Алистер Кроули - Дневник наркомана
Но Лу кивала довольно жизнерадостно. Бренди вернул ей цвет лица.
- Верно, - сказала она. - Я все это слышала и раньше, но, как вы понимаете, одно дело слышать, а совсем другое пройти через все это самой.
- Опыт - единственный учитель, - согласился Фекклз. - Все это нормально, но главное дело начинать неспеша, чтобы дать себе возможность приноровиться.
Все это время Аидэ просидела без движения, точно истукан. От нее исходила весьма курьезная аура. Определенное очарование заключалось у нее в полном отсутствии очарования.
Извините, пожалуйста, за парадокс. Я только хотел сказать, что она обладала всеми качествами, которые обычно привлекательные. Она сохранила остатки поразительной, пускай и эксцентричной, красоты. Она обладала громадным богатством опыта, и это было очевидно; и не только им, но и скрытой энергией, усиливающей обычно неотразимость; впрочем, она была начисто лишена того, что мы зовем магнетизмом. Слово это не научное - тем хуже для науки. Оно описывает природное явление, причем один из важнейших фактов, применимых на практике. Все, чем интересуется человек - от кабаре до империи - движется магнетизмом и больше ничем. И наука его игнорирует, потому что нет механических приборов для его измерения!
Жизненная воля этой женщины была в целом направлена к некой потаенной святыне внутри собственной ее души.
Наконец впервые за целый вечер она начала говорить. Во всей необъятной вселенной ей был интересен лишь один предмет - героин. Голос ее звучал монотонно.
Позднее Лу говорила мне, что ей он напомнил панихиду тибетских монахов далеко-далеко за неумолимыми снегами.
- Это - единственная вещь, которая существует, - каким-то необычно экстатично-отрешенным тоном произнесла Аидэ.
Угадывалось, что она извлекает из своей печали какую бесконечную, нечестивую радость. Словно бы она получала болезненное удовольствие от того, что часть ее духа пребывала в меланхолии, а другая - в чудовищных грезах; в ее расположении духа и в самом деле присутствовало некое мученическое величие.
- Вы не должны ожидать мгновенных результатов, - продолжила она. - Нужно переродиться в нем, выйти за него замуж и умереть от него, прежде чем вы его поймете. Люди все разные. Но любому требуется как минимум несколько месяцев для того, чтобы избавиться от этого глупого занудства жизни. Пока вы имеете животные страсти - вы животное. Как отвратительна уже одна только мысль о еде, о постели, и прочих потребностях! Живешь, как скотина! Само дыхание бывает чудовищно, когда знаешь, что дышишь. Сколь нестерпимой была бы жизнь даже среднего человека, если бы он постоянно и остро осознавал процесс пищеварения.
Она слегка содрогнулась.
- Вы читали Мистиков, сэр Питер? - перебил ее Фекклз.
- Боюсь, что нет, голубчик, - ответил я. - Дело в том, что я вообще не читал почти ничего кроме того, что следовало по программе.
- А я пару лет ими увлекался, - заявил Фекклз, после чего резко замер и покраснел.
Эта мысль явно пробудила какие-то весьма неприятные воспоминания. Он попытался скрыть свое смущение разговорчивостью, и принялся детально разбирать догматы Святой Терезы, Мигеля из Молино и ряда других, прославившихся по этой части.
- Главное, как видите, - суммировал он, в конце концов, - согласно теории, что все человеческое в нас является первейшим препятствием на пути к святости. Секрет святых в том, что они отвергают все ради одного, ради того, что они называют Божественной Святостью. И это не просто те вещи, которые мы называем пороками или грехами - они то как раз по сути и есть элементарные формы зла - бьющая через край похабщина. Настоящая трудность едва начинается, когда мы навсегда отвергли вещи такого рода. На пути к святости каждое телесное или умственное проявление само по себе является грехом даже в том случае, когда оно действительно оказывается чем-то таким, что обычное благочестие относит к разряду добродетелей. Вот и у Аидэ похожие идеи.
Аидэ безмятежно кивнула головой.
- Я и не представляла себе, - сказала она, - что эти люди так умны. Я всегда считала их любителями путаных религиозных идей. Но теперь мне ясно. Да, это означает жизнь в святости; если уж вам так необходимо определение на языке морали, а, как я полагаю, вам, англичанам, это необходимо. Соприкосновение любого рода, даже прикосновение к себе самой кажется мне заразным. В свое время я была главой племени, в английском смысле слова, нечестивцев. Теперь я уже не помню, что такое любовь, кроме слабой тошноты всякий раз, когда она попадается мне на глаза. Я почти совсем не ем - только скоты способны погрязнуть в существовании, требующем троекратного питания в день. Я почти совсем не разговариваю - слова это отбросы, и все в них - ложь. С моей точки зрения настоящий язык до сего времени не изобретен. Жизнь человека, жизнь героина? Я изведала и ту, и другую; выбрала то, что выбрала и не жалею об этом.
Я сказал что-то насчет того, что героин укорачивает жизнь. Тусклая улыбка мелькнула на ее впалых щеках. В ее недоброжелательном блеске было нечто пугающее, и оно заставило нас замолчать.
Она опустила взгляд на свои руки. И тут я впервые заметил с предельным изумлением, какие они у нее невероятно грязные.
- Разумеется, если считать жизнь в годах, - пояснила она причину своей улыбки, - то вы правы, героин ее сокращает. Но разве астрономические исчисления подходят, когда речь идет о жизни души? Пока я не обратилась к героину, год следовал за годом, и не происходило ничего стоящего. Это походило на детские каракули в бухгалтерской книге. Ныне же, когда я окунулась в героиновую жизнь, одна минута или час - неважно - содержит больше подлинной жизни, чем любой пятилетний период в дегенеративные дни, предшествовавшие моему духовному возрождению. Вы говорите о смерти. Почему бы вам о ней не говорить? Смерть это совершенно то, что вам подходит. Вы, животные, должны умирать и вы это знаете. Но я, я очень далека от уверенности, что когда-нибудь умру; и эта идея мне безразлична также, как любая другая из ваших обезьяньих идей.
Здесь она снова впала в безмолвие, откинулась назад и закрыла глаза.
Я не говорю, что я какой-то там философ; но даже с точки зрения простейшего здравого смысла было очевидно, что ее позиция является неприступной для всякого, кому взбрело бы в голову ее атаковать. Как сказано у Г.К.Честертона: "Выбор души неоспорим".
Часто приходится слышать доводы в пользу того, что человечество и в самом деле лишилось счастья, характерного для братьев наших меньших, как только обрело самосознание. Именно это и подразумевает идея "Грехопадения". Мы стали как боги, познали добро и зло, ценою мучений, и - "в глазах его смерти предвиденье".
Феккльз уловил мою мысль. Медленно и с выражением он процитировал:
Он плетет насмешку и ею одет, Сеет и жать не будет. Его жизнь - созерцание или грезы, Между сном и сном.
Думы о великом викторианце похоже охладили его. Он вырвался из объятий депрессии, зажег сигарету и сделал большой глоток бренди.
- Аидэ, - вымолвил он с напускной веселостью, - открыто живет во блуде с типом по имени Барух де Спиноза. По-моему, Шопенгауэр называет его "Der Gott-betrunkene Mann".
- Муж бого-опьяненный, - слабо промурлыкала Лу, бросив на Аидэ сонный взгляд из-под своих тяжелых век с набухшими голубыми венозными жилками.
- Да, - подхватил Фекклз. - Она всегда носит с собой одну из его книг. Она засыпает под его слова и, когда ее глаза открыты, взгляд падает на страницу.
Он говорил, постукивая пальцами по столу. Его быстрая интуиция улавливала, насколько нас обеспокоил тот странный инцидент. Феккльз щелкнул пальцами, подзывая официанта. Тот расценил его жест как веление подать счет, и отправился за ним.
- Позвольте мне отвезти вас и сэра Питера обратно в ваш отель, - обратился наш "хозяин" к Лу. - Вас слегка потрепало, и я прописываю ночной отдых. Доза Г. пойдет вам на пользу утром, она вас взбодрит, но Бога ради, не перебарщивайте понапрасну. Только крохотная доза и затем кокаин, кокаин, постепенно, когда начнете чувствовать, что пора уже подниматься. Ко времени ланча вы будете чувствовать себя как пара младенцев.
Он оплатил счет и мы вышли из ресторана. Словно по заказу, такси как раз высаживало компанию у дверей. Таким образом, мы спокойно доехали до дома.
