Алексей Синиярв - Буги-вуги
В итоге: полный облом. Пять — ноль!
Всухую периферию мочат. Ну нет товаров узкого потребления. И всё тут.
У ГУМа, наконец, наткнулись. Где как ни там и быть. Скромная бумажка под стеклом: «Лимит 10 штук».
Интересная политика. К войне что ли готовятся?
Лёлик ногами засучил:
— Спасайте, братцы!
— Не суетись, — успокоил Минька. — Смотри-ка лучше, какая ховрошечка на кассе.
— Где?
— Протри фары, «где».
— Как стемнеет, будем брать.
У окошка кассы Минька громко продекламировал, протягивая рубль:
— Если хочешь быть сухим в самом мокром месте — покупай презерватив в Главрезинотресте! Контрацепцию! На все!
Вогнали хабалы девчушку в краску.
Вывалились на улицу конями Пржевальского, от гогота мент у Мавзолея встрепенулся.
— Всё, Лёля, хорош. Тайм из мани. Что мы, весь день за твоими амортизаторами бегать будем? Уж замуж невтерпеж?
Забежали в музыкальную секцию ГУМа, что через дорогу на третьем этаже. То, сё. «Уралы»[30] грудой навалены, черные, будто головёшки, а пластика нет. Тарелки тоже дрянь, всё родное, отечественное, посмотреть не на что, слезы наворачиваются.
Вперед и с песней.
В музыкальном, что у ЦУМа, фарцмо лазает внагляк. Всюду жизнь.
Еще и сети закинуть не успели — рыбак рыбака, — подвалили, черта только не предлагают. Дедка за репку, репка за дедку. Самый вертлявый стал себя в грудную клетку колотить, уверять, что пластика полно, пластика хоть жопой ешь, но только японский, другого, мол, и не держим. Зазвал в подворотню, клеенку полиэтиленовую показал.
— Молодец, — похвалил Минька. — А в ебало?
— Дай! дай ему Миня, чтоб на казаха стал похож! За лохов, падла, нас держит!!
Крутанулся пройда юзом, заюлил к Кузнецкому.
А в магазине чехословацкий лежит. Лежит вот так вот просто. Как будто каждый день. Взял Миня, и про запас взял. Были б бабки и еще можно взять, а куда деть — не проблема, — только рот открой.
Я охапку струн отоварил, менструаторов сто штук. Много, много всего, глазенки разбежались, не собрать. Приставки какие-то невиданные: квакер с фузом и вибрато, наверняка на военном заводе собрана, то, что будет фонить и первую программу Всесоюзного радио транслировать, можно даже и не сомневаться; а одна — так целый поп-бокс, километр рублей стоит, красиво всё расписано-разукрашено разными писульками.
«Музима» висит. Рогатая. Три звучка. Рычаг. В «Самоцветах» парнишка на такой играет. Слюньки потекли, хоть подержаться.
Хороший магазин. Уходить не хочется. Так бы и жил здесь. Два квартала отмахнули, всё оглядывался.
На Герцена, у театра имени пролетарского поэта, пельмешек навернули. У нас, в пельменной на проспекте, конечно, повкуснее и тесто в кисель не размазывается. Но главное что? Чтоб мамон о себе не напоминал. Вот что главное.
Миня, как всегда, две двойных. Еще и хлебцем вылизал.
— Кто не ест, тот не работает.
— Добро на говно.
— А ты, Лёля, своими худенькими ручёнками скоро гитарку настраивать не сможешь, — сказал Минька ласково. — Учись у дядки. Кушать надо, а то писька не вырастет. Тебе мамка в детстве не говорила? Учись, пока я жив. Ты кушай, кушай лучше, а то на блядки не возьму.
— Да больно ты нужен. Ебака грозный.
Это у них старая песня. А из песни слов не выбросишь.
На Калининском, в гастрономе, «Кокурчик»[31] ухватили, да по паре килограммов апельсинов, да по коробке зефира в шоколаде, да колбаски останкинской. Всего полтора часа втроем: один в одной очереди, другой в другой, третий в кассу — ну чем не жизнь в Краснопрестольске!?
Минька, пока в очереди стоял, успел в «Книжном мире» Сенеку купить. «Письма к Луцилию». Зачем? На кой те леший? Все брали и он взял. Инстинкт умносранский. Можно подумать, читать будет. Девкам будет показывать, мозгу крутить: «На ночь я обычно читаю Сенеку. Вы не находите, что философия стоиков весьма актуальна в наше непростое время?»
Дальше прошли. В «Мелодии» демократов выкидон. В лом хватают. Взятие Берлина, осада Нарвы и битва на реке Калке. Настал тот день, когда не Блюхера с базара понесут.
Среди демократов самые демократичные, конечно, венгры. Оно и в ценах сказывается у форцы. Демократы — минимум пятнашка. Самых захудалых чехов с поляками дешевле не отдадут, а венгры, скажем, «Илеш» и «Локомотив», на любителя могут и до сороковника доползти. Про «Омегу» я вообще не говорю! Её давешний лонгплей «Лив концерт» живее всех живых[32]. Как хоругвь можно на первомайскую демонстрацию выносить.
Опять очередь. И дают, как в блокаду, по одной в руки.
Я цопнул югославский «Смак», Лёлику венгерский «Генерал»[33] достался, а Миньке польский «Брейкаут»[34]. Это вам не гондоны. Тут наша взяла.
Утешение, конечно. А ведь, говорят, и Леннон отечественный есть, и Маккартни, и «Картинки с выставки» Эммерсона, Лейка и Палмера под бдительным оком Модеста Петровича. Да где они? Кто их крутит? У Миньки телка была на орсовской базе — пожалуйста, — «Назарет» принесла, какая-то печатка юговская. «Назарет», понятно? Повторяю по буквам — Н А З А Р Е Т. Не что нибудь. Не демократы.
Всё идет, всё. Только до нас не доходит. Демократы и «Битлз» печатали, и «Флойд», и всё что нельзя — у крутых мэнов этого добра горы Мафусаиловы лежат.
Ступни дымятся уже, того и гляди запылают, как алые стяги. Высший бы кайф: сесть и ноги вытянуть. А лучше бы в тазик с холодной водой и сидеть, отмокать… И щец с мослом полкастрюльки, добавил бы Минька — я его знаю.
Нет, неугомонные — всё за один раз обскакать хочется. Поехали в «Мелодию», что на «Маяковской».
На «Маяковской» нулём, сплошные ротары, у форцы цены дикие, да и не за этим мы, мы больше в познавательном плане и насчет расширения провинциального кругозора.
Пошли к метро. И набрели на кинотиятер. Силушек больше нету мотаться и вот уж действительно: «О, счастливчик!» О, лаки мэн. Я и третий раз с удовольствием посмотрю. «Энималз» же, ексель-моксель, а по идее, куда как и лучшее[35]. Правда, говорят, сильно порезанный фильм, и музыки там километра на два поболе и сексушки в оригинале всякие. Но это нам вряд ли увидеть, и так спасибо до земли.
Две серии, как раз времечко убить. И что симпатично, с толком. И уж, в любом случае, несравненно лучше, чем шататься по Москве или дышать миазмами на вокзале.
Кому как, а мне после таких фильмов фантазии всякие в голову лезут. Например, не слабо бы, как Алан Прайс на своем автобусе вот так вот разъезжать с концертиками, да хоть и по деревням по нашим. Бэнд он зе ран[36].
Ну кто бы отказался? Вот те жизнь: живи и грейся.
Из зала вышли — на выходе москвичи пленками шинкуют с фонограммой из фильма. «Песни Алана Прайса» на коробочке написано. Учись, деревня, — Москва!
В «Икарусе», с устатку, столицу недобром помянув, один бутылёк отворили: клубникой по салону потянуло, народ носами завращал, принюхиваясь. Коробку с зефиром распатронили, не жалючи, а с бабаевским зефиром в шоколаде, хоть и из горла, почти как в лондонах с парижами.
Шоб я так жил! «Лето, ах, лето» по «Маяку», водила на всю костромскую царицу публики вывернул. Кресло вниз до отказа, занавеску на лицо.
По дороге в Загорск понимаешь невольно, что осень…
8
Слово купеческое — не разлей вода. Даже высокооктановая. Должок, как и яичко, дорог к ста грамм.
Наменяли на красненькие мятый хабар — красненькими платеж красен, — какими взял, такими и отдай, а срок вот он, на носу, как у беременной бабы живот — красный день календаря.
Сексуальный цвет, кстати. Лёлик с Кушей, у себя в комнате, по углам, за кровати, фотофонарей позасовывали — изучают фактор цвета на практике. Говорят, что результаты превосходят ожидания: рыбок в аквариуме расплодилось видимо-невидимо, кишмя кишат, вертухаются, поголовье увеличивая.
На праздничный день вьются флаги у ворот, музыка играет, чучелы развешивают, наш рулевой, вперед к победе, слава, да здравствует годовщина, крепите, возьмем повышенные, ударным, мирпис, нетвойне, напредпраздничнуювахту, великийоктябрь, очередь в магазинах, очередища, очередюга, выкидон, сосиски, восклицательный знак, масло сливочное, два восклицательных знака, кара-кум на севере, водка, бормотуха, менты, менты, менты, браво брависсимо, менты здесь, менты там, демонстрация — кто не придёт — лишат стипы.
По дороге следования зашли в подворотню, портвешка взяли на грудь по триста пятьдесят, а ты гляди смелей, гляди да веселей. Хотя глядеть особо не на что.
Утро нежным светом не красит. Погодка не балует: облачность самая что ни на есть переменная; осадки, переходящие в мокрый снег, норовят мерзко за ворот вместо трафаретного холодка; шуму на улицах хватает; с добрым утром, дорогие товарищи, не спится вам в выходной; с рассветом, понимаете ли, вся страна, как к мартену. Эх, не поймут нас те, кто к шести утра привык к гудку заводскому. Мужики идут — проснулись, чуваки бредут — согнулись.
