Кодзиро Сэридзава - Умереть в Париже. Избранные произведения
Однако отец — не потому ли, что уже был избранником незримого Бога? — не мог удовлетвориться идеалом праведной жизни в семье, о котором говорила мама, — он искал Бога всей душой и до изнеможения жаждал увидеть его собственными глазами, подчиняться его повелениям.
Возможно, Вам известно, что в те годы конечной целью жизни верующих считалось возведение на Земле Алтаря Сладчайшей Росы. Полагали, что именно тогда Япония и по названию, и по сути станет Божьей страной, а на Алтарь с неба изольётся Роса Благодати, и всякий испивший её избавится от всех недугов, страждущие омоют душу, и всё человечество тогда обретёт счастье — так нам рассказывали с младенческих лет.
Впрочем, поскольку возведение Алтаря Сладчайшей Росы символизирует духовное преображение человека, это его извечная цель. Сладчайшая же Роса, по-видимому, означает исполненное сострадания материнское молоко. Отец же, как все верующие тех лет, понимал всё буквально и лелеял безрассудную мечту о том, что если бы Господь немедля излил на него обетованную Росу, это стало бы лучшим доказательством Его бытия, естественным образом разрешило бы все мучившие отца вопросы и позволило бы ему с радостью следовать велениям Божьим, отказаться от всякого имущества и пасть на дно жизни…
Мама, когда он признался ей в своей мечте, сочла, что его претензии к Богу о доказательствах свидетельствуют о низком духовном уровне, и вразумляла его, что верующий чувствует присутствие Божие в собственном сердце.
Наступил как раз мёртвый сезон, лов тунцовых закончился, и у сельчан было много свободного времени. Отец день за днём проводил, уединившись в нашем маленьком домовом храме в уголке усадьбы. Маму это особенно не удивляло, но прислуга обоего пола распускала слухи, что он не в себе, да и бабушка с дедушкой стали беспокоиться.
Однажды поздно вечером отец прибежал домой из храма и, учащённо дыша, сказал маме:
— Велика и не заслужена нами милость Божия! Радуйся — я слышал Его голос, ясно слышал собственными ушами! Мне было откровение, что завтра на рассвете мне будет дарована Сладчайшая Роса с листьев лотоса из пруда за домом.
И всю ночь потом, славя Бога, он в полный голос распевал священные гимны Микагураута, так что мама, не зная отдыха, с беспокойством прислушивалась: уж не помешался ли он в самом деле?
Может быть, Вы помните — если пройти между белых стен складов для рыболовных снастей и выйти на задний двор, взгляду открывался обширный лотосовый пруд с огромной — в два обхвата — старой камелией на берегу, постоянно усыпанной ярко-красными соцветиями? (Множество раз я слышала в детстве от мамы, что она вставала пораньше — посмотреть, как раскрываются цветки лотоса, или о том, что на старой камелии вили гнёзда разные птицы.) Помните — на задний двор нас не пускали, но возле пруда за домом позволялось играть всем соседским ребятишкам и они всегда там собирались? С берега пруда там неподалёку было видно устье реки Н., и мы ещё всегда состязались в отгадывании по парусам названий рыбацких судов, возвращающихся в гавань из залива С. (По сей день всё это у меня перед глазами — белые паруса на закате отсвечивают алым, а вода речного устья отливает золотом, и по ней скользят рыбацкие шхуны.) Из откровения следовало, что Сладчайшая Роса будет пролита на лотосовые листья именно этого пруда — немудрено, что маме это показалось сомнительным.
На следующее утро отец затемно вместе с мамой вышел на задний двор. В глубине усадьбы было ещё темно, но, проходя между белых складских стен, можно было уже смутно различать предметы, словно оттуда и начинался рассвет. У обоих было такое ощущение, словно ноги сами несут их в том направлении. И тут они увидели золотое сияние, исходившее от одного из лотосовых листьев. Крупный лист этот, тихо покачивавшийся над водой у самого берега, невольно приковал к себе их взгляд. У основания этого массивного зелёного листа, словно жемчужина молочного цвета, дрожал сверкающий перл, отбрасывая вокруг матовый свет. Отец с мамой, утратив дар речи, в благоговейной молитве сложили перед собой ладони и некоторое время зачарованно не сводили глаз с чистого, как роса, перла.
Бог несомненно был рядом, на расстоянии вытянутой руки, осуществляя несбыточную и оттого печальную мечту никудышного отца. От переполнившего её ощущения безграничности милости Божией мама упала на колени и в земном поклоне вознесла хвалу Господу, прося прощения за отцово маловерие. Отец же, приняв росистую жемчужину на ладонь, высоко приподнял её и отправил в рот, а потом позвал маму:
— Ты тоже отведай.
Мама, подняв голову, удивлённо взглянула на него.
— Смелее, я чувствую, как всё тело наполнила Божественная сила! — весь сияя, поделился он своей радостью. Мама тотчас с готовностью посмотрела на лотосовый лист, на котором лежала уменьшившаяся жемчужина. Стоя на коленях, мама подтянула лист к берегу и осторожно скатила с него жемчужину в свой раскрытый рот. На языке, как рассказывала мама, сразу же возникло ощущение прохлады, а вкус был словно у сладкого и ароматного молока.
Родители тотчас поднялись и, склонив головы, по синтоистскому обычаю четырежды хлопнули в ладоши в знак благодарности. В этот миг утреннее солнце вспыхнуло в пруду, и листья лотоса потонули в сиянии…
Всё это я слышала от самих родителей. И отец, и мама рассказали мне эту историю по отдельности и только один раз. Лицо отца при этом светилось. Проглотив Сладчайшую Росу, он, по его словам, почувствовал во всём теле горение и избыток силы, а также радость от сознания, что в этот миг в нём рождается нечто, никогда прежде не испытанное…
Помню, что, слушая этот замечательный рассказ, я почувствовала на глазах слёзы. Родители, без сомнения, видели Бога и получили Сладчайшую Росу. Я твёрдо верю в это.
Вы, конечно, будете утверждать, что, молясь в храме, отец просто задремал и увидел сон, а Роса Сладости — всего лишь утренняя роса, показавшаяся золотой из-за попавшего на неё солнечного луча. А всё потому, что Вы — жалкий позитивист и несчастный человек.
Недавно я была поражена, прочтя в одной из книг Ёсио житие святого Франциска.
Там есть всё — и этот необыкновенный рассказ родителей, и то, что я видела сама, живя с ними, и всё это описано как реальность. Если не верите, прочтите сами "Цветочки святого Франциска". И вот я подумала: коли жива вера, чудеса происходят совершенно естественно. Когда родители ради веры пожертвовали имуществом и всей своей жизнью, община Тэнри процветала и чудеса, подобные описанным в книге о святом Франциске, были среди верующих повседневным явлением, и я сама, конечно, не раз их наблюдала. Да и Вы должны были их видеть. Только вот исходили они от таких близких и заурядных людей, как отец и мама, а потому с презрением отвергались Вами как суеверие, в то время как легендам о христианских святых Вы доверяли — отчего же?
После принятия Сладчайшей Росы отец, невзирая на сопротивление родственников, не только отказался от имущества и опустился, так сказать, на дно, но решил стать посланником Божьим. Отыскав недужного, он вначале должен был помочь ему исцелиться, а затем и преобразиться духовно, тем самым "распространяя аромат" святого учения. Похоже, он просто не мог не делать это от избытка переполнявшей его радости. Отец обладал способностями Божьего посланца и прежде, но не решался духовно поддерживать людей и считал глупым шаманством попытки исцелять их "передачей Благодати". К тому же ему не позволяла прослыть заклинателем высокая репутация его семьи, которой гордились многие поколения.
Вы, должно быть, слыхали и о необыкновенном происшествии, случившемся при разрушении стоявшего возле дороги амбара, когда усадьбу распродавали по частям? Ведь случай этот давно уже стал легендой.
Поскольку к этому времени все имущественные вопросы уже были разрешены, прислуга уволилась, и остался один лишь Китидзо. Дедушка воспитывал его ещё мальцом, потом женил, и тот имел троих детей, а поселил его дед в номерах домовладельца Ямафути. Положив голову на стол в кухне, Китидзо безутешно плакал и твердил сквозь слёзы, что, раз главный дом пришёл в упадок, он не желает более жить в этом месте и теперь ему ничего другого не остаётся, как отправиться куда-нибудь в дальний портовый городок. Дедушка пожалел и взял его к себе в услужение.
В тот день, когда стали разбирать амбар, Китидзо заявил:
— В разрушении главного дома я вам не помощник! — и, наотрез отказавшись участвовать в работах, упрямо сидел у себя в квартире. С утра он основательно набрался сакэ, а днём его разбил паралич.
Отец узнал об этом только вечером, когда уже зажигали огни. Придя навестить больного, он обнаружил, что тот уже не дышит, врач оставил его, а близкие принялись обсуждать похороны. Странное желание вдруг охватило отца — ему страстно захотелось помочь этому несчастному. Уверенный, что больной уже мёртв, он, словно влекомый какой-то неведомой силой, нетвёрдыми шагами приблизился к распростёртому телу Китидзо и вознёс молитвы Богу.
