Стиг Ларссон - Девушка, которая взрывала воздушные замки (Luftslottet som sprangdes)
– И как часто у тебя возникает такое желание?
– Когда меня выпустили, я первое время напивалась до бесчувствия, но не думай, предрасположенности к алкоголизму у меня нет. Мне просто пришло в голову, что я впервые в жизни являюсь дееспособной и имею законное право напиться дома, в Швеции.
Анника заказала кампари.
– О’кей, – сказала она. – Ты предпочитаешь пить одна или в компании?
– Лучше одна. Но если ты не будешь слишком много болтать, можешь со мной посидеть. Я полагаю, у тебя нет желания отправиться ко мне домой и заняться сексом.
– Прости? – переспросила Анника.
– Да, так я и думала. Ты ведь безумно гетеросексуальный человек.
Анника Джаннини вдруг развеселилась.
– Мне еще никто из клиентов секса не предлагал.
– Ты заинтересовалась?
– Сорри. Ни в малейшей степени. Но спасибо за приглашение.
– Чего же ты хочешь, адвокат?
– Две вещи. Либо я сейчас прямо здесь отказываюсь от работы в качестве твоего адвоката, либо ты начинаешь подходить к телефону, когда я тебе звоню. Мы ведь уже это обсуждали, когда тебя освободили.
Лисбет Саландер посмотрела на Аннику Джаннини.
– Я пытаюсь тебя поймать уже целую неделю. Я звонила, писала и слала мейлы.
– Я уезжала.
– До тебя было не добраться большую часть осени. Так не пойдет. Я согласилась быть твоим юридическим представителем во всем, что касается твоих взаимоотношений с государством. Это означает, что необходимо заниматься формальностями и документами. Надо подписывать бумаги, отвечать на вопросы. Я должна иметь возможность с тобой связываться и не желаю сидеть, как идиотка, не зная, где ты находишься.
– Я понимаю. Я две недели провела за границей, а вчера вернулась домой и позвонила тебе, как только услышала, что ты меня разыскиваешь.
– Так не годится. Пока все вопросы о компенсации и тому подобном не утрясутся, ты обязана информировать меня о том, где находишься, и звонить мне минимум раз в неделю.
– Мне плевать на компенсацию. Я хочу, чтобы государство оставило меня в покое.
– Но государство не оставит тебя в покое, как бы тебе того ни хотелось. Твое освобождение в суде влечет за собой длинную цепь последствий. И речь идет не только о тебе. Петера Телеборьяна будут судить за то, что он с тобой вытворял. Это означает, что тебе придется выступать свидетелем. Служебные проступки прокурора Экстрёма стали предметом расследования, и, кроме того, если окажется, что он по заданию «Секции» сознательно пренебрегал служебным долгом, его могут привлечь к судебной ответственности.
Лисбет подняла брови. На секунду у нее сделался почти заинтересованный вид.
– Думаю, до суда дело не дойдет. Экстрём купился на блеф и к «Секции» на самом деле никакого отношения не имеет. Но на прошлой неделе прокурор начал предварительное следствие в отношении Комитета по надзору за органами опеки и попечительства. Там имеется ряд заявлений от омбудсмена юстиции и одно обращение на имя канцлера юстиции.
– Я ни на кого не заявляла.
– Да. Но совершенно очевидно, что были совершены грубые должностные преступления, и требуется все расследовать. Ты не единственная, за кого комитет в ответе.
Лисбет пожала плечами:
– Меня это не касается. Но я обещаю поддерживать с тобой контакт лучше, чем прежде. Две последние недели были исключением. Я работала.
Анника Джаннини посмотрела на свою клиентку с подозрением.
– Чем ты занималась?
– Консалтингом.
– О’кей, – в конце концов сказала Анника. – Второе дело: готова опись имущества.
– Какого еще имущества?
– Оставшегося после твоего отца. Государственный адвокат обратился ко мне, поскольку никто, похоже, не знал, как связаться с тобой. Вы с сестрой единственные наследницы.
Лисбет Саландер с каменным лицом посмотрела на Аннику Джаннини. Потом поймала взгляд официантки и показала пальцем на свой бокал.
– Мне не надо никакого папашиного наследства. Делай с ним, что хочешь.
– Неверно. Это ты можешь делать с ним все, что захочешь, а моя задача – проследить за тем, чтобы у тебя имелась такая возможность.
– Я не хочу ни гроша после этой свиньи.
– О’кей. Подари деньги Гринпис или еще кому-нибудь.
– Мне плевать на китов.
– Лисбет, если ты хочешь быть дееспособной, тебе пора начинать вести себя соответствующим образом, – тоном наставницы ответила Анника. – Мне плевать на то, что ты сделаешь со своими деньгами. Подпиши, что ты их получила, и можешь продолжать спокойно пить.
Лисбет покосилась на Аннику из-под челки, а потом уткнулась взглядом в стол. Анника расценила этот жест как своего рода извинение, имеющееся в ограниченном регистре мимики Лисбет Саландер.
– О’кей. Что там?
– Довольно прилично. У твоего отца было около трехсот тысяч в ценных бумагах. Недвижимость в Госсеберге даст при продаже порядка полутора миллионов – туда входит кусок леса. Кроме того, твой отец владел еще тремя видами недвижимого имущества.
– Недвижимого имущества?
– Да. Похоже, он вложил в него кое-какие деньги. Там не какие-то безумно ценные объекты. Ему принадлежит небольшой дом в Уддевалле с шестью квартирами, что приносит некоторый доход от их сдачи. Недвижимость в плохом состоянии, ремонтом твой отец явно не утруждался. Домом даже занималась комиссия по жилищным спорам. На нем ты не разбогатеешь, но при продаже небольшую сумму получишь. Твоему отцу принадлежит также дачный участок в Смоланде,[66] который оценивается приблизительно в двести пятьдесят тысяч крон.
– Ага.
– Еще ему принадлежит разваливающееся промышленное здание в Норртелье.
– Зачем, скажи на милость, он обзавелся этим дерьмом?
– Представления не имею. По предварительным оценкам, наследство может при продаже составить четыре с лишним миллиона, за вычетом налогов и тому подобного, но…
– Да?
– Потом наследство должны разделить поровну между тобой и сестрой. Проблема в том, что никто, похоже, не знает, где твоя сестра находится.
Лисбет смотрела на Аннику Джаннини и молчала.
– Ну?
– Что, ну?
– Где находится твоя сестра?
– Представления не имею. Я не виделась с ней десять лет.
– Ее данные засекречены, но я узнала, что она числится покинувшей страну.
– Вот как, – сказала Лисбет со сдержанным интересом.
Анника обреченно вздохнула.
– О’кей. Тогда я предлагаю реализовать все доходы и поместить половину суммы в банк до тех пор, пока нам не удастся установить местонахождение твоей сестры. Если ты даешь согласие, я могу начать переговоры.
Лисбет пожала плечами.
– Я не хочу иметь к его деньгам никакого отношения.
– Я тебя понимаю. Но подвести черту все равно надо. Это часть твоей ответственности как дееспособного человека.
– Тогда продай это дерьмо. Положи половину в банк, а остальное подари, кому захочешь.
Анника Джаннини подняла одну бровь. Она понимала, что у Лисбет Саландер есть какие-то средства, но не думала, что их размер позволяет наплевать на наследство в миллион крон или больше. Она также не имела представления, откуда у Лисбет деньги и о какой сумме может идти речь, однако в основном ее заботило завершение бюрократической процедуры.
– Лисбет, дорогая… Прочти, пожалуйста, опись имущества и дай мне сигнал к действию, чтобы мы могли обо всем этом забыть.
Лисбет немного поворчала, но под конец сдалась и сунула папку к себе в сумку. Она пообещала прочесть ее и дать инструкции относительно дальнейших действий, а затем вновь переключилась на пиво. Анника Джаннини посидела с ней еще около часа, правда, пила преимущественно минеральную воду.
Только несколько дней спустя, когда Анника Джаннини позвонила и напомнила Лисбет Саландер об описи имущества, та достала и расправила смявшуюся папку, а потом, усевшись за кухонный стол, прочла все документы.
Опись имущества занимала несколько страниц и содержала массу сведений о всевозможном хламе – какая посуда имелась в кухонном шкафу в Госсеберге, какая осталась одежда, какова стоимость фотоаппаратов и других личных вещей. Особых ценностей Александр Залаченко после себя не оставил, и ни один из предметов не представлял для Лисбет Саландер ни малейшего интереса. Немного поразмыслив, она решила, что не изменила своей позиции со времен встречи в баре и что инструкции по-прежнему просты: продай дерьмо, а с деньгами сделай что хочешь. Лисбет была совершенно уверена в том, что не хочет от этого наследства ни гроша, но подозревала, и небезосновательно, что настоящие сбережения Залаченко припрятаны в таком месте, где ни один составитель описи имущества их не искал.
Потом она открыла свидетельство о праве собственности на недвижимость в Норртелье.
Недвижимость представляла собой помещение промышленного назначения, состоящее из трех зданий общей площадью в 20 000 квадратных метров и расположенное поблизости от местечка Шедерид, между Норртелье и Римбу.
