Сперматозоиды - Мара Винтер
***
“Я написала отцу, – сообщает Лида в ватсе, – он приедет на похороны. Если тебе интересно, в чём я сомневаюсь”. Чёрт, думаю я, плюс один бронь в кафе. Опять менять список. Телефон ломится от непрочитанных сообщений. Еду с Пашей, в шевроле. Еду, а коленочки слабые, всю потрясывает, будто в грудной клетке порхает фея и рассыпает золотую пыльцу по всем конечностям. При этом – ком в горле.
В коридоре меня Венц всё-таки зажал. Ванную-то я закрыла, но, что купалась, что нет, результат один. “Ничего не изменилось, говоришь? – сказал он, и к стене лицом, и запястья, одной рукой, сзади, и под юбку. – Ты у меня теперь чехлом для члена будешь, сука. Выпускать из себя не будешь, – знает, что говорить. Такие фразочки, грязные, низкие, ни в коем случае нельзя воспринимать эмоционально и, упаси боже, личностно. Ниже, ниже, на колени, раком, на четвереньки, с прогибом. Замедлился, до клитора дотянулся сам. Я, пытаясь вытолкнуть его, расслабилась так, что аж точку джи наружу вывернула. Кончила, содрогаясь. Он – после, меня – за волосы, к себе развернул, кончил в рот. Сглотнула. Было вкусно. Сперма, она разная бывает, может голову, как ватой, забить, отупляя, может, наоборот, раздвинуть границы сознания. Облизала головку, нежненько. Светлячки в голове. – А вот теперь свободна”, – сказал Венц, сжал мне лицо, за щёки, неслабо так, отпустил, отошёл. Я вернулась за лосинами и носками, оделась, мыслями не там, куда иду. Обулась на полу. Вернулся Венц. Я посмотрела на него снизу вверх и сказала: “Всеми”. “Что всеми?” – не понял. “Ты спрашивал, кем я хотела бы быть. Я говорю, всеми. Играть в разные игры. Как будто это, как будто то”. Он пропел: “Как будто ты моя шлюшка”. Я ответила: “Именно как будто. На самом деле это не так. Божена – личность, Божена сама имеет шлюшек. Шлюшка – это одна из ролей. Роль может быть жертвы, маньяка, девочки-дауна, униженной аристократки, да кого угодно. Божена – выше всего этого, понял?” Он помолчал, разбираясь в моих тонкостях. “Так вот оно, твоё равенство, – дошло до рыжего, называется. – Не понимаю, к чему такие сложности. Я вот шлюшка. И ничего, всё нравится. Давай меняться, если хочешь. Сначала я тебя, потом ты меня. У меня с девочками, если что, такого ещё не было, но интересно, как это вообще. Я тебе почему-то доверяю. Отыграешься как раз, – заигрывает, как проститутка, глазками, бровками, – отомстишь мне”. Похоже, стадия меняется. Завал в женскую сторону. Я встала и, усмехнувшись, заявила: “Не за что мне тебе мстить”. Взяла сумку, куртку и вышла в дверь.
Паша успел подъехать и ждал. Намёков на раскаяние я в себе не обнаружила. По моему виду, кажется, всё было понятно без слов. Слова прозвучали. Паша рассказал нашу последовательность действий. У нотариуса. С маминым адвокатом он уже встретился, завещание получил. Я вчера, пока накуривалась, сдала своему юристу явки и пароли. “Машину тебе так передадут, без доплаты, – заверил он, – передача будет фактическая. Если, конечно, Лида не станет на неё претендовать”. “Лида не станет, – сказала я. – Я плачу пошлину на дом, за обеих, и похороны тоже оплачиваю сама. То на то и выходит”. Где брать деньги, отдельная тема. Кое-что с квартирантов. Остальное надо зарабатывать. “А, тогда ладно”, – уронил Паша. Он разволновался. Перед встречей с Лидой каждый раз волнуется. До сих пор. Неважно, сколько после неё перетрогано.
Внешне по нему никогда не скажешь, что его привлекают в том числе и мальчики. Короткостриженный блондин, черты лица несколько грубоваты, ясноглазый, очень стильный. В белой рубашечке, пиджаке, джинсах. Ботинки начищены до блеска. Рост – метр девяносто. Фигура спортивная, тренируется. Похабничает, как мы все, но с любовью. Влюбчивый, в отличие от нас с Андрюхой. Вадик-то идёт по схеме, полюбил – дал, идёт с частотой метронома. У меня, смешно признаться, такое впервые. Андрей сделал выводы с одного сдвига, сходил туда, как на экскурсию: спасибо, оставьте себе. Вот и ждёт, пока я переболею, чтобы начать со мной работать, на повышение качества жизни. Вадик (он присоединился последним, в старших классах) называл нас чёрствыми сексоголиками, а Пашу – породистым жеребцом во главе четвёрки. И удачно называл, до недавних пор. Паша смотрит на дорогу. Что ещё Паша? Достаточно хороший друг и не в меру хороший парень. Сколько его учили, без толку. Как влюбится, забывает про блядки, ради новой пассии готов горами жонглировать. Потому они его и бросают: ревнив, как дьявол. Прямо представляю их разговор, Андрея и Павлика, про Венца. “Не понимаю, что они, обе, в нём нашли? кипятится Паша. – Ну ладно, могу ещё понять, Жека на чудаков падкая, но Лида, Лида-то куда?” Лида? После стольких лет? Всегда. И, довершая картину, улыбка Андрея: “Да ты что. Он же справочник девиаций. Живой справочник. По нему видно. Каждая находит свою”. Андрей любит наблюдать. Обычно мы наблюдаем с Андреем. Теперь Андрей наблюдает один. Я в ауте. Учёный свалился в аквариум. Стал рыбкой. Человек-амфибия. Золотой рыбкой. Чешуя в лёгких, вон оно чего. И легко мне от неё, и больно.
Больно, как вспомню. Что ни вспомни, всё больно. Мама моих друзей пригревала. То чаем с пирожными угостит нашу компанию, то напиток градусный, из элитных, за так подгонит, то советом поможет, а то и на ночь остаться разрешит, понимая: мы за делом, не бордель открываем. У Андрюхи родители ещё в Питере жили, сейчас уехали в Германию, квартиру ему тут оставив. Они все, мои мальчики, маму помнят. Хочется выть. Но мы-то уже взрослые. Мы говорим о делах. Я вытираю лицо влажными салфетками. Лиде звоню заранее: выходи. Чем выше солнце, тем больше мне звонят. Нужно подъехать в десять мест разом. Трубка греет ухо. Сестра стоит у многоэтажки, одна, красивая, с сумкой и зонтиком. Раскаяния по-прежнему нет. Случилось то, что должно было случиться. “Держись, бандитка, – пишет Венц в телеге. – Они тебя не съедят”. Лида садится на заднее сиденье. С Лидой они ходили в кино, на концерты, в театр, по выставкам. Общего мало, говорит. Меня он звал в горы, с
