Вадим - ЗАБЫТОЕ И ПРОЙДЕННОЕ МИМО (короткие рассказы и микроновеллы)
- Ы-ы? - промычал он, что, надо думать, долженствовало означать: "Чертова псина, ну сколько можно?".
Му-Му перевернулась на живот и одним глазом вопросительно посмотрела на хозяина.
Запас кирпичей, погруженных в лодку, был исчерпан.
В нарушение всех законов физики, тщедушная собачонка с привязанным к каждой лапе здоровенным куском камня, лихо выгребала по глади озера, и даже не пыталась утонуть. Будь на месте Герасима кто-то другой - хотя бы самый захудалый богослов - он бы непременно задумался и вывел бы для себя ослепительную истину о неисповедимости путей господних и все такое прочее. Но Герасим был простым крестьянином. Задумавшись, он пришел к простому решению - проколоть собаку вилами. Для этого пришлось грести к берегу.
Вилы нашлись в ближайшем овине. Не глядя на гуляющую туда-сюда по берегу изрядную толпу жалостливо заламывающих руки зрителей, огромный мужик, заросший сивыми нечесаными волосами, словно мамонт вломился внутрь, схватил инструмент и прыгнул обратно в лодку. Герасима боялись, поэтому остановить его никто не попытался, и только самые смелые кричали издалека: "Пошто животину тиранишь, ирод?". Кричать было хорошо и удобно, все знали, что глухой как пень Герасим этого даже не заметит.
Му-Му уже снова перевернулась на спину и плавала теперь мелкими кругами, для интереса вихляя хвостом. Пущенные в нее могучей рукой вилы собачонку словно бы раззадорили - она стремительно набрала приличную скорость, так что бурун стал напоминать след лоцманского катера, и угрожающе таранила лодку лобастой головой с развевающимися ушами.
Борт треснул и вогнулся внутрь. Хватая руками воздух, Герасим с истошным мычаньем хлопнулся в воду. Плавать он не умел, да вдобавок ко всему, еще и тяжелая, намокшая в воде собака лезла к нему на плечи, больно стучала кирпичами по голове. Мычанье быстро перешло в бульканье, потом в маленьком водовороте закружился рукав холстинной рубахи - и Герасим исчез.
Утомившаяся Му-Му, отфыркиваясь, поплыла к берегу. Тяжело чавкая привязанными кирпичами по скользкой глине, она выбралась на траву и принялась радостно отряхиваться.
Народ на берегу молча поглядел на нее и, шепотом переругиваясь, разошелся по своим делам. Один только слепой бродяга сидел на зеленом пригорке и дребезжащим голосом тянул лазаря.
Смеркалось.
ВЕЧНОСТЬ ОПОЗДАВШИХ
Мы возвращались с игры.
Что это была за игра – сейчас уже и не вспомнить: слишком много всего случилось после нее. Проходила она в каком-то пригородном лагере, уже давно закрытом на ремонт. Могу только сказать, что роль городского сумасшедшего, которого я играл, мне удалась. Обычная такая роль, не требующая никаких особых талантов – ходи повсюду и произноси туманные бессвязные пророчества. Еще и кормят даром.
Но игра закончилась. Чтобы дойти до автобуса, который отвезет нас обратно в город, нужно было пройти около километра по лесной дороге и выйти на трассу. Но мы – я, мой приятель Леша, девушка Катя и еще один человек, имени которого я не помню – мы задержались. Посреди лагеря стояла металлическая решетчатая вышка. Зачем ее там поставили, никто сказать не мог, но на время игры она стала сторожевой башней. Леша там практически жил. Там же он забыл свой любимый белый свитер.
- Я сейчас! – всполошившись, он сбросил с плеч рюкзак и метнулся к вышке. Мы втроем стояли и смотрели, как он карабкается по ржавым скобам наверх.
- Ну вот… - протянула маленькая рыжая Катя, - так мы на автобус опоздаем.
- Не опоздаем, - отозвался я и закурил, прислонившись к створке ворот. Вокруг стояла полная тишина – так тихо бывает перед грозой. Ни один лист на деревьях не шевелился. Странное ощущение полного оцепенения.
Леша наверху внятно ругался.
- Что там? – крикнул я.
- Зацепился… чертов рукав… - откликнулся он, и через несколько секунд, - Ну наконец-то!
Мой приятель спустился на землю, обвязал свитер вокруг пояса и подбежал к нам.
- Двинулись, - я потушил сигарету об ворота и снова вскинул на плечи рюкзак, - вот сейчас опоздаем, мало не покажется. Похоже, дождь будет…
Над головой и вправду, собирались тучи. Странная, гладкая мгла заволакивала небо. Мы ускорили шаг. На дороге уже никого не было. Кажется, отстали серьезно.
Лесная дорога вдруг сменилась ровно выложенными каменными плитками. Мы растерянно переглянулись. Никто из нас не помнил такого. И вдруг лес кончился. Мы вышли на площадь. Небольшая площадь на берегу ручья. Аккуратные узорчатые перила, скамейки – и дом. Он стоял чуть сбоку, дорога огибала его под самой стеной. Больше всего этот дом походил на работу какого-нибудь архитектора, решившего превратить собственный особняк в чудо дизайна. Над крышей тянулась вверх башня – вся из темного стекла и кованого металла. Но ничего старинного, вполне современная работа.
Широкие балконы тоже были застеклены, и проходя мимо, я заметил, что на одном из них стоят две девушки в темных платьях. Девушки смотрели на нас без улыбок, каждая держала в руке длинный коктейльный стакан.
«Дача чья-то, что ли?» - подумал я и ускорил шаг, чтобы поскорее миновать частную собственность. Не люблю разговоры и объяснения. Завернув за угол, я увидел, что мощеная дорога кончается лестницей, уходящей в арку ворот.
- Не было этого, - тихо сказал за моей спиной Леша, - мы же приехали, я точно помню, что шли через лес…
Вокруг уже совсем стемнело. Внезапно вдоль дороги зажглись фонари – странный, какой-то неживой их свет усилил во мне чувство полной безысходности. Но надо было идти, и я пошел вперед, на лестницу.
Там нас ждали. Из темноты вперед выступили две женщины – они серьезно смотрели на нас, и я вдруг понял, что все совсем плохо. Страшно мне не было, но и сопротивляться тому, что сейчас случится, я не мог. Отчетливо понимая, что – зря.
- Вы уже пришли, - мягко сказала одна из женщин, и показала на открывшуюся сбоку дверь, - заходите.
- Нам туда? – растерянно спросила Катя.
- Да, - сказала женщина, - заходите.
Надо было что-то сказать, и я сказал:
- Понятно, - и сбросил рюкзак.
В большой комнате, куда нас привели, стояло четыре кровати, и не было окон – только горела над деревянным столом лампа без теней. Железные, застеленные одеялами кровати, лампа, еще одна дверь куда-то («Душ», - подумал я). И все. Тревоги не было, только полное равнодушие и тупая, давящая усталость.
- Теперь вы будете здесь, - сказала вторая женщина, которая до этого держалась в тени. Она выступила вперед, и я смог разглядеть ее лицо. Самое обычное, гладкое, без морщинок. Абсолютно незапоминающееся лицо, таких много в уличной толпе – мелькнет перед тобой, и через секунду ты его не вспомнишь, а если спросят – не сможешь описать.
- Почему мы будем здесь? – спросила Катя. В ее звенящем, напряженном голосе тоже не было паники – только желание узнать.
- Потому что вы опоздали, - сказала эта женщина, и повернулась к двери, - и потому что вы заигрались.
- Стоп, - это Леша вступил в разговор. Женщина, которая уже держалась за ручку двери, посмотрела на него. Он запнулся, но упрямо продолжил, - как это? Заигрались?
- Кого ты играл? – вопросом на вопрос ответила женщина.
- Я? Ну… Воина. Стражника.
- Значит, и здесь с тобой будет то же самое. Расплата по мерке. Ты, - она повернулась к Кате, - была «женой дворянина». Предметом мебели, верно? Расплата по мерке.
- А ты, - она открыла дверь и искоса глянула на меня. Блик лампы мазнул по ее лицу, и на мгновение глаза женщины вспыхнули холодным огнем, - ты был сумасшедшим.
Я все понял и сел на кровать.
- Это что – такое чистилище? – спросила Катя. Ни испуга, ни паники в голосе. – Сколько нам здесь быть?
- Это не чистилище. Это – ваша собственная вечность.
- Одна комната? – закричал Леша. – Вечность?!?
- Да, - равнодушно донеслось с порога сквозь шорох открывшейся двери, - это и есть вечность.
Дверь закрылась.
Сколько потом прошло времени – я не знаю.
Нас никто не стерег, и мы никуда не бежали. Комната даже не запиралась, но ни разу ни у кого из нас не возникло и тени желания открыть ее и выйти наружу. Зачем? Наша вечность была с нами, и мы понимали, что из нее некуда бежать. Куда попадают те, кто опоздал с игры? Теперь я и это знал. Их ждут и уводят за руку туда, где только кровать и никогда не гаснущая лампа над столом. В круге желтого света – пачка чистой бумаги и ручка, тени по углам и скрип кроватных пружин под телом безмолвного соседа. И этому нет конца. Расплата по мерке. Все верно. Теперь я только и делал, что ждал, когда же начну сходить с ума, превращаясь в отголосок своей собственной роли, когда же мозг откажется подчиняться, и я начну произносить бессмысленные слова – уже не по правилам игры, а сам по себе.
Время остановилось. Открывал ли я глаза, закрывал ли их снова – перед ними был все тот же темный потолок. Леша молчал. Тот, безымянный - тоже. И Катя не произносила ни слова, только глядела на меня так, словно я был для нее последней точкой опоры на карте стремительно уползающей реальности.
