жадным интересом слушал бабушкины истории. Например, аравиус – цветёт только зимой – раскрывается несколькими бутонами с одинаковым у всего куста количеством лепестков, по ним считали, сколько месяцев тепла предстоит в будущем. А “зеня” на деревенском сленге – имеет индивидуальный рисунок по центру цветка, похожий на глаз. Его высаживали каждый раз, когда в семье кто-то умирал и считалось, что через этот глаз покойники наблюдали за миром живых. Так и у нас цвёл свой дедушка.
Но мне уже 35, я лежу в кровати, разбитый от продолжительной бессонницы, с которой я никак не могу справиться. Сплю не больше 3-х часов в сутки и просыпаюсь, какой бы усталый я не был. Врачи, как и всегда, нихрена не знают, а умирать, чтобы вскрыть самого себя мне бы не хотелось…
Чёрная. Абсолютно чёрная комната лежала вокруг меня. В прохладном пространстве висело очертание окна – голубая ночь пробиралась ко мне через бреши в плотной шторе. Она – ночь – пахла свежо и сладко, как и всегда. Сбросив ставшее неприятным одеяло, я собрался из темноты на кухню – жёлтую и тёплую – моё утешение. Под мягким кухонным светом я заварил себе ароматного травяного чая, чтобы немного проснуться и успокоиться. С горячей дымящей кружкой я прошагал вдоль чёрной комнаты, но чернота уже более не смущала меня, она не была единственным существующим пространством, эта чернота была лишь отсутствием кухонного света. В конце продолговатой спальни (единственной комнаты, кроме кухни и оранжереи) была стена из стеклоблока и дверь, ведущая за эту стену – в лабораторию. Вообще, мне очень нравилось строение моей квартиры – как вагон поезда. Небольшой аппендикс от прихожей – кухня, справа, а вдаль от прихожей прямоугольником легла моя квартира, комната за комнатой.
Пройдя жилую комнату, я зашёл в тёплую стоячую влагу лаборатории и включил белый свет. Квадратная небольшая комната, справа – слегка побитый простецкий стол прямо перед окном – моё рабочее место. Напротив двери, в которой я стою, у стены расположилось хранилище с множеством ячеек – в каждой стоял цветок, у каждого цветка в ячейке свои условия существования: разный свет, разная температура, разная влажность. Слева у параллельной к столу стены симметрично было воткнуто окно, под которым стояли высокие растения – просто для красоты, не для изучения. И изучаю я не растения, а их смерть. Иногда, конечно, в качестве хобби я занимаюсь гибридизацией и у меня даже есть своя коллекция интересных селекций, но меня как патологоанатома, пусть и бывшего, больше заботят условия умирания и возрождения.
Я вспомнил, что оказался безработным и лёгкая хандра легла внутри меня. Моих накоплений хватит едва на год, и пусть меня это не беспокоит, думал я. Пусть я останусь в своей лаборатории, отдамся любимому делу и очищу своё время для того, что поистине ценю.
Мне интересны реакции растений на губительные факторы: их адаптация, их процессы умирания, пост-смертельные процессы и, конечно, реактивное сопротивление. Кроме того, крайне занимательным я нахожу и процессы возрождения – абсолютно каждое умершее растение я могу использовать в качестве основы для выращивания вида, теоретически, но практически – не для каждого нового рождения у меня есть инструменты и ресурсы.
Из тумбы слева от двери (о ней я не рассказал) я достал сухую тряпку, в которую были помещены три стебелька с разными цветами – подарок одного восточного коллеги – редкое растение, которое даже в их краях существует в очень специфичных условиях и встречается нечасто. Живые они мне не нужны.
Я сел за стол, надел очки, включил свой любимый альбом, положил скальпель в правую руку и аккуратно сделал надрез вдоль стебля. Придвинув увеличительное стекло, я отсоединил часть отмершей ткани и перенёс его в чашечку, которую поместил под микроскоп.
“Господин Бертин (он произнёс мою фамилию правильно – с ударением на последний слог), поделитесь для читателей, Вы не раз в своей книге упоминали плоды Лиян, какова вероятность, что мы способны восстановить их в нашей действительности?”.
Я капнул небольшое количество кислоты на стекло.
“Вы должны понять для себя, что плоды Лиян, скорее всего, являются очень сильным галлюциногеном и опасны для современного человека не физическим ядом, а психическим. Смотрите – …”
Я наблюдал за смертью трети активных клеток в сухом стебле.
“… современный человек привык к абсолютному контролю ситуации: он подминает под себя, для своего спокойствия, пространство, создаёт XYZ плоскости, пытается контролировать время, чтобы не потеряться в этой мясорубке неясностей. Но яснее не становится и это ведёт наш мир к развитию – наука ищет новые ответы, люди придумывают лучшие инструменты контроля и усердно делают вид, что у них это получается. Плоды Лиян же и их, если позволите, задача – разрушение привычных элементов контроля. Мало того, что время более не является ориентиром – оно попросту течёт с удобной ему скоростью, так и ваши собственные физические рецепторы отправляют вас в далёкое пешее. Вы, скорее всего, перестанете чувствовать себя конкретной частью мира и вам придётся раствориться. Только представьте – мир без времени, контроля, с текущими реками пространства. Всё вокруг вас теряет свою паттерность и повторяемость – вдруг вы ощущаете, что ничего в этом мире больше не повторит своей предыдущей формы. Так работают плоды Лиян, насколько я могу судить из своих исторических исследований”.
Часть умерших клеток перестала реагировать на химикаты. Я переключаюсь на те, что выжили.
“В чём же вы видите опасность?”, – продолжил интервьюер.
Я облокотился на спинку стула, отодвинувшись от микроскопа и закурил, начав говорить вслух.
“Поймите, что подобная сверхчувствительность к окружению и тотальное отсутствие контроля – это путь к суициду уже сложенной цивилизации. Общество Лиян, вскормленное её плодами, предполагается иным – для нас эти люди были бы либо сумасшедшими, либо воспринимались бы пришельцами", – я вдруг заметил, что сижу в своей тихой комнате один, вслух отвечая на вопросы самого себя. Стало немного неловко, но через силу, надеясь быстро вовлечься обратно, я продолжил: "Сами ответьте себе на вопрос – хотели бы вы оказаться в подобном статусе? И ради чего”, – я выдохнул дым сигареты и продолжал смотреть в окно, обдумывая собственный вопрос.
"Могу я Вас