Валерий Сегаль - Петербург, 1895 год
— А теперь, милейший Аркадий Симонович, налейте мне еще пивка и выкладывайте ваши новости. Сдается мне, что вы еще кое-что припасли.
— Вы правы, Володенька! — ответил Аркадий Симонович, наливая Ульянову новую кружку. — Я не случайно сказал, что вы очень удачно зашли сегодня ко мне. Вам, действительно, повезло! Я уже о вас вспоминал, но, к сожалению, у меня не оказалось вашего адреса. Кстати, где вы сейчас живете?
— На Гороховой.
— Так близко!?
— Да, Гороховая 61/1.
— Отлично! А вспоминал я вас нынче утром в связи с тем, что во вторник 5 декабря в моем ресторане состоится шахматный турнир, посвященный дню рождения маэстро Пильсбери.
— Во вторник!? Вы же закрыты по вторникам.
— Но в следующий вторник будем открыты специально по случаю турнира.
— И вы хотите пригласить меня участвовать?
— Володенька, узнав кто будет играть, вы непременно захотите участвовать! Я уже договорился с Ласкером, Стейницем, Чигориным и Пильсбери!
— ???
— Да, да! Я вчера договорился со всеми четырьмя великими маэстро! На их матч-турнире во вторник запланирован выходной, а Пильсбери в этот день исполняется двадцать три года. Г-н Алапин также дал свое согласие. Мне еще предстоит разыскать маэстро Шифферса. Остальным игрокам придется заплатить за участие немаленький вступительный взнос — 15 рублей.
— Я думаю! — не удивился Ульянов. — Чтобы обеспечить участие таких корифеев, разумеется, требуются солидные призы.
— Не в этом дело! — возразил Аркадий Симонович. — Призы я обеспечиваю сам! Я не пожалею денег, чтобы провести такой турнир в собственном ресторане. Взносы пойдут на организационные расходы. Я, например, хочу приобрести двойные часы! Вы когда-нибудь играли с двойными шахматными часами, Володенька?
— Нет, не доводилось.
— Во вторник попробуете! Это будет грандиозно! Турнир с часами при участии чемпиона мира в ресторане Аркадия Прадера!
Шахматные часы, впервые примененные в1883 году на турнире в Лондоне, недешево стоили в описываемые нами времена. Но таков был Аркадий Симонович! Добрый и скромный человек, прекрасный хозяин, он становился расточительным и тщеславным, когда дело касалось шахмат.
— Я выделяю 200 рублей на призы! — гордо сообщил старик. — Первый приз будет 75 рублей, второй — 50, третий — 35, четвертый — 25 и пятый — 15 рублей!
— Великолепно! — искренне сказал Ульянов.
— Вступительный взнос для любителей весьма высок, — продолжал Аркадий Симонович. — Я не ожидаю большого количества участников. Тем лучше! Я мечтаю о турнире в 12 или 14 достойных игроков. Темп игры я предполагаю сделать 15 минут каждому игроку на партию. Будет замечательный шахматный праздник! Начало сделаем ровно в полдень.
— Вероятно, это будет турнир-гандикап? — высказал предположение Ульянов.
— Нет, Володенька, это будет настоящий турнир! Скорее всего, мы уступим все призы «сильным мира сего», но тем почетнее будут наши, пусть редкие, успехи в отдельных партиях.
— А как насчет зрителей? — полюбопытствовал Ульянов.
— В этот день будет платный вход в ресторан — три рубля, но за эту цену, помимо зрелища, зрители получат угощение. Вероятно, зрителей будет немного, но это будут истинные поклонники нашей игры! Среди них будет князь Кантакузен. Он пообещал учредить приз — бутылку старого французского коньяка — победителю турнира. Говорят, по случаю международного матч-турнира, в Петербург приехал г-н Бостанжогло…
— А кто из любителей уже изъявил желание играть? — поинтересовался Ульянов.
— Собираются играть очень сильные любители: г-да Хардин, Соловцов, Лизель. Возможно, будет мой старинный знакомый — помещик Жеребцов. Ваш покорный слуга, конечно, тоже не преминет участвовать.
— Налейте мне еще кружечку, Аркадий Симонович, и поставьте в счет вступительную плату за участие в этом замечательном турнире. Я давно не играл, и собираюсь сейчас отправиться к «Доминику» — попрактиковаться. Если встречу там г-на Шифферса, с удовольствием передам ему ваше приглашение.
— Большое спасибо, Володенька! Сейчас я напишу записку для Эмануила Степановича.
Глава 12
КАФЕ «ДОМИНИК»
Расположенное на Невском проспекте кафе «Доминик» было наиболее оживленным местом сбора петербургских шахматистов. Строго говоря, «Доминик» не являлся шахматным кафе. Это было обычное петербургское кафе, включавшее в себя биллиардную и «шахматно-доминошную» комнаты. Именно здесь, в насквозь прокуренном и пропитанном винными парами помещении, начинали свой шахматный путь Чигорин, Шифферс, Алапин… Именно сюда стремились приезжавшие в Санкт-Петербург любители и мастера, чтобы под стук костяшек домино и биллиардных шаров проверить свои силы в королевской игре. Именно сюда пришел г-н Ульянов, чтобы попрактиковаться перед представительным турниром в ресторане Прадера.
Войдя в кафе, он быстрым шагом пересек главный зал, где петербуржцы поднимали заздравные бокалы по случаю субботнего вечера, миновал биллиардную и очутился в маленькой комнате, где за одним столиком с шумом и матерками забивали «козла», а за другим сидел в одиночестве мертвецки пьяный человек. Этому человеку было сорок пять лет, но густая копна седых кудрявых волос сильно старила его и делала похожим на спившегося профессора.
— Эмануил Степанович! — воскликнул Ульянов, устремившись к «профессору». — Какая удача! Вас-то я и ищу.
Эмануил Степанович Шифферс, второй (после Чигорина) по силе шахматист России, шахматный организатор и педагог, автор оригинального шахматного руководства, незадолго до описываемых нами событий добился крупнейшего успеха в своей шахматной карьере. На уже упоминавшемся нами турнире в Гастингсе он занял шестое место сразу вслед за Пильсбери, Чигориным, Ласкером, Таррашем и Стейницем. Неудивительно, что после такого успеха обсуждался вопрос о возможности его участия в Петербургском матч-турнире вместо отказавшегося д-ра Тарраша. Но так как он ранее не имел успехов на международной арене, то было решено не руководствоваться в данном случае лишь результатом Гастингса. Конечно, по своей силе Шифферс не заслуживал участия в матч-турнире и его успех в Гастингсе был единственным в его деятельности, но все же он был вторым игроком России, и было бы более, чем естественно, если бы Россия дала своему представителю возможность продемонстрировать свой талант, который у Шифферса был несомненен и очень интересен. Короче, обиду и разочарование Шифферса понять можно!
Маэстро поднял свои отяжелевшие от водки веки и увидел Ульянова.
— А, Володя, привет-привет! Мы с Прадером на днях про вас вспоминали. Старый Прадер считает, что у вас большие шахматные способности. Возможно, он прав, но чтобы развить свои способности, необходимо много заниматься. Достаточно ли я занимаюсь? Правильно ли развиваюсь, как шахматист? Эти вопросы должны постоянно занимать молодого человека, Володя.
«Всероссийским шахматным учителем» называли Шифферса современники. Его педагогические наклонности особенно ярко проявлялись, когда маститый маэстро пребывал в нетрезвом состоянии. А напивался Шифферс с постоянством, достойным лучшего применения.
— А меня лично больше не занимают никакие вопросы, — продолжал Шифферс свою пьяную болтовню. — Эти негодяи не соизволили пригласить меня для участия в турнире. Пусть им же будет хуже! Своим участием я бы снизил им процент евреев. Двоих из этих господ следовало бы проверить на предмет права въезда в Санкт-Петербург. Я не антисемит, но вы знаете, что когда еврей занимает ваше место, это всегда наводит на некоторые размышления…
— Хотите кофе? — прервал Шифферса Ульянов, и, не дожидаясь ответа, заказал две чашечки кофе и коробку папирос.
Ульянов и сам был навеселе, но Шифферс произвел на него удручающее впечатление. Его необходимо было протрезвить, прежде чем играть с ним или передавать ему приглашение Прадера. Впрочем, Ульянов знал, что Шифферс быстро трезвеет, особенно от кофе.
И, действительно, через несколько минут Шифферс заметно взбодрился и сам предложил Ульянову сыграть пару партий по «франку». Франком на «доминиканском» жаргоне именовалась стандартная ставка — 25 копеек. Попутно отметим, что за столик и фигуры посетители платили в «Доминике» 20 копеек в час.
Протрезвев, Шифферс немедленно заявил, что не мешало бы еще выпить.
— Не беспокойтесь — я сам! — быстро сказал Ульянов.
Он знал, что спорить с Шифферсом на эту тему все равно бесполезно, а ему не хотелось, чтобы маститый маэстро платил. Поэтому он сам подозвал официанта и заказал маленький графинчик водки, после чего они приступили к игре.
Шифферс давал Ульянову пешку и ход вперед — это была их обычная фора. В результате почти трехчасовой борьбы Шифферс выиграл четыре партии при одной ничьей. Ульянов достал бумажник и вручил Шифферсу рубль и, заодно, записку от Прадера с приглашением на турнир.
