Портрет по завету Кимитакэ - Николай Александрович Гиливеря

Вечно повторяющийся сентябрь. Так можно сказать про любой другой месяц года, но приход осени крепко начал ассоциироваться с лишением наивной свободы. Каждый человек, не только ребёнок или подросток, чувствует быстротечность дорогого ему явления. Так мне представляется, хотя опять же, это чистой воды субъективщина.

Вторая неделя учебного года, а уже приходится ходить в куртке. В прошлом году тёплая погода держалась вплоть до ноября.

Конец учебного дня. Пошел только третий час. Пора двигаться домой. Рядом стоящий С. нервничает. Холодный ветер нещадно лупит по лицу, а я упрямо не отхожу со школьной площадки у центрального входа.

С. попеременно использует в мою сторону то проклятья, то нытьё. Я сто раз объяснял этому замечательному тормозу, что не могу самостоятельно идти домой, так как за мной заходит мама.

Такова постыдная правда. Маменька до сих пор считает, что её девятилетний сын неспособен пройти до дома зигзагом триста метров. Чуть ли не каждый день у нас происходят скандалы на этой почве. Мои аргументы очевидны:

1. Теперь я и так гуляю на улице один;

2. Идти действительно близко;

3. Очень стыдно перед сверстниками и друзьями;

4. Я действительно уже большой;

5. Что будет дальше?

Мамины контраргументы достаточно причудливы, несмотря на серьёзность самой ситуации. В попытке подчеркнуть эмоциональную хаотичность этого человека, я отказываюсь писать упорядоченно. Лучше постараюсь передать атмосферу: «Тыещёмаленькийпонимаешь? А знаешь? Знаешь? Ты не представляешьсколько плохих людей. Посмотрипосомтри телевизор. Сейчас МАНЬЯКИ разгуливают, ты ведь вон какой забитый! Любой схватит и потащиттытогохочешь? Потерпиещёгодик! Один годик? Я сама видела, как забирают некоторых девочек из твоего класса! Нуичточтотвойдругсам ходит, оннагодстаршетебя. Пусть его мама за этим следит» Атыотец неп оддакивайчеготыхочеш ьвонссестро йходион ажевтожевремя заканчиваетвотивм естеходитетакбезопаснееглав ноеэтобезопасностьиоао мшвьалщваааааааааааааааа!

Каждый раз логика родителя сводит меня с ума, но я продолжаю попытки решить вопрос мирно.

Разумеется, можно поддаться подростковому бунту. Взять, да прийти домой. Но если мы разминёмся? Что будет, когда мама придёт забирать меня, а я исчез? Есть вещи, которыми я не готов жертвовать. У маменьки будет как минимум удар. Её здоровье и равновесие слишком много для меня значат.

Читаю насмешки в глазах проходящих мимо одноклассников. В очередной раз С. начинает скулить. Уговариваю его идти без меня. Он долго держался, но вечно это продолжаться не может.

Остаюсь наедине со своими мыслями. Мама сильно опаздывает, а я как назло очень хочу по-маленькому. В школу возвращаться не хочется. Опять же, это связано с развившейся паранойей, что родитель придёт с минуты на минуту, а меня не окажется на оговоренном месте. Пока терпимо.

Сегодня странный день. На втором уроке русского языка одноклассник А. тихо окликнул меня. Учительница как раз объясняла новую тему, с присущим ей старанием выводя на классной доске основные правила грамматических основ в предложениях.

Немного отойдя от темы, тезисно опишу А., чтобы зритель представлял примерный портрет.

Красивый. Смуглый. Из богатой семьи. Уверенный в себе. Танцор. Любимец всех девочек. Душа компании среди нас, пацанов. Отличник. Эдакий символ идеального ребёнка с точки зрения почти любого взрослого.

Единственным недостатком А. (на мой взгляд) являлась чрезмерная настойчивость, которой он иногда утомлял окружающих, но разбавлялась она юмором, поэтому серьёзных претензий ни у кого не возникало.

Возвращаюсь на урок русского языка, как раз в то мгновение, когда А. шепотом окликнул меня. Я сидел с краю третьего ряда за четвёртой партой, а он на втором ряду вровень со мной.

При желании мы могли пожать друг другу руки, так, ради мелкой хохмы; чего шалопаи только не выдумывают дурацкого ради мимолётного эндорфина.

Взгляды наши встретились. Мой — вопросительный. Его — весёлый. Взгляд одноклассника на секунду «маякнул» вниз, как бы указывая путь, куда нужно смотреть. Рефлекторно я последовал предложению, увидев под партой оголённый орган. Сморщенный, не имеющий эрекции, он дрыгался в такт сжимающим его пальцам.

Сидящая рядом одноклассница тихо смеялась с покрасневшим лицом. А я продолжал смотреть, не думая вообще ни о чём. К своему стыду почувствовалось пьянящее дуновение.

Вовремя спохватившись, я быстро вспомнил о своей маске. Чёрт! Ещё бы немного и могли появиться разговоры о моей странности. Я быстро начал смеяться, полностью имитируя непринуждённую манеру; Раскачивая головой, плавно отвожу взгляд. Теперь нужно поморщиться на манер: «Фу, гадость». Последним штрихом в спектакле становится едкий комментарий соседу по парте. Тот с любопытством начинает высматривать, затем переходя в истеричный хохот.

Второй неприятный случай произошел во дворе, на короткой прогулке, когда А. нашел у забора мёртвого пса. Он собрал всех пацанов. Снова расстегнул ширинку, начав мочиться на труп животного, при этом радости его не было предела.

Коллективная боязнь показаться «занудой» заставила нас смеяться этой отвратительной выходке. Я говорю за остальных ребят, потому как знаю, что они из себя представляют. Несмотря на буйность некоторых персон, даже для них «помочиться на труп» выглядит как минимум неправильным, но мы выдавливаем из себя эти дерзкие насмешки. Маленькие сектанты.

Внутри зарождается чувство, словно это я занимаюсь надругательством. Осквернение могилы бродячего существа — дело нехитрое. Акт торжества наглости и глупости.

Помимо классического набора мыслей «адекватного человека» у меня возникает ощущение, которое в подростковом возрасте воплотится в слово «экзистенциональный кризис», но пока этого слова нет — пустота не показывается на глаза, оставаясь падающей тенью моей нежной души.

Эротический контекст органа для детородства основывается на ассоциациях. После случившегося в классе я задался вопросом, желая понять причины моего организма отреагировать на чужое естество таким образом.

Я знал, что дело не в моей возможной (как и у всех людей на планете) предрасположенности к полигамному отношению к плоти. По крайней мере, в контексте возраста и воспитания — это казалось невозможным.

На то время люди, так или иначе, выказывали отвращение к неестественным отношениям. Из всех дворов пестрили только парочки, страстно обжимающиеся, лобзающие друг друга без стыда и совести.

Родители — как ещё одна модель правильного поведения. Истории в книжках: принц влюбился в принцессу и наоборот. Сериалы по телевизору. Фильмы. Вся окружающая культура стала неосознанным примером для подражания, подавляя на корню гипотетическую возможность выбора.

Я не хочу сказать, что нестандартную любовь нужно рекламировать, тыкая её людям в лицо, как пример возможных отношений, но я за справедливую нейтральность.

Женский голос окликает меня. С опозданием в сорок минут, иду с провинившейся мамой, которая попросту забыла про своё чадо. Радует только её смех, дарящий хорошее настроение.