Генерал конфедерации из Биг Сур - Бротиган Ричард

— Отличный день! — сказал Ли Меллон. Впервые я слышал, чтобы он говорил 'отличный день'. Он мог сказать все, что угодно, но только не 'отличный день'. Наверное, он сделал это специально, чтобы сбить меня с толку.

— Я ни разу не была в Биг Суре, — сказала Элайн, глядя через окно на проносившиеся мимо пейзажи. — Родители переехали в Кармель, когда я жила на востоке в кампусе.

— Студентка? — воскликнул Ли Меллон, резко поворачиваясь назад, словно она вдруг объявила, что вся сложенная на заднем сиденье еда — на самом деле не еда, а муляжи из воска.

— А вот и нет! — победно провозгласила Элайн. — Я провалила экзамены, и они сказали, что это не я такая дура, а во всем виноват колледж. И что ноги моей там больше не будет.

— Это хорошо, — сказал Ли Меллон, восстанавливая контроль над машиной.

В небе парила большая птица. Она подлетела к океану и осталась над ним.

— Как красиво, — сказала Элайн.

— Отличный день! — к моему ужасу вновь повторил Ли Меллон.

Мотоцикл

Мы добрались до места только к вечеру. За полмили до Биг Сура мы проехали по деревянному мостику, под которым плескался ручей. Я держал Элайн за руку. В небесной дымке похожее на бутылку пива солнце совершало древнеегипетскую торговлю, меняя край неба на край Тихого океана. Ли Меллон держался за руль. Все были довольны.

Ли Меллон свернул с трассы, подъехал к старому грузовику и остановился.

— Что это? — спросила Элайн.

— Грузовик, — сказал я.

— Откуда он взялся? — спросила она.

— Я собрал его собственными руками, — сказал Ли Меллон.

— Тогда понятно, — сказала Элайн. За поразительно короткое время она научилась разбираться, что происходит под оболочкой Ли Меллона. Это меня радовало.

— Вот мы и дома, — сказал Ли Меллон. — Земля. Дедушка застолбил здесь когда-то участок. Войны с индейцами, засухи, наводнения, скотогоны, койоты, Западное побережье, Фрэнк Норрис[25] и крепкая выпивка. Но знаешь, что было ужаснее всего — с чем приходилось бороться Меллонам, и что их в конце концов доконало?

— Нет, — сказала Элайн.

— Бич Меллонов. Каждые десять лет он воплощается в громадную собаку. Ну, ты знаешь: 'То были следы не зверя и не человека, но великого и ужасного Бича Меллонов'

— Серьезная причина, — сказала она.

Мы забрали мешки с продуктами и сквозь дыру в кухонной стене втащили их в будку. Коты сцепились друг с другом, как книги в библиотеке. Пройдет несколько минут, и голод расставит их по местам, как прилежных классиков: 'Гамлет', 'Уайнзбург, Огайо'[26].

— Что делать с аллигаторами? — спросила Элайн.

— Оставим до вечера. Пусть побудут в машине, — сказал Ли Меллон так, словно багажник был самым подходящим для аллигаторов местом. — Я столько лет мечтал об этой минуте. Лягушки увидят, что человек и только человек — вершина творения на этой куче дерьма, и они смирятся.

Элайн оглядывалась по сторонам; свет Биг Сура играл в ее волосах, и они превращались в красивую калифорнийскую мелодию.

— Очень интересно, — сказала она и тут же стукнулась головой о потолок. Я бросился ее утешать, но в этом не было необходимости. Она ударилась несильно. По сравнению с череподробильными катастрофами, которые происходили под этими перекрытиями, ее столкновение было лишь любовной лаской.

— Кто это строил? — спросила она. — Фрэнк Ллойд Райт[27]?

— Нет, — сказал я, — Фрэнк Ллойд Меллон.

— Он что, тоже архитектор?

Ли Меллон подвинулся ближе и, нелепо ссутулившись, стал осматривать потолок. Он был похож на врача, который проверяет пульс у мертвого пациента. Я обратил внимание, что стою так так же ссутулившись, как и Элайн. Нас согнуло знаменитой Потолочной Дугой Ли Меллона, на которую во времена инквизиции следовало бы получить патент.

— Немного низковато, — сказал он Элайн.

— Да, пожалуй, — сказал я.

— Ты скоро привыкнешь, — сказал Ли Меллон Элайн.

— Я в этом уверен, — сказал я.

— Я тоже, — сказала она.

Ли Меллон достал из мешка бутылку вина, мы вышли на веранду и выпили за закат солнца. Солнце переломилось, как бутылка пива в воде. Мы отражались в мелководье, словно в обломке египетского стекла. Каждый из двух кусков бога Ра утаскивало привязанным к нему лодочным мотором в 60 лошадиных сил.

Вино оказалось темным ризлингом под названием 'Братья Вент', и оно быстро кончилось.

— Где мы будем спать? — спросила Элайн. Я повел ее к машине, забрал оттуда сумку, и мы пошли к стеклянному дому мимо огорода, укрытого рыболовной сетью.

— Что это? — спросила она.

— Огород, укрытый рыболовной сетью.

Мы вошли в стеклянный дом, и она посмотрела на пол.

— Мотоцикл? — спросила она.

— Некоторым образом, — сказал я.

— Ли Меллона? — спросила она.

— Да.

— Ах-хха, — она кивнула головой.

— А здесь уютно, — сказала она, опуская руки. Потом она увидела библию. — Священник!

— Именно. Я посещаю Нудный Институт Библии, и учусь на церковного привратника. Сейчас я на преддипломной практике в напской городской больнице. Скоро у меня будет своя церковь. Я в отпуске. Каждое лето езжу на воды.

— Ах-хха, — она кивнула головой.

Элайн села туда, где я сплю, посмотрела на меня снизу вверх, потом медленно опустилась спиной на спальный мешок.

— Это твоя кровать, — сказала она, не спрашивая.

На моей постели не было родео. Ни лошадей, ни ковбоев, ни повозок. Ничего, кроме спального мешка. Это казалось диковатым, точно на всех постелях мира обязательно должны были быть родео.

Я выглянул в окно и увидел, как по тропинке к дому идет Ли Меллон. Я помахал ему рукой. Он остановился, бросил на меня взгляд, дернул подбородком, как полагается генералу Конфедерации, и ушел обратно сквозь дыру в кухонной стене.

— Что это под лампой? — спросила Элайн.

— Мотоцикл, — сказал я.

Прощание лягушки

Ужин этим вечером готовила Элайн. Какое счастье, когда у плиты стоит женщина. Она жарила свиные отбивные и превращалась в нашу прекрасную королеву жратвы. Только теперь я стал понимать, какую глубокую рану нанесла моей душе стряпня Ли Меллона.

Я так и не смог полностью восстановить душевное здоровье, подорванное его кулинарией. Чтобы отгородиться от трагических воспоминаний, я выработал в себе защитный механизм, но боль затаилась внутри. Если я хоть на минуту ослаблю защиту, раздвоенное копыто его стряпни тут же материализуется во всей своей сомнительной красе и безжалостно лягнет меня в беззащитное нёбо.

Ли Меллон развел грандиозный огонь, и мы сидели у этого огня, держа в руках чашки крепкого черного кофе. Элайн купила еды даже для котов. Они собрались вокруг нас и вытягивались у огня, точно мохнатый папоротник. Все были добры и благодушны. Пока коты вымурлыкивали из глубины своей доисторической памяти проржавевшее или полупроросшее урчание — у них не было времени привыкнуть к радостям жизни, — мы вели диалог.

— Что делают твои родители? — покровительственно спросил Ли Меллон. Я подавился кофе.

— Я их дочь, — ответила Элайн.

Несколько секунд Ли Меллон смотрел на нее, не моргая.

— Что-то это мне напоминает. Кажется, Конан Дойля. 'Дело хитрожопой дочери', - сказал Ли Меллон.

Он встал и принес из кухни одно из только что купленных яблок. И всеми своими шестью зубами принялся за работу. Я знал, что яблоко было свежим и хрустящим, но из его рта не доносилось ни звука, что указывало на присутствие в яблоке этих качеств.

— Мой отец — адвокат, — сказала Элайн.

Ли Меллон кивнул. Вокруг его рта были теперь разбросаны гранатные осколки яблока.

Элайн пододвинулась ближе и положила руку мне на колено. Я обнял ее за талию и прислонился спиной к деревянной стене. Ли Меллон восседал на своем задрипанном оленьем сокровище.