Томас Гунциг - Смерть Билингвы
В этой и без того невеселой обстановке мы с Моктаром и мадам Скапоне начали разрабатывать план убийства Каролины Лемонсид. Мы воображали, что у нас есть в запасе время, а потому, хорошенько все обдумав, легко будет уладить это дело, все предусмотреть, выработать план А и план Б. Но мы не учли одного: как меня и предупреждал чемпион по китайскому домино, Джим-Джим совсем обезумел. По телевизору все чаще и чаще говорили о войне. Если еще пару месяцев назад эта тема лишь изредка всплывала в перерывах между двумя телеиграми или сериалами, то теперь специальные выпуски новостей с наряженными в хаки журналистками множились день ото дня. Нам показывали панорамные съемки фронта, сделанные с самолета, огромные грязные равнины, изрытые траншеями. Там, как земляные черви, копошились солдаты, бледные и мокрые, но, если верить журналисткам, все такие же доблестные. Даже бывший летчик покинул хорошо отапливаемый съемочный павильон и отправился в турне по гарнизонам, чтобы прямо на месте снимать развлекательные программы для показа в прямом эфире. По его указке молодые калеки крутили колесо Фортуны, а потом сияли от счастья, выиграв диван-кровать или набор кастрюль. Летчик представлял им начинающих киноактрис в купальниках и объявлял: «А через несколько месяцев начнутся долгожданные гастроли Каролины Лемонсид…» Тут все страшно возбуждались и разражались бурными аплодисментами; целая вереница изуродованных, как на подбор, физиономий расплывалась в улыбке при мысли о том, что можно будет живьем увидеть юную певицу. Каждый раз при виде бывшего летчика мадам Скапоне выходила из себя. Она вычитала в каком-то журнале, что телеканал платит ему баснословные деньги за то, что он теперь месит грязь и дышит фронтовым зловонием. К тому же старушку возмущало, что в каждой программе он занимается скрытой рекламой. «Унтер-офицер Лепти стирает свои рубашки стиральным порошком «Машен», который лучше всего отстирывает пот, машинное масло и пятна крови. Перед наступлением двести первая бронетанковая бригада подкрепляется сухими завтраками «Пан-пан». В увольнительной хорошо согреться стаканчиком пива «Луни Менсон» из лучших сортов солода «Хайланд». «Шелл» в огнеметах или в моторе вашего автомобиля — это технологии на службе безопасности…» Мадам Скапоне просто трясло от возмущения, но она все-таки продолжала смотреть программу, а на следующий день притаскивала домой сумки, доверху набитые стиральным порошком «Машен» и сухими завтраками «Панпан». Моктар мне сказал: «Я же военный, положись на меня, я улажу это дело, и все будет отлично». Я дал ему неделю на размышления, а сам сидел у него дома и вместе с мадам Скапоне пялился в телевизор. Бывший словенский офицер расхаживал туда-сюда между своим кабинетом и спальней сестры, изнуренной ночными подвигами. Я подозревал, что Моктар на самом деле не особенно старается найти решение. И точно, спустя неделю, он предложил вариант, больше похожий на цирковой трюк, чем на спецназовскую операцию: какая-то ерунда с бомбами, спрятанными в букете цветов, чтобы юной Каролине оторвало голову, едва она сунет туда свой носик. Мадам Скапоне над ним посмеялась, спросила, не лучше ли ему организовать кружок кройки и шитья, Моктар обиделся и заявил, что если нам не нравится, можем сами что-нибудь придумать. Старушка сказала, что ей это раз плюнуть, через пару дней она найдет выход. Я тоже стал раздумывать, но мне все не приходило в голову, как же подобраться к певице, которая ездит с концертами по фронту, прорваться через заграждения, контрольно-пропускные пункты, а потом еще и смыться. Я совсем отчаялся, мне так и представлялось, как кто-нибудь из приспешников Джима-Джима перережет мне горло или насмерть забьет в каком-нибудь мерзком сарае под громкий, как сирена скорой помощи, смех Минитрип. А вот мадам Скапоне, как и обещала, через два дня принесла нам на блюдечке решение. Но только она собралась посвятить нас в свой план, как в ужасе позвонил Дао Мин и сообщил об убийстве юного чемпиона по китайскому домино.
18
К нашему приходу Дао Мин уже успел порядком набраться. Пошатываясь, он отвел нас на задний дворик. Тело чемпиона лежало в луже черной крови, которую уже облюбовала пара голубей. Мадам Скапоне сказала: «Какой кошмар…» Моктар обнял Дао Мина и стал тихонько покачиваться, приговаривая: «Они за это заплатят, я тебе обещаю». А я просто стоял и смотрел, не отрываясь, и думал, что этот разбитый череп во многом на моей совести.
Моктар достал из багажника большую простыню и завернул в нее покойника. Окончательно опьяневший Дао Мин, рыдая, заявил, что тело надо отправить на родину, похоронить в земле предков. Моктару пришлось постараться, чтобы втолковать вьетнамцу, что это невозможно, но он обещает найти достойное место для могилы. Дао Мин рыдал все сильнее и в конце концов сказал, что все понимает и благодарит нас за поддержку. Моктар отвел его наверх, в пропахшую соей спальню, раздел и уложил в постель. Бывшему словенскому офицеру приходилось быть братом для всех: и для своей сестрицы-неврастенички, и для меня, а теперь еще и для Дао Мина.
В машине мадам Скапоне изложила свой план, как нам избавиться от крошки Каролины Лемонсид. «Помните, я вам рассказывала про того парня, его мучает совесть из-за смерти моего мужа и всех этих гадостей, которые от меня скрывали. Ему кажется, что он в долгу передо мной. О чем бы я ни попросила, он мне ни за что не откажет. Так вот, я ему позвонила и выяснила, что на фронтовых гастролях с Каролиной будет не только съемочная группа, но и отряд из пятидесяти солдат. Они будут охранять ее, следить, чтобы все было в порядке, чтобы к ней в постель не залезали каждый вечер какие-нибудь сексуальные маньяки, и все такое прочее. К тому же охрана из пятидесяти человек — хорошая реклама для гастролей. Короче, Каролину ни на секунду не будут выпускать из виду, так что пытаться что-то сделать при таком заслоне — это чистой воды самоубийство. Я как следует пораскинула мозгами и поняла, что лучше всего будет затесаться среди охраны, поступить на службу в этот отряд…»
Моктар ухмыльнулся и спросил, как она собирается нас туда пристроить, а я только заметил, что и в армии-то никогда не служил, это же видно невооруженным глазом. Мадам Скапоне одним движением старческой руки отмела все наши возражения: «Мой кающийся приятель сказал, что попасть в отряд проще простого. В армии не такой уж порядок, как все думают, документы то и дело попадают не туда или теряются. В нужный момент ваши личные дела окажутся среди документов других сорока восьми солдат, которые войдут в этот отряд. А уж там, — сказала она, повернувшись ко мне, — Моктар наверняка сумеет научить вас азам военной службы».
По улыбке Моктара я понял, что он польщен. Мы ехали вон из города, накрапывал холодный мелкий дождик, и дорога блестела, как зеркало. В сердце у меня поселилась тоска, огромная, как бомбардировщик. Мы наспех похоронили чемпиона. Мадам Скапоне курила в машине, а мы в это время вырыли в придорожном лесочке яму глубиной в восемьдесят сантиметров, Моктар выбил покойнику несколько зубов и отрезал секатором кончики пальцев, чтобы его нельзя было опознать и вся эта история осталась между нами. Мы опустили тело в могилу, по просьбе Дао Мина я положил рядом с головой покойника фишку «Западный ветер» из китайского домино. Потом, мокрые от дождя и пота, мы быстро забросали яму землей.
19
Лет пятнадцать подряд Ирвинг Наксос был одним из лучших электриков на всем Кипре. Он из конца в конец разъезжал по острову в своем синем фургончике, нагруженном проводами, измерительными приборами и пассатижами, насвистывая народные мелодии и ни сном, ни духом не подозревая о том, какая его ожидает ужасная судьба. А ведь родился он под счастливой звездой. Родители у него были крестьяне, хоть и небогатые, но нужды не знали. Отец любил Ирвинга, мать тоже. Наказывали его редко и никогда не били. Только вот непонятно почему лет в двенадцать мальчику стал часто сниться один и тот же странный сон, от которого он впадал в мрачное оцепенение. Ему снилось, будто он огромная ночная бабочка, летящая над городами и деревнями. Он залетал в спящие дома, проникал в спальни и причинял людям боль. Сильную боль. Кусал до крови. Огромной бабочке это безумно нравилось. От удовольствия у нее голова шла кругом и захватывало дух. Каждый раз Ирвинг просыпался и плакал. Когда он рассказал об этом матери, та объяснила, что у него в голове живут два кролика, черный и белый, и каждый хочет управлять его поступками. Днем верх брал белый кролик, а ночью, во сне, — черный. Она сказала, что это не страшно, со всеми людьми такое бывает, это нормально. Сон продолжал сниться, бабочка обижала людей все сильнее, крови проливалось все больше и больше. Но по утрам Ирвинг больше не плакал. Это же было нормально. Со всеми такое бывает.
Прошли годы, Кипр наводнили туристы. Даже в самых отдаленных деревушках слышалась немецкая речь. Кругом, как грибы после дождя, выросли омерзительные гостинички, слишком душные, слишком дорогие, постояльцы там спали на скрипучих кроватях и ели сероватые омлеты. Чинить электричество во всех этих гостиничках вызывали Ирвинга, репутация у него была отменная. К тому времени он превратился в здоровенного детину, носил одежду самого большого размера, отпустил густые усы и стал похож на киношного ковбоя. Ему это нравилось. Все вокруг знали, какая у Ирвинга открытая и добрая душа. Этот чудесный парень был готов проехать двести километров, чтобы всего-навсего сменить какие-нибудь пробки. А по ночам ему продолжала сниться бабочка. Она творила ужасные вещи. Ночи Ирвинга Наксоса превратились в сплошную бойню. «Это нормально», — успокаивал он себя. Со всеми такое бывает.
