Элмер Мендоса - Любовник Дженис Джоплин
А еще Капи славился тем. что за один присест мог потребить спиртного больше любого жителя тихоокеанского побережья, неоднократно отстаивая свое первенство, в том числе перепив легендарного капитана «Оклахомы», американского тунцелова, севшего на мель в заливе. Пока дожидались буксира из Сан-Диего, чтобы стащить «Оклахому» обратно на глубину, ее матросы сошли на берег в Альтате и развлекались тем, что играли в бейсбол, пьянствовали и волочились за каждой юбкой, попадающейся им на глаза. Порядком устав от беспокойства, чинимого незваными гостями, изобретательные рыбаки придумали способ срубить с американцев немного денег. Один из местных чикано явился к гринго и сказал:
— Предлагаем вам устроить соревнования!
— Какие еще соревнования?
— А кто больше выпьет! Пусть самый сильный из вас померяется своим умением с нашим.
— Не советуем вам этого делать! Наш чемпион — настоящая бездонная бочка!
— Ставим пятьсот песо!
— Ладно, вот вам двести!
— Тысячу!
— Семьсот! — И ударили по рукам.
Матрос с «Оклахомы» улыбнулся и сказал, что самый сильный из них — сам капитан. Ну, что ж, пусть будет капитан на капитана. Сложили деньги в железную бадью, посадили обоих соревнующихся друг против друга и поставили перед каждым по четыре литровых бутылки текилы «Орендайн». Условие было только одно — прикончить все, что стояло на столе, а первый, кто упадет или откажется, сразу теряет деньги. Соревнования начались в хорошем темпе. Капитан «Оклахомы», старый морской волк торгового флота США, сливал текилу в горло с громким «глаг-глаг-глаг». Первый литр осушили голова в голову, от души отрыгнули и откупорили по второй бутылке. Капитан «Оклахомы» пил быстрее Капи и к третьему литру уже имел некоторое преимущество перед соперником. Последнюю бутылку он заглотил, не переводя дыхания, тогда как Капи не спеша смаковал свою текилу.
— Ага! — победно закричали американские матросы и хотели было забрать деньги из бадьи, однако один из рыбаков знаком остановил их. Капи допил четвертый литр, откусил горлышко бутылки и начал с хрустом жевать. Гринго остолбенели от изумления; их капитан умел пить алкоголь, но есть стекло ему не доводилось. Между тем условие гласило: прикончить все! Капи проглотил свою закуску и попросил кока-колы. «Для лучшего пищеварения», — пояснил он. Гринго с ругательствами и проклятиями увели потерпевшего поражение капитана, а рыбаки Альтаты заказали себе пива, себиче, такитос, супчику из креветок и отпраздновали победу.
И вот теперь настала очередь Давида соревноваться с Капи.
— Подождите! — сказал он и внимательно изучил бутылку. Ему самому пришлось приобщиться к алкоголю через коварнейший в мире мескаль, какой изготавливают только в Чакале, отрыжка от него будто от хвойного настоя. От пива Давид вообще не пьянел, текилу его организм усваивал хорошо, а вот от мескаля, особенно с червячком-ох как мучился, не дай бог! Вот и в этой бутылке он разглядел — ну да, вон эта черная штука плавает!
— Нет! — наотрез отказался он. — Я не могу пить, если там червяк!
— Подумаешь, какой нежный! — презрительно бросил толстяк.
— Я же говорил тебе, Капи, он просто баба! Ну, чего кочевряжишься? — прикрикнул Ривера на Давида.
— Не буду пить, — уперся тот на своем, — противно!
— А пить стариковскую бурду не противно было? Может, ему отвар из коки приготовить?
— Капи, — вмешался старый Мансо, — в твоей бутылке нет червяка, почему бы вам не поменяться?
— Отдай ему свою бутылку, Капи! — закричали рыбаки.
— Ладно, чтобы после не отпирался, — согласился толстяк и отдал Давиду свою бутылку. Начали пить одновременно — буль-буль-буль, — как вдруг Капи остановился: что такое? Давид пил гораздо быстрее его и осушил бутылку, не замедляя темпа.
— Вот черт! — восхитились зрители. — Силен парень! Провожаемый взглядами рыбаков, Давид побрел к баркасу Мансо и обессилено повалился на сети.
— Молодец! — услышал он голос старого рыбака. — Выдержал испытание! Иди со мной! Вещи захвати, а мотор в кооперативе оставим.
Мансо жил в доме, стоящем в самом конце улочки, на которой не было ничего, кроме песка. Его дочь Ребека к возвращению отца приготовила еду.
— А у меня появился помощник, только сейчас он немного пьяный!
— Очень приятно! — произнесли оба.
— Ребека Мансо.
— Давид Валенсуэла.
Дочь рыбака, не стесняясь, окинула его похотливым взглядом. Женщина она была высокая, стройная, со смуглой, золотистого оттенка кожей; пышные груди, не стесненные бюстгальтером, распирали блузку. Повинуясь жесту отца, она принялась накрывать на стол и по ходу дела, к удивлению Давида — вот это да! — не упускала возможности наклониться к нему и коснуться своей роскошной грудью.
«Очень аппетитная бабенка, да и обстановка благоприятная!» — тут же заметил внутренний голос. «Это не Дженис!» — мысленно оскорбился Давид, который поклялся больше никогда не слушаться советов своей бессмертной части. Закончив есть, Данило объявил, что отправляется спать.
— У меня к тебе, дочка, две просьбы: во-первых, повесь под навесом гамак для этого парня, а во-вторых, веди себя хорошо!
— Да, папа.
Старик ушел в дом, а Давид, все еще одурманенный мескалем, поймал на себе пристальный взгляд смуглянки. Не отводя от него глаз, женщина подняла руку к груди, одну за другой расстегнула пуговки и сняла с себя блузку. После этого наклонилась к Давиду, чтобы поцеловать его.
— Вы что? — остолбенел тот от неожиданности. «Вот это я называю небо в алмазах!» — в восторге воскликнула его бессмертная часть. От Ребеки исходил какой-то доселе неведомый Давиду запах, который лишал его способности сопротивляться. Нотутему вспомнилась Дженис, и он пришел в себя.
— Погодите-ка! — попытался отстраниться Давид, однако сильные руки Ребеки не отпускали.
— У меня что-нибудь не на месте? — Она уперлась своей грудью ему в лицо.
— Пожалуйста, не надо! — как мог отбивался Давид. «Да расслабься ты! — вмешался внутренний голос. — Посмотри на нее, она ничуть не менее лакомый кусочек, чем Лягушачьи Лапки!» — «Не суйся не в свое дело!» — мысленно огрызнулся Давид. «Нельзя упускать такую возможность!»
— Тихо!!!
Ребека замерла в изумлении:
— Но я, кажется, ничего не сказала!
— Да я не вам…
— У тебя что, крыша поехала? — Карма покатывалась со смеху.
Давид поднялся из-за стола и направился к навесу.
— Эй! Ты куда? Нечего здесь разгуливать без спросу! — Давид послушно вернулся. — То-то же! — Ребека хотела снова перейти в наступление, но юноша поспешно отступил на безопасное расстояние. — Эй, да что с тобой? Может, ты голубой?
— Мне от вас ничего не надо!
«Не будь таким неблагодарным, бог накажет!» — вставил внутренний голос.
— Что? Я тебе не нравлюсь?
— Не в этом дело, просто я помолвлен.
— А, так у тебя есть девушка?
— Да. — Смех у него в голове не стихал.
— Ты ее любишь? — Да.
— И хочешь на ней жениться?
— Да, хочу.
— И когда свадьба?
— Когда перееду к ней в Калифорнию.
— Она там живет?
— В Лос-Анджелесе.
— Один мой приятель тоже туда уехал, но ведь это же очень далеко, разве не так? — Быстрым движением она схватила его ладонь и прижала к себе между ног. — Неужели тебе в самом деле не хочется этого? — Давид испуганно попятился; гогот бессмертной части стал оглушительным. — Нет, ты и впрямь ненормальный! — улыбнулась Ребека. — Все равно никуда не денешься, от меня еще ни один не ушел! Ночью, когда все угомонятся, встретимся на берегу — прогуляемся. Понял?
— Да.
— И в дальнейшем будь попокладистей, потому что баркас принадлежит мне, а я очень люблю морские прогулки! А если не придешь, пеняй на себя! — Она нежно погладила Давида по щеке. — Ты правда не голубой?
— Нет!
— Ладно, до вечера можешь спать здесь, во дворе, если хочешь.
Давид поплелся к навесу. «Не дождется, я не стану изменять Дженис!» — «Какой смысл хранить верность женщине, с которой ты был вместе восемь минут? Будь у меня такая возможность…» Ничего не ответив, Давид обессилено упал на сваленные в кучу сети и провалился в глубокий сон.
Его разбудили, когда начало смеркаться.
— Пошли в «Гальеру»! — сказал Мансо. Давид поплескал на лицо водой, слушая, как напевает Ребека, а выйдя на улицу, лицом к лицу столкнулся с Риверой, который неприязненно уставился на него.
— А ты что тут делаешь?
— Я его покормил, — объяснил старик. — Тебя что-то не устраивает?.
— Нет-нет, дон Данило, доброго вам вечера! Уже уходя, Мансо все же подозвал к себе дочь:
— Пожалуйста, дочка, не делай ничего, за что мне потом пришлось бы краснеть!
— Ну, что ты, папа! — На Ребеке была юбка в цветочках, в которой она выглядела настоящей тропической красавицей.
