Брет Эллис - Американский психопат
— Прайс! Вернись! — ору я, но толпа аплодирует этому представлению.
— Прайс! — я опять кричу, невзирая на рукоплескания. Но Прайс исчез, и я сомневаюсь, что, если бы он меня услышал, то отреагировал бы хоть как-нибудь. Стоящий рядом Мэдисон, как бы поздравляя меня с чем-то, протягивает мне руку.
— Этот чувак — без тормозов.
Сзади подходит Макдермотт и хватает меня за плечо.
— Тут еще какой-то зал VIP, о котором Прайс знает, а мы — нет, а? Макдермотт, похоже, очень взволнован.
Мы стоим у входа в «Туннель», я все еще прусь, но уже очень устал. Удивительно, но во рту у меня по-прежнему вкус сахарозаменителя, даже после еще пары стаканов «Столичной» и J&B. Половина первого, и мы наблюдаем, как лимузины пытаются повернуть налево, на Вест Сайд хайвей. Нас трое: Макдермотт, Ван Паттен и я. Мы обсуждаем, получится ли отыскать новый клуб под названием «Nekenieh». На самом деле меня не то что прет, но похоже, что я пьян.
— Может, пообедаем вместе? — спрашиваю я, зевая. — Например, завтра?
— Не могу, — отвечает Макдермотт. — Я иду стричься в Pierre.
— Тогда, может, позавтракаем? — предлагаю я.
— Не получится, — говорит Ван Паттен. — У меня маникюр в Gio.
— Кстати, — говорю я, рассматривая свою руку, — мне тоже нужно сделать маникюр.
— Тогда поужинаем? — спрашивает меня Макдермотт.
— У меня свидание, — отвечаю я. — Черт.
— А ты? — Макдермотт спрашивает у Ван Паттена.
— Исключено, — говорит Ван Паттен. — Должен пойти в Sunmakers. А потом у меня тренировка с личным тренером.
ОФИС
В лифте Фредерик Диббл рассказывает мне о статье на шестой странице, или еще в какой-то светской хронике, про Ивану Трамп. Потом он делится впечатлениями о новом таиландско-итальянском ресторане в верхнем Ист Сайде, куда он вчера ходил с Эмили Гамильтон. Потом принимается восхваляет какое-то замечательное блюдо — «фузилли шиитаке». Я достаю золотую ручку Cross, чтобы записать название ресторана в свою записную книжку. На Диббле двубортный шерстяной костюм в почти незаметную полоску от Canali Milano, хлопчатобумажная рубашка от Bill Blass и тканый галстук в миниатюрную шотландскую клетку от Bill Blass Signature. В руках он держит плащ от Missoni Uomo. У него великолепная, дорогая стрижка, на которую я взираю с восторгом. Диббл начинает напевать мелодию, звучащую в лифте, — скорее всего, это «Sympathy for the Devil», как и во всех лифтах нашего здания. Я хочу спросить Диббла, не смотрел ли он утром Шоу Патти Винтерс про аутизм, но он выходит на один этаж раньше меня, успев повторить название ресторана — «Thaidialano», и сказать мне «До встречи, Маркус». Двери закрываются. На мне костюм из шерсти в крапинку, брюки в складку от Hugo Boss, шелковый галстук тоже от Hugo Boss, хлопчатобумажная рубашка с ворсом от Joseph Abboud и ботинки от Brooks Brothers. Утром я слишком усердно чистил зубы нитью и до сих пор чувствую в горле медный вкус крови. Почистив зубы, я прополоскал рот листерином, и до сих пор во рту у меня все горит, но, выходя из лифта, размахивая новым черным кожаным дипломатом от Bottega Veneta, проскальзывая мимо вешалки Wittenborn, я все равно улыбаюсь, хоть никого вокруг и нет.
Моя секретарша Джин сидит за своим столом. Она влюблена в меня. Наверное, я на ней когда-нибудь женюсь. Как обычно, чтобы привлечь мое внимание, она одета очень дорого и совершенно неуместно: кашемировая кофточка от Chanel, кашемировый свитер, кашемировый шарфик, серьги из фальшивого жемчуга, брюки от Barney's (шерстяной креп). Приближаясь к ее столу, я стаскиваю на шею наушники. Она поднимает глаза и несмело улыбается.
— Опаздываешь? — спрашивает она.
— Я был на аэробике, — говорю я совершенно спокойно. — Извини. Есть что-нибудь для меня?
— Рикки Хендрикс просил передать, что он сегодня не сможет, — говорит она. — Он не сказал, что и почему.
— Мы с Рикки иногда занимаемся боксом в Harvard Club, — объясняю я ей. — Что-нибудь еще?
— Да… Спенсер хочет встретиться с тобой в «Fluties Pier 17», — с улыбкой сообщает она.
— Когда? — спрашиваю я.
— В шесть.
— Не получится, — говорю я, проходя в свой кабинет, — я не могу.
Она встает из-за стола и идет вслед за мной.
— Но что мне ему сказать? — с энтузиазмом спрашивает она.
— Просто… скажи… «нет», — говорю я, снимая пальто Armani и вешая его на плечики Alex Loeb, купленные в Bloomingdale's.
— Просто…сказать… «нет»? — переспрашивает она.
— Ты видела утром Шоу Патти Винтерс? — спрашиваю я. — Об аутизме.
— Нет, — улыбается она, словно очарованная моим интересом именно к этому шоу. — Ну и как оно?
Я беру утренний выпуск Wall Street Journal и просматриваю первую страницу — она сливается в одно черное бессмысленное пятно.
— По-моему, я в бреду смотрел это шоу. Не знаю. Не уверен. Не помню, — бормочу я. Откладываю Wall Street Journal и беру Financial Times. — Честно, я не помню.
Она продолжает стоять, ожидая указаний. Я вздыхаю и складываю руки вместе. — Я сижу за столом Palazzetti со стеклянной столешницей. Справа и слева от меня стоят галогеновые лампы, они уже включены.
— Слушай, Джин, — начинаю я. — Надо заказать столик на троих в «Верблюдах» на половину первого, а если там не получится, попробуй в «Карандашах». Хорошо?
— Слушаюсь, сэр, — шутливым тоном произносит она и уходит.
— Постой, — говорю я, кое-что вспомнив. — Ещё надо заказать на восемь столик в «Аркадии». На двоих.
Она оборачивается, ее лицо немного мрачнеет, хотя она по-прежнему улыбается:
— О-о-о. Что-нибудь… романтическое?
— Не говори глупости. Ладно, — спасибо, я сам закажу, — говорю я.
— Да я все сделаю, — говорит она.
— Нет-нет, — я машу рукой, чтобы она ушла. — Будь зайчиком, принеси мне воду «Перье (Perrier)», ага?
— Ты сегодня великолепно выглядишь, — замечает она перед тем, как уйти.
Она права, но я ничего не отвечаю. Я смотрю на картину Георга Стаббса, которая висит напротив, и думаю, не перевесить ли ее, не слишком ли она близко висит от стерео-радиоприемника Aiwa AM/FM с двухкассетным магнитофоном, полуавтоматическим проигрывателем с ременным приводом, графическим эквалайзером (в том же стиле, что и колонки). Все — темно-синего цвета, — в тон цветовой гамме моего офиса. Наверное, картину Стаббса надо повесить над статуей добермана в натуральную величину, стоящей в углу (700 долларов в магазине Beauty and the Beast, который находится в башне Трампа). Впрочем, может быть, она будет лучше смотреться над антикварным столиком Pacrizinni, стоящим рядом с доберманом? Я встаю и убираю со столика спортивные журналы сороковых годов, купленные в Funchies, Bunkers, Gaks и Gleeks по тридцать баксов штука. Потом я снимаю со стены Стаббса, ставлю его на стол, опять сажусь и принимаюсь перебирать карандаши, выставленные в старинной немецкой пивной кружке, купленной мною в Man-tiques. Стаббс смотрится везде одинаково. В другом углу — копия стойки для зонтов «Черный Лес» (Hubert des Forges, $675). В ней, как я только что заметил, нет ни одного зонта.
Вставив в магнитофон кассету с Полом Баттерфилдом, я вновь сажусь застолза стол, начинаю листать Sports Illustrated за прошлую неделю, но так и не могу сосредоточиться. Из головы не выходит проклятый солярий Ван Паттена. Приходится позвонить Джин.
— Да? — отвечает она.
— Джин, слушай. Разузнай все о домашних соляриях, хорошо?
— Что? — спрашивает она недоверчево. Но я уверен, что она улыбнулась.
— О домашних соляриях, — терпеливо повторяю я. — Ну чтобы загорать.
— Хорошо, — нерешительно отвечает она. — Еще что-нибудь?
— И… черт, да. Напомни, что мне надо вернуть видеокассеты, которые я взял вчера в прокате. — Я открываю и закрываю серебряный портсигар, лежащий рядом с телефоном.
— Еще что-нибудь? — спрашивает она, и добавляет кокетливо: — Может, «Perrier (Перье)»?
— Да. Хорошая мысль. И еще, Джин…
— Да? — говорит она. Как хорошо, что она так терпелива.
— Ты ведь не думаешь, что я ненормальный? — спрашиваю я. — Из-за того, что я хочу иметь солярий дома?
Пауза.
— Ну, это немного необычно, — признается она, и я чувствую, что она очень тщательно подбирает слова. — Но нет, разумеется, нет. А как иначе ты можешь поддерживать великолепный загар?
— Молодец девочка, — говорю я, перед тем, как повесить трубку. У меня замечательная секретарша.
Она входит в мой кабинет через пять минут с бутылкой «Перье (Perrier)», долькой лимона и папкой с делом Ренсома, которую я не просил. Я немного тронут ее безграничной преданностью. Ничего не могу поделать, это мне льстит.
— Я заказала тебе столик в «Верблюдах» на полпервого, — говорит она, наливая воду в стакан. — Столик для некурящих.
— Больше так не одевайся, — говорю я, взглянув на нее. — Спасибо, что принесла мне эту папку.
— М-м-м… — она замирает со стаканом в руке. — Что ты сказал? Я не расслышала, — она ставит стакан на стол.
