Алмат Малатов - Всякая тварь
– И алкашку свою хвостатую заберите! – высунулась из своей комнаты теща. – Это мне пиво принесли, а не ей! Мне!
Тем временем Руслан и Ирочка догонялись коньяком на хате у местной творческой интеллигенции, детской писательницы Мыловой. А пить с таким контингентом – занятие не для слабонервных.
Потому что Русский Писатель – это страшно. Страшней, чем Русский Композитор. Но самка Русского Писателя страшнее многажды.
Руслана до этого заносило в развеселый поселок Репино, природный ареал обитания российской творческой интеллигенции.
– Бывало, – говорил он Ирочке, – идешь поутру в столовую поселка, глядь – а что это в канаве булькает и ворочается? А это известная Русская Писательница Элла Мангустова. Следующие два дня Эллу водят в столовую в темных очках и под руки. Затем один день она творит бессмертные строки. А на четвертый день идут выжившие к утру писатели в столовую поселка Репино, глядь – а что это в канаве булькает и ворочается? Конечно же Элла!
– Если бы я такое писала, я бы поселилась в этой канаве, – ответила Ирочка и уставилась на хозяйку дома, которая в этот момент кусала за правую ягодицу пожилого искусствоведа.
А Руслан продолжал:
– Самка Русского Писателя во хмелю буйна и агрессивна. От самки Русского Писателя надо спасаться бегством, как только увидишь рядом с ней бутылку водки. Как и самец Русского Писателя, она любит писать прозу, пить водку и трахаться. В отличие от самца Русского Писателя, трахаться может всегда, что связано с половым детерминизмом этого редкого биологического вида.
– То есть не просто блядь, а еще и с талантами, – кивнула Ирочка и уснула на продавленной кушетке Мыловой.
К тому моменту квартира была завалена помятыми людьми в нижнем белье, а жара и обильные возлияния делали атмосферу почти непригодной для жизни.
Хозяйке было скучно. Пнув ногой авторские экземпляры детской книжки про «Вовасика и хану», она спела, аккомпанируя себе на пианино, несколько песен. Взяв бравурный аккорд, детская писательница хрипло затянула «А мы не шмары, мы не шмары и зря не шарим по валютным барам». Из старенького «Красного Октября» вылетела перепуганная крыса и скрылась в обломках паркета. Этой крысе в жизни повезло значительно меньше, чем Пусечке.
Вволю напевшись и покрыв отборным матом возмущенную шумом соседку, Мылова позвала Руслана на кухню говорить об искусстве.
Будь Руслан трезвее, чем она, ни за что не позволил бы вовлечь себя в язвительное кухонное обсуждение одной маститой литераторши. Хотя бы потому, что негоже хаять чужую востребованность, сидя посреди самого натурального бомжатника.
В середине ответного монолога Руслан заметил отсутствие над столом обесцвеченных кудряшек визави и некоторые физиологические изменения в собственном организме.
Решив, что Мылова упала под стол, он поднял скатерть.
И тут же понял причину внезапных приятных ощущений – она деловито делала ему минет. С тем же успехом можно было делать минет Буратино – пьян Руслан был до состояния древесно-стру-жечной плиты.
«Чвак, чвак, чвак… ыгм, ыгм!» – Руслан понял, что сейчас ему сблюют прямо в промежность. Скрыть от невесты кухонный минет еще было можно, а вот объяснить, кто заблевал портки в самом интересном месте, было бы сложнее. Аккуратно взяв за кудряшки, он отцепил от гениталий надежду русской прозы, которая моментально уснула.
В самолете обрученных крепко тошнило. Так обычно и бывает, если выпить в полете литр водки на двоих. Им предстоял не самый легкий день: за две недели до их свадьбы надумала сочетаться браком кузина Сонечка, причем в том же загсе. Так что при желании можно было считать это репетицией собственного торжества.
Сонечка перед свадьбой была подозрительно тиха и любезна и ни разу не обозвала жениха уродом. Ключом к разгадке стал чарующий запах спирта, который она выдыхала трепещущей ноздрей – обычно непьющая кузина перед церемонией высосала семьсот граммов виски. Для анестезии, как позже оправдывалась она.
Сонечка явилась на свадьбу в бежевом брючном костюме, с сигаретой в зубах и прокуренным контральто поинтересовалась: «Где этот гребаный „кадиллак“?!» Но в целом вела себя прилично, лишь иногда тихо икая и приговаривая таинственное слово «ебанаврот».
Свадебная тетка агрессивно махала указкой и грозно вещала о нерушимости семейных уз. На фразе про «в горе и в радости» пьяненький Руслан тихо, но отчетливо сказал: «Все равно она его не пропишет». Гости захихикали, а жених показал кулак. Поскольку Руслан был значительно крупнее жениха, а отросшие борода, усы и светлые кудри по плечам придавали ему былинный вид, гости захихикали еще громче.
Невеста кинула букет. Букет поймало кресло.
– Перекидываем! – равнодушно пожала плечами Сонечка. Памятуя о том, что через две недели самой выходить замуж, на этот раз букет цапнула Ирочка.
Банкет праздновали у отца жениха. Присутствующие стремительно напивались. Соня и Ирочка долго шептались, а потом залезли под стол, периодически выныривая за еще.
Руслан задумчиво рассматривал заливную рыбу. Он чувствовал с ней какое-то необъяснимое родство.
Неопознанная мертвецки пьяная девица сидела в кресле, приняв эффектную позу.
– Как же я люблю тебя, милая! – подполз к ней на коленках кто-то из гостей.
– Угу, – ответила девица.
– Ты меня любишь, зайка? – не отставал собеседник.
– Уггггу.
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Буэээ! – Съеденное и выпитое прелестницей было ему ответом.
Две недели до свадьбы Руслан и Ирочка отрывались, как могли. Они пели на крыше гимн Советского Союза, с клекотом гонялись за Зульфией по коридору, нарисовали плакат «Правила поведения при менструации в условиях общежития № 2» и намертво приклеили его в коридоре, устроили групповой секс с тогдашним любовником Руслана – Вано – и обязали его быть на свадьбе свидетелем. Со стороны невесты свидетельницей выступала знакомая по клубной жизни, дважды в год попадавшая в дурку с одним и тем же диагнозом: «Маниакально-депрессивный психоз. Маниакальная фаза. Сопутствующие диагнозы: беременность 10 недель. Гонорея». К моменту свадьбы она пребывала в маниакальной фазе, так что все должно было пройти как нельзя лучше.
Собственно, свадьбу-то никто и не хотел. Какой смысл был в торжественной церемонии, если люди уже давно благополучно живут гражданским браком? Почему бы просто не расписаться? Но счастья на свете нет. Покоя и воли тоже нет. Есть только наказание за первородный грех, и имя ему – родители. Вот им-то и нужна была свадьба.
Мать Ирины приехала с Крайнего Севера, родители Руслана прилетели из Прибалтики. Мамаши друг друга возненавидели сразу. Теща посмотрела со злобой на трехсантиметровый маникюр Камиллы, та, вздернув брови, – на тещину сумку с помидорами.
Невеста очнулась и выгнала всю родню в парикмахерскую.
Остались: Руслан, спешно перекрашенный из платинового блондина в цвет мертвых лекарственных растений, свидетельница, маниакально чистившая костюм Руслана, Вано, любовник и свидетель в одном флаконе, кот, который украл у невесты амфетамины и сожрал их, и довольная невеста, завладевшая наконец-то бутылкой водки.
Вернувшиеся родители застали инсценировку из Босха: Руслан сидел на стульчике в халате, в зубах сигара, в левой руке стакан с водкой, в правой – кисточка. Кисточкой он по очереди раскрашивал перед бракосочетанием невесту и свидетельницу.
– Сынуля, а что у тебя в стаканчике? – Камилла долго пыталась себя чем-то занять и наконец-то нашла, к чему прицепиться.
– Водочка, мама!
– Сынуля, ну разве можно пить перед свадьбой?
– Нужно, мамочка! Я без наркоза торжественную церемонию не вынесу.
Тем временем Эдик и Вано мрачно рассматривали друг друга на кухне сквозь сигаретный дым. На вопрос отца «Что это за дикий горец?» взвинченный Руслан честно ответил, что он с горцем иногда спит. Непринужденности это не добавило, тем более что Вано впервые в жизни надел костюм и натер яйца.
«Ты только матери это не ляпни», – сказал папа Эдик.
«Обожемой, ты только отцу не говори, он не переживет», – простонала Камилла, получив аналогичную информацию.
Наконец-то одетые, подкрашенные и хорошо поддавшие жених с невестой отправились в загс.
Первое, что сделала свидетельница по прибытии в загс, – насыпала себе в глаз песочку из противопожарного набора. Песчинка попала под линзу, и роскошные серебристые ресницы, на которые ушло полчаса работы, потекли.
– Ну и хрен с ними, с глазами, – сказала она, и все пошли жениться.
Войдя в зал регистраций, Руслан обнаружил, что на стульчиках сплетены вензелем не два кольца, а три. Решительно цапнув левой рукой Вано, а правой – Ирочку, он потащил их на церемонию.
Они честно терпели всю экзекуцию, но когда свадебная тетка с халой на голове выдала сакраментальный текст про супружескую верность, все участники захихикали.
