Ба Цзинь - Осень
Так они и сделали. Когда они появились в комнате госпожи Чжан, та сидела в кресле у кровати и при их появлении добродушно улыбнулась дочери:
— Что же, Цинь, не виделись с братом меньше двух дней, а разговоров столько, что никак не наговоритесь?
Цинь смущенно улыбнулась, но ничего не ответила.
— Так увлеклась разговором, что даже не пришла побыть с Цзюе-синем? — без тени упрека продолжала довольная госпожа Чжан. В последнее время она еще сильнее привязалась к дочери, а чистая, искренняя радость молодых людей лишь согревала ее начинавшие увядать чувства. Одновременное появление двух радостных, сияющих лиц сразу разогнало огорчение, царившее в комнате, — это госпожа Чжан чувствовала совершенно отчетливо.
— Ты часто в последнее время шутишь надо мной, мама. Разве я пришла не для того, чтобы побыть с Цзюе-синем? — со смехом ответила Цинь. В голосе ее слышалось легкое кокетство, свойственное любимым дочерям.
— Цзюе-синь зовет тебя к ним послезавтра. Я тоже пойду с тобой. Ты теперь здорова, и послезавтра можешь выйти на улицу, — с удовольствием продолжала госпожа Чжан.
— Юнь тоже придет. Говорит, что давно не видела тебя, — улыбнулся Цзюе-синь.
— Если мама согласится, я непременно приду, — ответила обрадованная Цинь. — Я тоже вспоминала о Юнь. — Но, переведя взгляд на Цзюе-синя, она обнаружила, что его слабая улыбка — только маска, из-под которой по-прежнему проглядывает печаль.
37
Когда в назначенный день все женщины семьи Чжоу и семьи Чжан собрались в особняке Гао, там, естественно, началось оживление. В этот день госпожа Чжоу и Цзюе-синь выступали в роли хозяев, а третья тетя Чжан и госпожа Шэнь были приглашены составить компанию гостям. В саду, в беседке, были приготовлены два карточных столика; один — для четырех невесток: Чэнь, Сюй, Чжан и Шэнь, которые составили партию в мацзян, другой — для домино. За этим уселись старая госпожа Чжоу и старшая госпожа Чжан, к ним присоединились госпожа Чжоу и Цзюе-синь.
Так как было довольно душно, то Шу-хуа и Шу-чжэнь вместе с Юнь и Цинь, захватив с собой Цуй-хуань, отправились к пруду покататься на лодке. Бирюзовое небо было покрыто пятнами облаков цвета разведенной туши. От этих облаков небо каждый раз мрачнело; а иногда солнце совсем пропадало в них. Вода в пруду потемнела, и по ее поверхности скользила мелкая рябь. Когда лодка проплывала мимо павильона, Юнь, бросив случайный взгляд на балюстраду беседки и на густую тень деревьев за ней, тихонько вздохнула:
— Как быстро летит время! Не успели оглянуться — и еще четыре месяца прошло.
— Опять вспомнила тот вечер в «беседке дождя»? — ласково спросила Цинь, улыбнувшись сестре. Юнь кивнула.
— За четыре месяца все переменилось, — задумчиво произнесла она. — Даже сад, и тот изменился. Тогда все деревья цвели! Какие были красивые цветы у слив и персиков! А сейчас пришла пора желтеть листьям. Пройдет еще три-четыре месяца, и все листья с деревьев опадут, останутся только голые ветви.
— С чего ты вдруг так заговорила, Юнь? — поинтересовалась Цинь. — Знаешь, ведь «цветы распускаются и осыпаются, луна пропадает и появляется». Все движется по бесконечному кругу — это вполне естественно.
— Ия знаю, что будущей весной весь сад снова будет в цветах, — оживилась Шу-хуа, вмешавшись в разговор.
— Только это будет уже новая весна, — так же меланхолично вздохнула Юнь. Затем, посмотрев на остальных девушек и встретившись с заботливым и любящим взглядом Цинь, растроганно улыбнулась: — Да я и не печалюсь. Только природа вызывает у меня особые чувства. — И, боясь, что Цинь неправильно истолкует ее слова, пояснила: — Я вспомнила о Хой. И о Мэе.
— Прошлый раз Мэй еще был с нами. Жаль, что сегодня ни он, ни его жена не пришли. Жена его всего только один раз была у нас, еще невестой. В красивом вышитом платье; говорила мало, посидела немного и ушла, — болтала Шу-хуа, не обращая внимания на других. — Я слышала потом, что у нее оказался плохой характер. Но внешностью она как будто ничего; я не нашла ничего дурного. Правда, я надеялась, что она чаще у нас будет бывать и мне удастся разглядеть ее получше.
— Жаль, что ты не часто у нас бываешь, пожила бы два дня — все разглядела бы, — улыбнулась Юнь так задорно, что на щеках появились ямочки. Но тут же ею снова овладели невеселые мысли. — Я-то думала, что она мне сестрой будет, — удрученно произнесла она, — а она ушла в себя, как улитка. Мэй от ее опеки сам на себя не похож. А дядя Бо-тао ее защищает. Мэй кашляет кровью, Цзюе-синь уговаривает дядю показать его врачу, а дядя не соглашается, говорит, что у него никакой болезни нет. Да, у нас в доме такие дела, что душа переворачивается. Вот я и завидую тебе, Шу-хуа. У вас дома так хорошо!
Шу-хуа разразилась смехом:
— У нас? Вот не думала! А с чего бы Шу-ин и Цзюе-хою было убегать из дома, если у нас хорошо? Подумай-ка! Проживи ты у нас два дня — и ты бы поняла. — И несколько самодовольно прибавила: — Но я живу как мне вздумается. Я никого не боюсь. Как тетя Ван и Чэнь итай ни свирепствуют, а ничего поделать со мной не могут.
— Вы — молодец, барышня. Только тогда-то ведь старшему барину попало, — вдруг громко вмешалась Цуй-хуань, сидевшая на корме с веслом. Хотя никто не уловил некоторого беспокойства, звучавшего в ее голосе, она все же чуть-чуть покраснела.
— Сам напросился. Почему он такой беспомощный, почему не хочет портить ни с кем отношений? — резко возразила Шу-хуа, — Всех боится обидеть.
— Просто он очень хороший человек, — вступилась за Цзюе-синя служанка, но уже не так громко и тут же опустила голову, занявшись своим веслом.
У Шу-хуа чуть было не вырвалось: «Что-то ты очень защищаешь старшего барина», но она тут же забыла об этом, так как ей неожиданно помешала Юнь, которая была не согласна с выпадами Шу-хуа против брата и, чувствуя, несправедливость ее слов, выступила в защиту Цзюе-синя:
— А все-таки похороны Хой устроил Цзюе-синь. Если бы он не вступил в переговоры, то прах Хой и по сей день не нашел бы себе последнего пристанища.
— Но идея все-таки принадлежала Цзюе-миню, — спорила Шу-хуа. — Цзюе-минь всегда что-нибудь придумает. А что надумает, то и сделает. — Шу-хуа была по-прежнему внимательна к Цзюе-синю, но ей всегда казалось, что нельзя быть таким слабовольным, как ее старший брат. Ее недовольство рождалось любовью к брату.
— План, верно, предложил Цзюе-минь, но больше всего приложил усилий все-таки Цзюе-синь, — улыбнулась Цинь. Ей были приятны слова Шу-хуа, ей хотелось услышать похвалу любимому из уст других. Но она все же считала, что удары, которые обрушивает судьба на Цзюе-синя, должны вызывать сочувствие к нему, и, не желая дать Шу-хуа возможности слишком обвинять Цзюе-синя, тоже выступила в его защиту. И она сказала истинную правду.
— Гребите, барышня, сейчас пойдет дождь, — позвала Цуй-хуань, не желавшая слушать упреков Шу-хуа по адресу Цзюе-синя и выбравшая момент, чтобы прекратить этот разговор. Все небо уже было затянуто сплошной серой пеленой, темные тучи висели совсем низко, почти над головой. Ветер стих; растительность и вода озера, казалось, погрузились в покой. Тучи все сгущались и темнели; светлел только краешек неба.
Слова Цуй-хуань заставили всех вздрогнуть. Взглянув на небо, Шу-хуа убедилась, что опасения Цуй-хуань не напрасны. Все это время она, забыв про весло, которое держала в руке, отдыхала, занятая беседой с сестрами, но теперь быстро опустила весло в воду и принялась усиленно грести, успев только бросить:
— Неважно, поплывем к «веранде дождя».
— Быстрее, Шу-хуа, а то не успеем, — подогнала ее Юнь, бросив тревожный взгляд на небо.
— Шу-хуа, ты, наверное, устала, дай мне погрести, — предложила тоже встревоженная Цинь, видя, что Шу-хуа медленно работает веслом.
— Не устала. Вы только не волнуйтесь. Ручаюсь, что под дождь не попадете, — уверенно ответила Шу-хуа, крепко сжимая весло и не собираясь отдавать его.
— За нами еще кто-то плывет, — встревоженно сказала Цуй-хуань.
— Не Цзюе-минь ли? Давайте подождем, — обрадовалась Шу-хуа, перестав грести и собираясь посмотреть, но вдруг услышала насмешливый голос Цинь:
— Откуда же тут взяться Цзюе-миню? Это — Цзюе-ин с братьями.
— Вот неудача! Надо же было именно с ним столкнуться! — проворчала Шу-хуа и, не оглянувшись, снова принялась грести.
— А ты как будто даже боишься их? — съязвила Цинь.
— Я? Их? Да я их презираю! — негодующе защищалась покрасневшая Шу-хуа.
Но задняя лодка быстро нагоняла их; долетел довольный голос Цзюе-ина:
— Эй, сестра! Гребете двое, а лодка на месте стоит? Я один быстрее вас гребу. Хочешь состязаться со мной?
— Ну и шалопай! Не боится, что выдерут — опять сбежал с уроков, — тихо выругалась Шу-хуа, не обращая внимания на брата.
В лодке Цзюе-ина находились также Цзюе-цюнь и Цзюе-ши; все трое, сняв халаты, остались в нижних рубашках. Когда Цзюе-ин окликнул сестру, братья поддержали его предложение, захлопав в ладоши.
