Андрей Ханжин - Поэт

Андрей Ханжин (Литтл)

Поэт

Ну и город… Жуть. Могильник. Будто выдолблен каким-то обезумевшим чёртом в отместку за то, что ослепили его суровые русские ангелы. Нет в этом городе ни вчерашнего дня, ни завтрашнего. Есть лишь одно короткое «сегодня», короткое, как вечность в минуту мучительной смерти. Пыль. Духота. Московское шоссе вместо центральной улицы. Чёрно-серые бетонные дома, расписанные матерными откровениями. У подъезда пасётся ржавая лошадь. Рядом кирпичный барак с выцветшим указателем «Балетная студия». Под вывеской, бессильно обронив голову и пристукивая забинтованным кулаком по выщербленному асфальту, сидит пьяный. Налево от него, метрах в тридцати, разграбленная горожанами церковь. Жарко. Скоро опустятся сумерки и станет чуть прохладнее. Но отчего-то очень не хочется оставаться в этом городе до вечера.

Угораздило же так застрять! До Москвы — триста с лишним и до Питера — столько же, что и подтверждал облезлый указательный столб. Хорошо ещё, что слепни угомонились…

Зачем Дрону приспичило возвращать эту рыжую в Питер, он бы и сам себе не смог объяснить, если бы даже попытался это сделать. Но Дрон не пытался. Он вообще никогда не искал ни объяснений, ни оправданий своим поступкам. Хотя и легкомысленным назвать его было нельзя. Он просто чувствовал, что в данной ситуации нужно было поступить именно так.

Вчера ночью, точнее, поздно вечером, Дрон совершенно случайно встретил своего старого приятеля, бывшего уличного налетчика, а ныне преуспевающего контрабандиста Химика. Они не виделись года четыре и вряд ли бы встретились в каком-нибудь ином месте, кроме сборной камеры Бутырского централа. Но в эту ночь Химик гулял! Выходя из машины, он увидел бредущего по Новому Арбату Дрона… И вот, объехав несколько баров, они оказались в казино. Химик утверждал, что ему необходимо было встреться с каким-то итальянцем, которого он давно не видел. И якобы этот итальянец должен в эту минуту находится в этом самом казино. Химик успел поведать, что итальянца зовут Марио (было бы удивительно, если бы его звали как-то иначе), что этот Марио занимается вообще всем, на чём можно заработать. Владеет в Праге отелем и казино, и сдаёт под офисы собственную недвижимость в Париже. И если даже его самого спросить, чем именно он занимается, то он, вряд ли смог бы ответить. Да и не совсем он итальянец, а совершенно явный итальянский еврей, отчего все фольклорные итальянские замашки были доведены в нём до крайности, кроме известной всему миру жестикуляции.

Но в казино они не встретились, кто-то из знакомых подсказал Химику, что Марио, в сопровождении двух грузин отправился в итальянский ресторан, разумеется, называвшийся «Марио».

Выдав бдительному гаишнику подорожную в виде двух стодолларовых купюр, они всё же докатили до ресторана, где действительно находился Марио. На вид ему было лет тридцать шесть — тридцать семь. Невысокого роста, полный, но сбитый в квадрат. Лицо при этом худое, с грубыми чертами. Крючковатый нос, сжатые губы, острый подбородок, чуть смягченный бородкой — испанкой, с небольшой проседью. Морщин на лице не видно. Шеи нет и кажется, что голова посажена прямо на плечи. Не смеющиеся, хищные, почти звериные глаза, чёрные, как два антрацита, отчего взгляд казался свирепым. Достаточно было заглянуть в эти угли чтобы понять: ничем законным этот человек не может заниматься в принципе. И даже комичная пеликанья походка, такого уверенного в себе пеликана, не могла рассмешить того, кто однажды видел эти глаза. Именно поэтому, разговаривая, итальянец старался не смотреть на собеседника, зная, какое впечатление оставляет его взгляд. И манера говорить была у него подстать натуре, тихая, отрывистая, напрочь лишённая эмоций и не оставляющая места возражениям.

Костюм «Бриони» тёмно-синего цвета в тончайшую белую нить, сшитый на заказ, но не для «форсу бандитского», а по причине нестандартности фигуры заказчика. Брюки с крокодиловым ремнём, подтянутые выше пояса. Бледно-голубая рубашка с двумя расстёгнутыми от воротника пуговицами. Чёрные носки. Чёрные же остроносые туфли «Артиоли» без шнурков, на довольно миниатюрных ногах. Ухоженные, наманикюренные руки, одну из которых выделял «Брегет-турбийон» — непродающиеся коллекционные часы, которыми фирма одаривает своих друзей.

Когда Химик и Дрон подошли к столику, Марио изобразил подобие улыбки, поставил коньячный фужер, небрежно откинул в пепельницу только что прикуренную сигару и обозначил попытку рукопожатия. И действительно подняться ему было трудно. Если бы он сидел, как сидят обычно люди, то его короткие ноги не доставали бы до пола. Но он нашёл выход: погрузился в кресло так глубоко, что ноги просто торчали на весу, выпрямленные, словно протезы. При этом он не чувствовал видимого неудобства такой позы. На невысказанный вопрос в отношении Дрона, Химик ответил: «Мой друг. Друг детства. Художник». Марио скользнул по лицу Дрона волчьими взглядом, видимо действительно вежливо пригласил вошедших разделить ужин с беседой. Да, Марио неплохо говорил по-русски.

Из возобновившегося разговора стало ясно, что один из спутников Марио, грузин Каха, был поражён игровой болезнью. Все казиношники восторженно рассказывают о своих выигрышах, и никто никогда не помнит своих проигрышей, хотя, по негласным законам этого бизнеса, выигрыш приходится лишь на одну партию из двадцати сыгранных. Каха пытался убедить итальянца в обратном.

— Ладно бы лохи играли! Э-э, я понимаю. Но ведь серьёзные люди играют! Они, что, по-твоему, отчёт своим действиям не отдают! Слушай, дорогой, Иосиф э-э Кобзон играет? Играет! Никита наш Михалков играет? Играет, аж пот с ушей капает! Алла, слушай, Пугачёва в автоматы и то играет!

Химик усмехнулся и зашептал Дрону:

— Сижу как-то в «Шангирала», подъезжает «пульман» шампанской расцветки. Ну, ясное дело, Алкин! Проходит. Садится за автоматы и понеслось… За вечер по двадцать — тридцать тонн зелени просаживает. При ней всегда девочка тусуется: сигареты ей подкуривает, воду подносит, на телефонные звонки отвечает. Алка в игре вообще ни на что не реагирует. Крутая тётка, я тебе скажу! Раньше Филя ей бабки подвозил, а потом Галкина начал. Так вот, представляешь, Галкин сам не играл… А как-то раз решил попробовать. И сразу же на «Сфинксе» двадцать пять тонн поднял!

— Вот! — вскрикнул грузин, услышав последнюю фразу. — Я тебе говорю, дорогой, если фарт есть, то лаве нормально поднимаешь!

Марио не соглашался.

— Во что ты играешь?

— В рулетку. — ответил Каха.

— Послушай, я вижу, ты нормальный парень, просто тебя обманывают. Все казино заряжены. Все! Приезжай ко мне в Прагу, я тебя в операторскую своего казино приведу, и ты сам всё увидишь. И как рулеткой управляют, и как шарик сажают. Собственными руками будешь шарик сажать, куда только захочешь, на любую цифру! Давай проедем по московским казино, я тебе покажу, где рулетки магнитами заряжены. Даже прозрачные! А VIP-залы, на сто процентов, все!

Размеренная сначала, беседа превращалась в раскалённый спор. Каха уже не думал о том, прав Марио или не прав. Ему во что бы то ни стало, хотелось доказать итальянцу, что он не тот, кого так просто можно развести на рулетке. Он порывался немедленно отправиться в казино и переубедить упрямого мафиозо. Каха даже сорвался со своего кресла и противоречил, бегая вдоль столика. На Марио эта одержимость не производила ни малейшего впечатления. Он вообще был из той породы людей, которые говорят один раз. И переубедить их невозможно лишь потому, что их не интересуют противоположные мнения.

— Десять минут на машине, двадцать минут в зале: через полчаса я тебе покажу, как надо играть! — уже в каком-то отчаянии прохрипел грузин.

— Я здесь пробуду ещё час. — всё так же тихо и невозмутимо произнёс Марио. — Позвони. Поделись радостью.

Одержимый умчался, а через сорок минут раздался телефонный звонок, известивший оставленного друга, тоже грузина, о том, что Каха проиграл комплитами на рулетке двести тысяч долларов. Из всех подробностей, выяснилось лишь то, что ставил он на цифру восемь.

Правильнее было бы оставить Каху наедине с его уязвлёнными чувствами. Возможно, эти чувства истерзали бы несчастного до помрачения рассудка. Возможно, он бы напился и пал, как духом, так и телом. А, скорее всего, не произошло бы ни того, ни другого. Конечно, двести тысяч могли склонить грузина к падению телом, но дух его капитала вполне бы перенёс и куда большую финансовую потерю. Но судьба уготовила Кахе совершенно иное завершение ночи. И вообще этой ночью всё происходило очень быстро и неожиданно.

Второй грузин, кажется, его звали Давид, узнав о расстройстве своего компаньона, как-то панически оживился и, не прощаясь, умчался забирать безумца из казино. Марио только скривил губы, наблюдая за этим порывом. Было очевидным, что его больше не интересует дальнейшее развитие этих безумных событий. Сложив руки на животе, итальянец заговорил с Дроном, по-прежнему не поднимая своих звериных глаз.