Валерий Сегаль - Петербург, 1895 год

Ульянову стало страшно. Он вдруг почувствовал себя виноватым перед этими людьми. Ему захотелось остановить их хотя бы на этот раз, и он сделал шаг по направлению к дерущимся. Через мгновенье он уже бежал, размахивая руками и крича, призывая к благоразумию этих озверевших людей, но никто не обращал на него внимания. Никто не замечал его. Он бежал сквозь толпу, как сквозь дымовую завесу, не ощущая ее физически. Он не мог вмешаться в ход событий. Он существовал в другом времени, и все происходившее здесь было для него лишь миражом…

Глава 10

2017 год

— Привет! Я — Колин Кэмпбелл. В эфире WMBC. На востоке Америки полдень. После выпуска последних известий вы услышите еженедельную программу для любителей популярной музыки рок, затем обзор «О чем сегодня пишут американские газеты». Но сначала — краткая сводка новостей.

— Президент Дойл направил российскому правительству телеграмму соболезнования по поводу трагических событий в Осьмино.

— Лидер американских коммунистов Ричард Рауш призвал всех своих сторонников принять участие в демонстрации по случаю Дня Труда.

— Сенатор-демократ Брюс Истлунд выступил вчера в Вашингтоне с заявлением, в котором призвал демократов и нерадикальных коммунистов сесть вместе за стол переговоров с целью образования Единой Социалистической партии Америки.

— Федеральное бюро статистики объявило вчера окончательные итоги переписи населения. Первого января 2017 года в Соединенных Штатах проживало 291,639 млн. человек.

Переходим к новостям в подробном изложении…

Я выключил радио, сел на кровати и закурил сигарету.

Уже который год, подумал я, каждый мой день начинается одинаково: я прослушиваю краткую (именно краткую!) сводку последних известий, выкуриваю сигарету и лишь затем встаю. Новости в подробном изложении я слушаю очень редко: лишь в тех случаях, когда в краткой сводке прозвучало нечто, особо меня заинтересовавшее. А вот не покурил в постели, натощак, я за последние десять лет кажется всего два раза. Первый раз это случилось года четыре тому назад, когда я переспал с какой-то мымрой с Соломоновых островов, не выносившей табачного дыма. Другой раз это произошло 1 января прошлого года, когда я решил с нового года бросить курить…

Сегодня у меня выходной день. При моей сумасшедшей профессии выходные выпадают по какому-то рулеточному принципу. Совершенно невозможно ничего планировать. Но мне это почему-то даже нравится. Я и не люблю ничего планировать заранее. А люблю я проснуться когда получится, закурить сигарету, и думать: пойти мне сегодня пить пиво к Тимми или отправиться в «Прерию», чтобы съесть жареное «седло бизона» с острым, пахнущим дымом соусом и выпить «огненной воды». Подумав об этом, я сразу же вскочил с постели и побежал в душ.

Все благие намерения, которые я вынашивал целую неделю, полетели к чертям собачьим, как только я вспомнил про бизонье мясо и «огненную воду». А ведь я ждал выходного, чтобы поработать над своим романом…

Я начал писать роман шесть лет тому назад, и за все эти годы написал какую-то жалкую сотню килобайт. Всегда что-то отвлекало — девочки, сабантуйчики, футбол… Долгое время я никому не показывал написанного. Лишь недавно я решил почитать это вслух Линде. После первых же двух фраз она ядовито воскликнула: «Ишь, размечтался!» и недобро рассмеялась, а у меня сразу пропало желание читать дальше. Роман начинался так: «Меня зовут Л.Л. Мне 30 лет.» Вероятно, я действительно пишу так медленно, что мой роман уже устарел. Но не в этом дело…

Мой отец, сколько я его помню, всегда тянул инженерную лямку на большом и грязном электротехническом заводе на севере Нью-Джерси. В юности я больше всего боялся, что и мне судьба уготовила такую же унылую долю. Поэтому, несмотря на протесты отца, я выбрал стезю свободного (как мне тогда казалось) художника — журналистику.

Довольно быстро я понял, что моя «свободная» профессия отнюдь не свободна от мелкой политичности, грязной лжи, вынужденного раболепия — одним словом, от всего того, что мне казалось противным в профессии моего отца. И тогда мне вдруг захотелось стать писателем. Причем непрофессиональным! Профессиональный писатель обычно вынужден писать плохие книги ради заработка. Мне же просто хотелось все свое свободное время проводить в стране своих грез, в обществе созданных мною образов…

Хотелось, но не получалось. Свободное время я проводил где угодно — у Тимми и в «Салониках», в «Ритмах Марса» и в ночном клубе на 42-ой, в «Прерии» и в «Сиракузах» — но только не за письменным столом перед компьютером…

Я вышел на улицу. Здесь все было по-прежнему — серпы, молоты, лозунги на стенах, листовки на асфальте. «Париж покрылся баррикадами!» — вспомнилась мне фраза из школьного учебника истории. Но пока было тихо.

До «Прерии» мне надо было пройти всего три квартала. На ближайшем углу толстый, чернявый спагетти уже разложил на длинном столе «шанелевские» сумочки, шляпки с эмблемой «Мадам Бовари» и прочие объекты вожделения восточноевропейских особей женского рода. Последние не заставили себя долго ждать, и, расталкивая друг дружку, уже рылись во всей этой куче ворованного хлама.

На следующем углу двое нищих трясли стаканами. Я высыпал всю свою мелочь — около трех долларов — слепому черному парню и отдал бумажный доллар старому спившемуся caucasian'у.

Стоял самый разгар ланча, и надеяться на отдельный столик в «Прерии» было столь же бессмысленно, как ждать второго пришествия. Мне еще повезло, что удалось заполучить мое любимое местечко — за вишневым столиком на две персоны в самом темном углу зала.

За этим же столиком уже томился в ожидании официанта седовласый, румяный caucasian лет пятидесяти. При моем появлении он сразу оживился и протянул мне свою визитную карточку. Я взглянул: «Д-р Дюран, профессор кафедры философии, Нью-Йоркский университет».

— А вы — мистер Левистер, не так ли? Не удивляйтесь! — попросил профессор, но я уже успел удивиться. — Просто у меня отличная память на лица, а ваше маленькое фото я вижу почти ежедневно на страницах «Hudson News».

Действительно, подумал я, удивляться тут нечему. Разве лишь тому, что меня раньше никто никогда так вот не узнавал.

— Вы бывали здесь ранее, м-р Левистер?.. О, в таком случае вы знаете, что следует заказывать… Седло бизона?.. М-м… А это не будет слишком сухо?.. Нет? Отлично, обожаю сочное мясо… А что на гарнир?.. Фасоль? Неужели?.. Мм… Ну ладно попробуем. И зеленый салат, конечно?!. А чем вы обычно запиваете?.. Огненная вода??? Это сколько же процентов алкоголя?.. Семьдесят пять!? А с чем вы это смешиваете?.. Пьете так?! Честное слово, м-р Левистер, будь вы белый, я бы решил, что у вас русские предки! В этом вопросе я, с вашего позволения, пойду своим путем и закажу себе красного вина.

Д-р Дюран трещал без умолку. Инструктаж по поводу заказа давал вроде бы я, но говорил все время он. Наверняка он был отличным лектором в своем университете!

Коротконогая, страшненькая официантка быстро принесла нам салаты и выпивку. Бросив оценивающий взгляд на ее удаляющуюся задницу, профессор бодро провозгласил:

— Жизнь прекрасна! Я знаю, что это звучит ужасно банально, но давайте выпьем за это, м-р Левистер.

Мы выпили. Профессор пил итальянское вино удивительно красивого рубинового цвета, я же врезал себе по мозгам рюмочкой «огненной воды» — оглушающего и дерущего горло фирменного напитка ресторана «Прерия».

Как только мы выпили, профессор вновь заговорил. Он говорил, не замолкая ни на секунду. Он одинаково успешно говорил с набитым ртом и с пустым. Ему не нужен был собеседник, он нуждался только в слушателе. Причем в любом. Все, что он говорил мне, он без сомнения с удовольствием рассказал бы и коротконогой официантке, и шефу иностранной контрразведки, и папе Римскому, и Христу, и даже Риччи Раушу.

— Да-да, м-р Левистер, жизнь прекрасна! Сегодня это уже не банальная фраза. Сегодня это реальность. Отныне и навсегда. Бог благословил Америку. Теперь мы имеем абсолютно все… Взгляните на эту картину. Разумеется она напоминает нам, что мы находимся в «Прерии». В этом смысле ресторан, кстати, очень удачно декорирован. Что мы видим на картине? Этот несчастный дакота развел руки в мольбе. О чем он просит Великого Духа? О самой малости — о мире, о пище… Но и эту малость он едва ли получит. Мы же сегодня имеем все — превосходное жилье, полное изобилие продуктов питания, технические удобства, лекарства, избавляющие нас от недугов и неудобств. Да-да, лекарства! Мы еще не достигли бессмертия, но мы уже имеем пилюли, защищающие нас от двух главных врагов человечества — импотенции и плохого пищеварения… Сегодня никто уже не вспоминает Ницше, Шопенгауэра, Мальтуса. Сейчас опасен только нигилизм… Большое спасибо, дорогая (это — коротконогой официантке, подавшей нам бизонину)… Мясо выглядит превосходно! Давайте за это выпьем, м-р Левистер… Вы пьете «огненную воду» даже не морщась, как заправский профи… Прекрасное вино!.. О чем я говорил?.. Да-да, м-р Левистер, один только нигилизм создает ныне угрозу нашему обществу. Именно он породил сегодняшний коммунизм, а точнее — «раушизм»… Какое сочное мясо… И эта фасоль с чесноком просто божественна… О чем это я? Да! Эти мрачные философы прошлого сегодня выглядят попросту дураками. Так устроен мир! Все гениальное выглядит смешным по прошествии всего лишь сотни лет. Особенно это касается общественных наук… Попробуйте соус!.. Итак, вопреки прогнозам мрачных философов мы без видимых потрясений построили общество равных возможностей и всеобщего благоденствия!.. Я помню вашу статью о расовой проблеме, м-р Левистер. Я с вами абсолютно не согласен. Извините, но расизм — это просто мнительность черного населения. Подобная же мнительность свойственна евреям. Я имею ввиду, в первую очередь, европейских евреев… Ваше здоровье!.. Кстати, как вам нравится наша официантка?.. Не пора ли нам заказать кофе?.. Милая!.. Принесите нам кофе, пожалуйста… Десерт?.. М-м, как вы смотрите, м-р Левистер?.. Нет… На чем мы остановились?.. А, да-да-да… Мы живем в обществе абсолютно равных возможностей, хотя конечно от каждого требуется известное упорство в достижении цели. Сегодня я испытываю чувство глубокого удовлетворения, оглядываясь на пройденный мною путь, хотя гораздо легче было бы ничего не делать и жаловаться на жизнь.