Ба Цзинь - Осень

— Врача позвали, Чжоу-гуй? — вмешался Цзюе-синь.

— Барин приказал мне только бежать за старой госпожой и барыней. Он сам беспокоится, никак не дождется госпожу и барыню, чтобы посоветоваться.

— Надо же позвать врача! Что толку от пустых беспокойств? — в сердцах сказала старая госпожа Чжоу и, быстро встав, обратилась к побледневшей как смерть госпоже Чэнь: — Пойдем, невестка.

Видя, что она отставила стул в сторону, за ней поднялись и все остальные. Им было не до еды.

— И я пойду, — сказала госпожа Сюй, — А Юнь пусть остается с вами.

Вслед за старой госпожой Чжоу все вышли из-за стола. Госпожа Чжоу приказала Ци-ся и Цуй-хуань подавать старой госпоже одеваться. Неожиданно старуха умоляюще обратилась к Цзюе-синю:

— Проводи нас, Цзюе-синь. Я вижу, от твоего дяди Бо-тао пользы не будет.

Цзюе-синю не хотелось снова увидеть лицо Чжоу Бо-тао; он побаивался ожидавшей его невеселой картины. Но на просьбу бабушки он согласился немедленно, как если бы это было непреложное приказание. Он даже не раздумывал.

Старая госпожа Чжоу, госпожа Чэнь, госпожа Сюн и Цзюе-синь сели в паланкины. Провожавшие направились обратно в сад, в беседку, горячо обсуждая случившееся.

Цинь, Юнь и Шу-хуа шли отдельно от других. Они собирались завернуть за горку и войти под арку, как вдруг Цинь увидела, что Цзюе-минь машет ей рукой.

— Ты покушал? — заботливо спросила она, когда Цзюе-минь подошел.

— Покушал, — улыбнулся Цзюе-минь. И в свою очередь встревоженно спросил: — Что случилось? Почему бабушка и тети ушли так рано? И Цзюе-синь?

— У Мэя пошла горлом кровь. Дядя прислал за бабушкой. — тихо ответила Цинь.

— Любит Цзюе-синь в чужие дела соваться! — недовольно проговорил Цзюе-минь. — Зачем его-то взяли?

Цинь не ожидала таких слов и непонимающе взглянула на Цзюе-миня.

— Бабушка просила его пойти, — мягко пояснила она. — Он чем-нибудь поможет.

— Зря, абсолютно зря, — покачал головой Цзюе-минь. — Таких упрямцев, как дядя Бо-тао, мне еще не приходилось видеть. Ведь до всего этого он довел. — Заметив приближающихся Юнь и Шу-хуа, он оборвал на полуслове и с напускной улыбкой приветствовал Юнь. Та тепло ответила.

— Вот я и говорю — что такое? Шли себе мирно — и вдруг Цинь пропала. А она, оказывается, здесь с братцем. — У Шу-хуа при виде брата отлегло от сердца, и она не удержалась, чтобы не проехаться по адресу Цинь.

Неожиданно для нее Цинь шлепнула ее по лбу.

— Ах ты болтушка! Опять язык чешется? — шутливо выбранила она сестру. — Что же ты не скажешь брату хорошую новость, раз встретила его? Тогда я скажу за тебя. — И обернулась к Цзюе-миню: — Знаешь, наша девчонка поступает в Женское училище.

— Правда? Или обманываете меня? — недоверчиво спросил обрадованный Цзюе-минь. — Ну-ка, расскажи, Шу-хуа, — попросил он сестру.

— Как же, стану я тебя обманывать! — Шу-хуа явно была довольна. — Только я должна пойти поесть: мы же еще не ели. Потом расскажу. Ты лучше сначала проводи нас в беседку. — И потянула брата за собой, под арку.

38

Когда Цзюе-синь и женщины прибыли в особняк Чжоу, Чжоу Бо-тао ждал их у дверей зала. Увидев мать, он беспомощно сложил руки на груди:

— Вернулась, мама? Мэй очень сильно болен. Скажи, что делать?

— Пойдем посмотрим, — встревоженно предложила старая госпожа Чжоу и направилась в комнату Мэя.

Остальные немедля последовали за ней. По дороге Чжоу Бо-тао обратился к племяннику:

— Как ты кстати, Цзюе-синь. Ну, скажи, что делать?

— Вызвали врача, дядя? — почтительно спросил Цзюе-синь.

— Нет еще. Я хотел дождаться матери. Ведь болезнь очень серьезная, нужно быть начеку, — веско ответил Чжоу Бо-тао.

Вошли в комнату. На краю кровати, склонившись над Мэем, сидела его жена и о чем-то говорила с ним. При виде вошедших она поднялась для приветствия. Лицо ее было в слезах, брови нахмурены, губы сжаты; от былого бесстрастного выражения не осталось и следа — его смыли слезы.

Взглянув на это заплаканное лицо, старая госпожа Чжоу и госпожа Чэнь сразу забыли свою обычную неприязнь к невестке и ласковым жестом предложили ей сесть, а сами поспешно подошли к кровати.

На скамеечке у кровати стояла плевательница. На кровати закрытый расшитым шелковым одеялом, так что на подушке виднелось только его бледное, как бумага, худое лицо, бессильно лежал Мэй; в углах побелевших губ были следы крови.

— Мэй! Внучек! — жалобно, страдальчески позвала старая госпожа Чжоу и склонилась над ним.

— А, бабушка… пришла? И мама тоже? — с усилием прошептал Мэй, широко раскрывая глаза. Тут он заметил лицо Цзюе-синя. — Брат, и ты здесь? — Он хотел улыбнуться, но губы не повиновались ему и улыбки не получилось. Он с трудом прохрипел: — Не знаю, что со мной… сразу вдруг… как начнет рвать… никак не остановлюсь… столько крови… хорошо еще, что… что жена… а вы так рано… вернулись…

— Как ты себя сейчас чувствуешь? — выдавила из себя старая госпожа Чжоу, с трудом сдерживая горе. Госпожа Чэнь, стоявшая рядом, утирала слезы:

— Сейчас не идет… но очень… тяжело… Садитесь… бабушка… — через силу произнес Мэй и тут же умолк, чтобы отдышаться.

— Бабушка, надо скорее послать за врачом. Папа говорил, что подождет вас, чтобы посоветоваться, — обратилась к старой госпоже Чжоу взволнованная жена.

— Верно! Скорее за врачом, — кивнула, словно очнувшись, старуха и повернулась к Цзюе-синю: — Кого лучше позвать, Цзюе-синь?

— Я предложил бы военного врача Чжу, бабушка, — не раздумывая, ответил Цзюе-синь.

— Чжу? — колебалась старуха.

— По-моему, не стоит его, — недовольно повернулся к разговаривающим Чжоу Бо-тао, который стоял все это время у окна, погруженный в какие-то свои бесконечные размышления, но, услышав слова Цзюе-синя, нашел его предложение неудачным. — Европейская терапия ненадежна.

Неожиданное возражение отрезвило Цзюе-синя. Он растерянно заморгал — сочувствие, жалость и забота не играли для отца никакой роли. Поэтому, не отвечая, он смотрел на преждевременно увядшее лицо Мэя, и во взгляде его были сочувствие, жалость и забота. «Что же они с тобой сделают!» — с горечью думал он.

— А что вы думаете, бабушка? Если звать врача, так — быстрее. Ему очень трудно. Пусть побыстрее примет лекарство — полегче станет, — торопливо упрашивала молодая.

«А ведь она и вправду обеспокоена!» — подумал Цзюе-синь, бросив сочувственный взгляд на молодую женщину. Но по-прежнему молчал, хотя и чувствовал, что негодование против Чжоу Бо-тао вот-вот прорвется.

— В таком случае пошлем за Ло Цзин-тином, — вмешалась, не выдержав, взволнованная госпожа Чэнь. — Пусть сначала посмотрит его, а потом уж будем разговаривать. По сути дела, давно уже надо было бы послать за ним.

Молодая, сразу поднялась и приказала служанке: -

— Фэн-сао! Беги скорее и скажи Чжоу-гую, чтобы немедленно отправился за Ло Цзин-тином. Да пусть бегом!

Фэн-сао поспешно выбежала из комнаты. Только теперь старая госпожа Чжоу заговорила:

— Можно и Ло Цзин-тина. Он — человек знающий.

Цзюе-синь подавил порыв недовольства и через силу выдавил ничего не значащее: «Хорошо».

— Мэй! Внучек! Ты не волнуйся, врач сейчас придет. Успокойся и отдохни. Врач придет, поможет, — ласково успокаивала внука старая госпожа Чжоу.

— Спасибо, бабушка, — тихо проговорил Мэй. Он хотел улыбнуться, сделал движение головой, но улыбка получилась такой, что, казалось, он вот-вот заплачет. — Я вижу, мне уже не вылечиться, — безнадежным голосом произнес он.

— Ничего страшного нет. Только ты не думай. Лучше отдыхай как следует. Закрой глаза и усни, — мягко убеждала сына госпожа Чэнь.

— Садитесь, мама, — отозвался растроганный Мэй; зрачки его медленно двигались, переходя с лица матери на лицо бабушки, Цзюе-синя и жены; из глаз вдруг выкатились две слезы. — Очень тяжело на душе, — пожаловался он, — только закрою глаза — и сразу чудится прошлое.

— А ты не думай, лежи себе спокойно — успокаивала жена, а сама отвернулась, чтобы скрыть капавшие одну за другой слезы.

— Жена правильно говорит, Мэй, не волнуйся, не беспокойся, — успокаивал брата Цзюе-синь, понимая, что хотя ничего не сможет сделать для них, но по крайней мере не должен скупиться на сочувствие: — Болезнь несерьезная; придет доктор, пощупает пульс, выпьешь лекарство — и все пройдет, — старался подделаться под тон жены Мэя Цзюе-синь.

Мэй покачал головой.

— Врач тоже не поможет, я знаю, что меня не вылечить, — возразил он. — Я уж… давно… болен, только боялся говорить… Все ничего… только… беспокоюсь за жену… Я… виноват перед ней… Такая… такая молодая… и вот…

Молодая тихо всхлипывала, сидя на уголке кровати и прикрыв лицо руками. Старая госпожа Чжоу, глаза которой тоже заволокло слезами, перебила внука: