Сперматозоиды - Мара Винтер

Двигаю бёдрами навстречу руке. Некстати вспоминаю: я рассказывала Венцу, что такое миотонический оргазм. Его можно получить, положив ногу на ногу и сжав их, или если висеть на канате. Я научилась дрочить таким манером, когда, вскоре после инцидента с воспитательницей, тёрлась о кровать, пытаясь помочь себе без палева, и обнаружила, что можно просто стиснуть ноги и, думая о гадостях, кончить. Нужно именно надавливать, причём сверху, по стволу, выше капюшона. Есть девочки, начавшие мастурбировать именно так. Им, рассказывал Андрей, сложно переходить на прямые прикосновения, они, как правило, равнодушны к кунилингусу, испытывая так называемый дезадаптивный вид разрядки. (К сожалению, этот термин до сих пор используют, несмотря на то, что каждый оргазм, с партнёром ли, без него, хорош и правилен; а для адаптации нужно всего ничего, пробовать новое.) Венц, делает “восьмёрку”. Снизу нажим на порядок легче. Наушник выпадает. Мысли скачут. Сама близость тел, рукой ли, виском ли к шее, напрочь вышибает систему из моей головы, да и сама голова – фикция, прозрачная она, стекло, в ней – преломление света. Дышать мне нечем. Виски стучат. Тихонько хлопает, поверх лосин, и – расслабляет руку на горле. Венц хлопает. Венц расслабляет. Я дышу. Не дышала, а теперь вот дышу, не снова, а опять. Рука, моя рука, сама придвигается к его ширинке. Ширинка выпуклая. Уже стоит. “Тише, тише”, – шепчет Венц. Шёпот горячечный. Я его чувствую. Стоит как будто у меня, то есть я ощущаю себя сразу в двух телах, в своём и в его. Доезжаем мы быстро. Водитель оборачивается за платой. За всё приходится платить.

К подъезду Венц меня ведёт, держа за шею, сзади. Если бы он, не сходя с места, во дворе, задрал мне юбку, я бы не стала возражать. Попробуй кто-то другой так со мной обращаться, ему немедленно прилетело бы с локтя в солнышко. “Прямо здесь бы тебя выебал, – говорит на ухо, угадав мои мысли. – Чтобы изо всех окон смотрели”. Лосины, похоже, придётся стирать. Какая, к дьяволу, смазка? Домофонная дверь, магнитка, лифт. Он продолжает вести. Меня не трясёт уже: колотит. У него звонит телефон. Отпускает руку с мой шеи, сбрасывает, рубит звук. Кто бы ни был, подождёт. Даже если Лида. Особенно если Лида. В лифте я разворачиваюсь и притягиваю его к себе, сама, чтобы поцеловать. Его губы, иронией дёрнутые, мягкие, проседают под моими. К стене я не прижата, а прибита, дреды в горсть, затылок назад, язык жадный, пальцы на шее, платье с молнией по центру, молния – вниз. Мои руки съезжают ему на бёдра. Некстати вспоминаю: поцелуй – это скан партнёра, тест на совместимость. Второй по счёту пройден, без стука, с ноги. Колено между ног. Его – моих. Можно прижаться и кончить, не успев начать. Пальцы в волосы. Мои – в его. Шлюшка черноголовая. Ничья, не своя собственная даже. Сероглазая, с горящим ртом, ядовитая. Веки прикрыты, весь взбудораженный. Таким я его себе не представляла. Не давала представить. Звонок лифта. Приехали. Я не застёгиваюсь. Я иду за ним. Воздух за мной не идёт.

“Успокойся, глупое, – говорю своему сердцу, – как будто мы с тобой раньше давление не поднимали”. Как будто не поднимали. Куртки снимаются в коридоре. Люди снимаются в порно. Венц щёлкает свет, по-видимому, силясь натянуть маску обратно. Попасть за дверь и предаться страсти, прямо на полу, можно разве что в фильме. Места мало, коридор студии. Так-то по лужам ходят обутыми. Попытка, топча задники, снять кроссы, проваливается. Сажусь расшнуровывать. На пол сажусь. Как сажусь, становится страшно. Пальцы не слушаются. Он справляется куда быстрее. Я встаю. “Ты ведь у меня так ни разу не была, – говорит со смешком, – может это, кофе выпьешь?” “Нахуй иди”, – коротко и ясно, шаг к нему. “Сейчас сама туда пойдешь”, – оттягивает дреды вбок, целует под ухо, в шею, расстегивает платье донизу. Сгрёб за платье, в комнату ведёт. В комнате уже я тащу с него кофту. Платье падает. Через балкон, с улицы – фонари и луна. Серебряный мальчик. Над головой – нимб. Диван сложен. Я сажусь, он нависает надо мной, руки упирает по обе стороны от лица, в диван. “Что ты творишь, Божена? – мысль влетает, как пуля, в висок, – что ты, мать твою, творишь?” Венц наклоняется, поцеловать. Я поднимаю коленки, сложенные вместе, ему в живот. “Ну ты чего?” – говорит он мне в губы, рука под волосами, дышит, жарко. “Зачем? – спрашиваю я, – дальше-то что?” “Тебя ебёт, что дальше? – отзывается. Ты-то сейчас”. Я раздвигаю ноги и, ими, обнимаю его. Он расстёгивает мне лифчик, отбрасывает куда-то в сторону. Сжимает грудь, скользящим, снизу вверх, языком – по соскам, втягивает их, прикусывает. Я, вцепившись ему в волосы, дышу. Он стаскивает с меня лосины, вместе с трусами, носки – туда же. Всё, пиздец. Пальцы утопают в смазке. Указательный соскальзывает внутрь. Я выгибаюсь, ладонью заглушая стон. “Нихуя себе, – говорит, – представь, что будет, когда я член в тебя вставлю”. “Вставь, пожалуйста”, – вхлипываю. “Тут неудобно будет, – предупреждает, – или повернись, или ляг вдоль”. Я сползаю на колени и расстёгиваю ему джинсы. Высвободить член он мне помогает. На глаз – около восемнадцати, с загибом вверх. Я его уже видела, но не так близко. Выметаю всё из головы: потом. Обхватив у основания, касаюсь языком уздечки, обволакиваю головку губами. Венц выдыхает. Глубже, языком – узоры, вверх и вниз, вправо и влево. У меня нёбо чувствительное, а ему каково? Щёки втягиваю: без воздуха, в вакууме. Чтобы расслабить горло, для глубины, нужно как бы зевнуть, и член наклонить чуть вниз, и сверху вниз – двигаться. Ну чего, на колени я всё-таки пала. Глаза закатываются. “Охуеть”, – говорит Венц, когда я заглатываю, дотягиваюсь языком до мошонки, вынимаю, оглаживаю её рукой, и опять до упора, и опять… Глаза слезятся.

Смотрю вверх и не человека вижу, сверхъестественное существо, по божественной выкройке сшитое, в лунном свете. Существо меня отстраняет. “Нет, – говорит. – Хочу всю тебя”. Поднимает разворачивает, к дивану, я забираюсь туда, широко расставив ноги, головой на спинку, оттопырив задницу. Он входит сразу полностью. По стенкам – звёзды, в голове – звёзды. Иначе не опишешь. Двигается плавно, придерживая меня за шею. Я, всеми выпуклостями и норовностями, чувствую его изнутри. “Он трахает твою сестру”, – мысль, здравствуйте, очень кстати. Я трогаю свой клитор, от стона уже не удержавшись. Тут даже особо фантазировать не надо, сама ситуация – грязь и похоть, и измена, и смерть, и близость к