Алексей Ручий - Наркопьянь
- Не знаю, - спокойно ответил я, продолжая концентрироваться на точке, - завтра увидим. Работа – не волк, в лес не убежит.
***
Только соберешься по-человечески задепрессовать, подумать, какое вокруг дерьмо, инструкцию по вселенской тоске написать, как отовсюду начинают сыпаться разные приятности. Только тут начинаешь понимать: как же несовершенен мир.
По ту сторону чуда. (Глава 10)
«Будем смеяться, не дожидаясь минуты, когда почувствуем
себя счастливыми, иначе мы рискуем умереть,
так ни разу и не засмеявшись».
Жан де Лабрюйер
Мое поколение особенное. Моему поколению на все плевать. Даже на то, что ему на все плевать, если вы понимаете, о чем я.
Мое поколение не войдет в историю – ни при каких раскладах, да ему и плевать. Мы брошены в океан пустоты и барахтаемся в нем по мере своих сил, вот так. Кто-то выплывает, кто-то идет ко дну. Таково мое поколение. И еще мое поколение любит The Prodigy. То есть чудо. И я, собственно, тут не исключение.
Проснувшись, я долго смотрел в потолок, глотая слюну. Голова была тяжелой – очередная абстиненция и только. Я привык. Играя с огнем, привыкай к постоянным ожогам. Хотелось в туалет, но сил встать не было. Я плавно запускал воздух в свои легкие, пытаясь прийти в себя.
Внезапно я вспомнил. Черт, сегодня же рейв, на котором будут Продиджи – одна из горячо любимых мною команд! Мы с Доктором взяли билеты еще в начале августа. Я ждал этого события полтора месяца. И вот дождался – разбитый, в поту, с гудящей как эскадрилья взлетающих тяжелых бомбардировщиков головой. Нужно было что-то срочно предпринимать.
Я повернулся набок, диван подо мной заскрипел. О, скрипучие диваны съемных квартир! Сколько же тел на вас спало, предавалось любви, просто трахалось, а, может, даже пыталось покончить с собой, вскрыв вены опасным лезвием? Вы все помните и скрипучими голосами пытаетесь поведать свои истории миру. За это я вас и ненавижу. Как и съемные квартиры, впрочем.
Кое-как я встал, пошел в туалет и попробовал прочистить желудок. Не получилось – ладно. Я наспех умылся холодной водой и даже умудрился почистить зубы. Правда, от вкуса зубной пасты во рту меня все-таки своротило – еле успел добежать до сортира. Потом вернулся в ванную и закончил умывание.
Оделся и пошел в ларек. Прежде всего, надо привести себя в чувство. Какое-нибудь светлое пиво с невысоким градусом должно помочь.
На улице светило негреющее солнце сентября. Надвигалась унылая питерская осень. Я посмотрел на кроны деревьев – в них уже промелькивала узнаваемая желтизна – словно седой волос в шевелюре стареющего человека. Из-за домов задувал холодный ветер.
В ларьке взял пару бутылок пива и пиццу – позавтракать тоже не помешало бы. Посмотрел на часы: половина одиннадцатого. Целый день впереди.
Я решил сразу не идти домой, а посидеть на скамейке во дворе. Свежий воздух полезен.
Вообще мною давно замечено, что, когда пьешь на природе – где-нибудь в глуши, вдали от больших промышленных городов, - редко испытываешь похмелье. На качество алкогольного отходняка, по всей видимости, напрямую влияет экология. Такие дела.
Пиво улетело быстро. Тут не до эстетского смакования, прежде всего, я думал о здоровье души. Именно ей, заключенной в клетку злосчастного тела, приходилось хуже всего.
На душе немного полегчало. Появилась некоторая легкость, которая могла стать отличным плацдармом для подготовки моего дальнейшего наступления на похмелье.
Я решил повторить. В ларьке взял еще пару пива. Пиццу я так и не съел, поэтому ей по-прежнему отводилась роль моего завтрака. На сей раз решил все-таки пойти домой. Пора было уже и подкрепиться.
Дома первым делом позвонил Доктору. Доктор ответил заспанным голосом:
- Чего?
- Не чего, а кого. Тебя.
- А-а-а…
Я открыл пиво.
- Спишь?
- Пытаюсь, но мне мешают. Будят тут всякие…
Я включил электрическую плиту и поставил на нее сковородку.
- Ну, не всякие, положим, а я. Ты не забыл?
Я услышал в трубку, как доктор усиленно чешется.
- Не забыл.
- Тогда я часиков в пять к тебе подъеду, хорошо?
- Давай, - и Доктор, по всей видимости, снова провалился в сон.
Я налил подсолнечного масла в сковородку. Туда же положил пиццу – микроволновки у меня не было. К чему она? К чему вообще все в мире, если целому поколению на все плевать?
Мы ищем любовь, смысл, ставим какие-то задачи, скачем на своих культях к каким-то целям, сходим с ума в четырех стенах съемных квартир – и все впустую. Потому что всем на все плевать. Я отхлебнул пива из бутылки.
В окно ломилось тусклое осеннее солнце. Я подмигнул ему: недолго уж осталось. Нас всех ждет время печалей и вьюг. Время не проходящей ледяной тоски декабрей. Все это будет. Но потом. А сегодня – в отрыв.
Мне не хотелось бы впадать в рефлексию, но она неугомонно преследует меня. Мысли роятся в голове подобно червям в гниющем мясе.
Вот зачем мы живем? Что нас ждет впереди? По сути, мы – поколение без цели. Наши родители не смогли привить ее нам, так как сами потеряли свою.
Кому-то пытаются подсунуть идеалы чужих культур: зарабатывать деньги, покупать квартиры, автомобили, но большинству их не достигнуть, да и плевать на них. Большинство выбирает кайф. И Продиджи.
Но за кайф приходится платить. Пьешь три дня – потом отходишь неделю, это логично. За каждым праздником приходит Время Великих Обломов и разочарований. Все просто. Так устроен мир.
За этими мыслями я проглотил пиццу. Она не поразила меня какими-то особыми вкусовыми качествами, напомнив кусок резины, который я добровольно запихал себе в рот. Запил все это дело пивом. Потом потянулся и вышел на балкон покурить.
Внизу сновали люди. Я ронял пепел им под ноги. Точнее, пепел растворялся еще в воздухе, не достигнув земли. Но мне хотелось быть поэтичным. Вроде как этот пепел – все мы, такие же рассеиваемые легким натиском ветра. Летящие к земле, но не достигающие ее. В общем, я ронял пепел под ноги прохожим.
Где-то залаяла собака, поток воздуха принес ее тяжелый надрывный лай. Захотелось выть. Мне нужно было расслабиться. Я не мог. Что-то угнетало меня, окатывая сухой волной изнутри.
Почему я пью? Зачем? Иногда употребляю наркотики. Это глупо? Глупее ли, чем купить квартиру, машину в кредит, а потом всю жизнь ходить в банк как героинщик за дозой – только чтобы отдать ему все деньги и получить новый кредит? Или нарожать детей, которым через некоторое время ты станешь не нужен, и они будут считать тебя глупым старым пердуном, у которого иногда можно взять денег, не заморачиваясь с их возвратом? Ах…
Я решил, что мне надо еще поспать. Лег, поворочался минут десять, но так и не заснул. Тогда я достал электрогитару из чехла, подключил к комбику, врубил приставку «дисторшн» и, выкрутив ручку громкости на полную, взял квинтовый аккорд. Комбик ответил злым рычащим звуком. То, что надо. Умрите соседи. Умрите!
Я сыграл проигрыш из «Smoke on the Water» группы Deep Purple. Дым на воде, ага. Дым на воде – это я. Моя жизнь. Только дым – и больше ничего. Потом я сыграл «The man who sold the world» - в том варианте, в котором ее играла Nirvana на своем последнем альбоме. Человек, который продал мир. Продано! Продано все!
Я выдал еще пару забойных проигрышей собственного сочинения. Ломай и круши, ломай и круши. В стену застучали. Да пошли вы! Выйдите на балкон и прыгните вниз. Какая разница, помрете вы сейчас или чуть позже, успев разве что нагадить побольше? Я сыграл композицию до конца, проигнорировав стук. Мне так хотелось.
Потом я сыграл еще одну и только затем лег спать. На этот раз заснуть получилось. Я провалился в податливую мглу своего воспаленного рассудка, открывшись неведомым мирам искаженного алкоголем сознания.
Проснулся я около пяти часов вечера. На этот раз пробуждение далось мне легче. Я уже не испытывал той боли и мути, что с утра. Просто хотелось пить.
Внезапно зазвонил телефон. Доктор.
- Ты как? – спросил он.
- Средненько. Только проснулся.
- Ну ты спать…
- Я рано встал.
Доктор закашлялся.
- Это я помню. Едешь?
- Сейчас оторву себя от дивана, что, в общем-то, достаточно затруднительно, умоюсь и поеду.
- Тогда жду.
- Жди.
Я сполз с дивана. Потряс головой, сгоняя остатки сна. По стеклам серванта плясали веселые зайчики. Веселитесь? Веселитесь, мне плевать.
Я принял душ и, наконец, пришел в себя. На кухонном столе стояла непочатая бутылка пива. Я открыл ее и налил пиво в кружку. Осушил ее медленными глотками, осторожно смакуя напиток. Пиво было теплым, а потому невкусным. А, черт с ним. Остатки я по-быстрому допил из бутылки.
