Володя Злобин - Финики
- Чё делаете? Чё клеите?
Алиса тут же включила мастерскую женскую игру:
- Мы студенты, подрабатываем расклейкой объявлений. А то сами знаете, зарплаты маленькие, кушать охота. Работы нет, вот...
Менты мнут лица в сочувствии:
- Это точно. Вообще хреново всё.
Полицай смачно потянул носом, и собрался было уходить, когда его напарник, более смышлёный и молодой, задумчиво рассматривал взятый у меня стикер. Он сказал:
- Погоди, Василь.... Смотри, тут чего. "Защити будущее славянских детей... против чёрной оккупации.... За справедливость, русский вооружайся!"... это чё, Василь, такое?
Толстый полицай почесал рукой живот и показал, что обучение в школе милиции не прошло для него даром. Вспоминая хитрости российского закона, он юридически грамотно произнёс:
- Давай в отделение их, а там разберёмся.
Я никогда не сидел в участке, поэтому такая возможность угнетала меня больше, чем деградация русской нации. Сразу же захотелось убежать. Но Слава выступил вперед и ввел в концерт соло из несколько сотенных бумажек:
- Командир, давай договоримся?
- Без проблем, - улыбнулся довольный полицай.
Оставшиеся листовки мы доклеивали с эскортом из следующей за нами полицейской машины. Синим маяком она отпугивала серые тени, липнувшие к нашим лихорадочным движениям.
***Был концерт, и было пиво. Я и подумать не мог, что алкоголь так сильно раскрепостит мои трезвеннические убеждения. С тех пор алкоголь прочно впитался в мою кровь. Играла настолько отвратительная музыка, от которой бы Шуберт сделал сам себе минет, что хотелось скакать, орать, бегать, драться, лишь бы отсечь от себя грубые рифы, глухой вокал и оккультный хрип говно-гитары.
- Ой-ой!
Я напился пивом под завязку и кинулся в пучину слэма, стараясь своротить кому-нибудь не то нос, не то душу. Недалеко плясал Шут, раскидывал людей Лом. Мы сеяли страх и ужас, а алкоголь, гидрой растекающийся в крови, делал меня королём. Страх, неуверенность, стеснительность - всё это испарилось под действием Бахуса. В меня вселились демоны вседозволенности, и в пылу слэма я не раз приближался к Алисе и, налетая на неё, ощупывал её тело. Лис быстро разгадала этот маневр и снабдила меня сильным ударом ноги в пах. После концерта заезжих гастролёров мы выползли на улицу. Улыбчивая апрельская ночка. Обветренная луна, при виде которой хотелось писать стихи. На её лимонном лбу покоился костяной венчик кратеров. И это было так прекрасно, что я возопил на всю мёртвую улицу:
- Как хорошо!
Наши головы ещё не успели остыть от алкоголя, когда мы с хохотом закидали камнями какую-то шашлычницу. Обнявшись за плечи, и свесив головы, мы шли переулком в знакомый кабак, а городу, как мне тогда казалось, смертельно не хватало Есенина. По пути нам попался репер, который опростался в широкие штаны, и которому мы зачем-то пожали руки. Встретилась и дохлая собака, на живот которой случайно наступил Лом. Он потом долго вытирал опарышей и кишки с подошвы о прошедшего мимо азиата.
- Как хорошо!
Не думай ни о чём! Рядом - друзья, девушка, которая тебе нравится тоже среди них. Алкоголь делает тебя полубогом с претензией на могущество. Ночь всего лишь преддверие жизни и все дороги мира открыты перед тобой. Но хмель постепенно выветривался, и друзья начали абстрагироваться друг от друга. Шут начал свою привычную песенку:
- Илья, вот когда крестили Русь огнём и мечом, о чём свидетельствует новгородские источники, это разве хорошо?
- Плохо. Но тогда время было такое. Нужна была идеология - один царь на небе, один на земле, чтобы сохранить целостность страны.
- Значит, ты согласен, что твою рабскую религию привнесли на Русь силой?
- И сделали это жиды, - мощно добавляет Лом, - христианство - это еврейская вера. И свободный человек никогда не будет поклоняться распятому жиду. Об этом Истархов писал.
- Да почему рабская! - взрывается Илья, - а как же, не мир я вам принес, а меч? В Библии написано, что отдать жизнь за други своя - это высшая доблесть, доступная человеку. Как же Скобелев, Кутузов, Евпатий Коловрат, Пожарский, Богдан Хмельницкий? Они все были христианами и что, они рабы?
Гоша показывает мелкие серенькие зубы:
- Но ведь придумали христианство жиды, признай? Ведь это была ближневосточная секта, которой нереально подфартило. А потом церковь всегда учила подчинению, приятию светских властей, учила быть рабом. Как она Батыю подмахивала!
- Я не поклонник РПЦ, - кричит Илья, - это коммерческая организация рэкетиров в рясах! Христианство учит служению в смирении, ведь только полностью посвятив себя какому-то делу, можно стать по-настоящему свободным.
Шут добивает парня:
- В служении еврейскому богу Иисусу Христу?
- Да и пошли вы на хуй, - Илья, обидевшись, быстро уходит в ночь, - я не раб, это вы дебилы.
Слава, выматеривший остряка, орёт в темноту:
- Эй, Илья! Постой! Сёдня же праздник. Вернись!
Издалека доносится:
- Пошли вы, ссаные язычники! Идите вокруг пеней плясать!
Гоша, хохоча, заряжает вслед:
- Слава Адольфу Гитлеру!
Этот крик выветривает споры из мозгов, мои друзья сразу же подхватывают:
- Да здравствует наш вождь!
- Слава национал-социализму!
- Зиг Хайль! Славься Дедушка!
Меня ошарашивают эти крики, как гром. Понимая, с кем я теперь дружу, тем не менее, я оправдывал сам себя, убеждая, что мои друзья просто ценят пример национального социализма как вещь для подражания, но не поклонения. Про Гитлера кричат все, от Алисы до Лома, плавясь в эсхатологическом экстазе. Я бы продал свою душу, лишь бы оказаться сейчас в другом месте, потому что я не хотел славить того, кого считал недостойным этих слов.
- Хейл Хитлер!
Провинциальный городок, затерявшийся на бесконечной русской равнине, дрожит от этого крика. Друзья выстраиваются в линию и гордо вскидывают руки пылающей луне.
- Эй, Дух, а ты чего?
Я цежу:
- Для меня двадцатое апреля - это не праздник.
- Почему? - все искренне не понимают моих слов. Шут добавляет, - разве ты не националист? Разве ты не плясал сегодня и не угнетал хачей?
- Националист, но...
- Ну, - зло командует Алиса, - чего ты вечно как трус какой-то. Ты половинчатый, как перерезанный червь. Ты даже не в одной акции не участвовал, но боишься вскинуть руку. Нельзя быть наполовину национал-социалистом, Сеня. Это как быть немножко беременным. Ты либо национал-социалист, либо петушиный подпевала.
Слава твёрдо говорит:
- Она права. Решай: или ты с нами или без нас. Наша цель - это спасение белой расы, а Адольф Гитлер сделал для ее возрождения больше, чем любой человек на земле.
На меня смотрят непонимающе и почти с ненавистью. Если ты в подростковой нацистской среде сказал, что не котируешь Адольфа Гитлера, то тебе сразу же сделают обрезание, чтобы был повод сразу же затолкать тебя в печку. Еще тогда, в эту апрельские обезьяньи сумерки я понимал, что ярко выраженный подростковый гитлеризм, это всего лишь желание выделиться над толпой, которая ненавидела предмет их обожания.
- Ну?
Алиса сверлит меня зелёными огнями глаз. Шут зло глодает мою лунную тень. Сунув взятку совести, нехотя, как будто тянут за лебедку, моя вытянутая рука ползет к небесам.
***Меня решили посвятить в скинхеды. Бриться, как и носить бомбер я наотрез отказался - мне банально не нравился этот вульгарный, уличный образ субкультурного солдата, для которого я был слишком тепличным. К счастью, компания уже отходила от юношеской атрибутики, и одевалась, как нормальные... хм, впрочем, нет, скажу по-другому - и одевалась, как обычные люди. Правую среду стремительно завоевала хардкорная мода, где нужно было носить спортивные вещи, танцевать хардбасс и быть тупым идиотом.
- Может не надо? Я все-таки не национал-социалист, - вяло протестовал я, - в Гитлера не верую.
Вперёд выскочил вихлястый Шут:
- Чурок ненавидишь?
- Да.
- Считаешь, что Россия гибнет?
- Угу.
- Любишь русский народ?
- Да!
Шут повернулся вокруг своей оси, как коловорот, и торжественно провозгласил:
- Господа и милая дама, - Алиса холодно кивнула, - представляю вашему вниманию новоиспеченного национал-социалиста по имени Арсений и по прозвищу Дух!
Потом меня обхватили за плечи и повлекли в проходные дворы. Я пытался затормозить около пивного ларька и купить всем пива, потому что знал, что если все напьются, то никуда акционировать мы не пойдем. В крайнем случае, от наших действий пострадают автомобили или дворники. Но Лом, чьи большие ноздри раздувались, как при пожаре, целеустремлённо тащил меня вперёд. Бригада, пораженная вирусом sXe, стремительно трезвела.
