Пэлем Вудхауз - Том 6. Лорд Эмсворт и другие

— Эмсворт их не любит?

— Их никто не любит, кроме матерей. Чего ты хочешь от Эмсворта? Отравляют воздух, орут, визжат, а на школьном выпуске сбили булочкой цилиндр.

Мартышка покачал головой.

— На выпускной бал цилиндр не надевают, — заметил он, припомнив, как пленительные дочки священников увлекали его на такие балы. Времена великой любви к Анджелике Бриско, когда он, сунув голову в мешок, позволил каким-то малолеткам гнать его и пинать, не стерлись из памяти. — Цилиндр! Нет, что же это такое!

— Его заставили. Ты же знаешь Конни.

— Да, тетя могучая.

— Чрезвычайно. Хорошо бы ей понравился Билл.

— Кто?

— А, я не говорил тебе? Билл едет со мной.

— Что?

— Эмсворт согласился. Едем завтра, в одиннадцать сорок пять.

Мартышка вскочил, чуть не опрокинув коктейль с лимонной коркой. Как ни любил он своего дядю, он полагал, что ради блага Англии его лучше бы держать на цепи.

— А, черт!

— Тебя что-то беспокоит?

— Нельзя так мучить Билла! Лорд Икенхем поднял брови.

— Мой дорогой, при чем тут муки? Если ты считаешь, что молодому человеку не стоит быть рядом с любимой девушкой, у тебя еще меньше чувств, чем я думал.

— Да, конечно, девица там. Но что толку? Леди Констанс вышвырнет его через две минуты.

— Не думаю. Ты плохо себе представляешь тамошнюю жизнь. Это изысканный, аристократический дом, а не салун какой-нибудь. Никто его не выгонит. Воцарятся милость и мир. Жаль, что тебя с нами не будет.

— Мне и здесь хорошо, — сказал Мартышка, с ужасом вспоминая прежний визит. — Но когда леди Констанс услышит его фамилию…

— Она не услышит. Неужели ты так низко ценишь мой ум? К ней едет Катберт Мериуэзер. Я ему сказал, чтоб зубрил всю ночь.

— Все равно она узнает.

— Никогда! Кто ей скажет?

Мартышка сдался. Во-первых, он знал, что спор бесполезен, во-вторых — был доволен, что сотня миль отделит его завтра от приятного, но не полезного дяди. Ничего не попишешь, рано или поздно этот дядя выкинет что-нибудь жуткое, но, слава Богу, в Бландинге, не здесь. Как верно поется в гимне, думал он, что покой и дивный мир доступны лишь тогда, когда семья — вдали.

— Что ж, — заметил он, — пойдем, пообедаем.

III

Ехать с лордом Эмсвортом в поезде было приятно и потому, что он сразу засыпал. Поезд, отвозивший его и гостей в Маркет Бландинг, покинул паддингтонскую платформу в одиннадцать сорок пять, как и обещали знающие люди, чье слово — крепко; а в двенадцать десять он мирно посвистывал, хотя иногда и похрапывал. Тем самым другой граф мог безбоязненно беседовать с третьим, младшим пассажиром.

— Волнуетесь? — осведомился он, приветливо глядя на преподобного Катберта, ибо заметил, что тот время от времени дергается, как гальванизированная лягушка.

Билл Бейли шумно задышал.

— Вот так я волновался, — ответил он, — когда читал первую проповедь.

— Понимаю, — сказал граф Икенхем. — Конечно, ничто не воспитывает так, как пребывание в сельской местности под вымышленным именем, но волнуются многие. Мой племянник из мужественной семьи, а вы бы на него посмотрели, когда он ехал по этой самой дороге в образе некоего Бэзила! Помню, я ему сказал, что он — вылитый Гамлет. Дрожал, горевал, хотел вернуться. Я к таким вещам привык, люблю пожить под псевдонимом. В своем собственном виде — уже не то, как-то пресно. Но для новичка это сильное потрясение. Проповедь приняли хорошо?

— Ну, кафедру не свалили.

— Вы слишком скромны, Билл Бейли. Я уверен, что они падали в экстазе. Вот и сейчас все пройдет прекрасно. Вероятно, вы гадаете, что я замыслил. Сам не знаю, но вам полезно приглядеть за Арчи Гилпином. Он — художник, а вы знаете, как они опасны. Всякий раз, когда он предложит Майре пройтись к озеру, поглядеть на этих христиан, — крадитесь за ними. Ясно?

— Да.

— Так, превосходно. Только он подступится к… как вы ее называете, девица?

— Это Мартышка ее называет. Я ему сказал, что это нехорошо.

— Простите. Только он попытается увести вашу даму, предположим, в розарий, стойте насмерть. В общем, я на вас полагаюсь. А где вы с ней познакомились?

Как это ни трудно представить, лицо молодого священника стало трогательно-нежным. Если бы лорд Эмсворт не захрапел именно в эти мгновения, лорд Икенхем услышал бы восторженный вздох.

— Вы помните блюз «Лаймхауз»?

— Я его пою в ванне. Но мы говорили…

— Нет, нет, я не менял тему. Просто Майра слышала его там, в Америке, и читала эти «Ночи Лаймхауза».[116] Она захотела туда сходить. Пошла, а мой Боттлтон-Ист — рядом. Я шел к одному человеку, который вывихнул ногу, когда учил хористов танцевать. Вижу, кто-то залез в ее сумочку. Дал ему как следует…

— Где его похоронили?

— Ничего, он выжил, только понял, что воровать нехорошо.

— Так, так, так… А потом?

— Ну, то и се…

— Понятно. Какая она теперь?

— Вы ее знаете?

— Когда-то прекрасно знал. Она меня звала дядя Фред. Хорошенькая была — нет слов! А сейчас? Не хуже?

— Нет.

— Хвалю. Приятные дети сплошь и рядом портятся.

— Да.

— Но не она!

— Нет.

— И вы бы отдали жизнь за розу из ее волос?

— Да.

— Мне очень нравится ваш слог, — заметил лорд Икенхем. — Наводит на мысли. Я думал, что вы должны заворожить их рассказами о Бразилии, но вижу, что это не выйдет.

— О Бразилии?

— А, да, забыл! Это я Эмсворту сказал, не вам.

— При чем тут Бразилия?

— Так, пришло в голову. На чем я остановился? Да, это не выйдет. Побеседовав с вами, я заметил, что вы — молчаливый, сильный человек, отрешенно глядящий вдаль. Так что, если вас спросят про Бразилию, хрюкайте, как наш хозяин, — и лорд Икенхем указал на лорда Эмсворта. — А жаль, — прибавил он, — я придумал такие хорошие истории!.. Им бы понравилось. Они там что угодно съедят, как Императрица.

Звук этого имени проник сквозь покровы сна, ибо лорд Эмсворт присел и заморгал.

— Вы говорили об Императрице?

— Я рассказывал Мериуэзеру, как она хороша. Да, и про медали. Рассказывал?

— Да.

— Вот, Мериуэзер подтверждает. Покажите ее, как только мы приедем.

— А? Конечно, конечно, конечно. Всенепременно.

— Нет, лучше не сразу. При всем почтении к ней, я бы сперва выпил чаю.

— Чаю? — удивился лорд Эмсворт. — А, чаю! Ну конечно!.. Я его сам не пью, а Конни пьет, на террасе. Она и вам даст.

Леди Констанс сидела за чайным столом, когда к нему подошел лорд Икенхем. Увидев его, она опустила сандвич с огурцом и постаралась гостеприимно улыбнуться. Сказать, что она была рада, мы не можем, что же до нее, она уже все сказала своему брату Кларенсу. Но, как она нередко думала, общаясь с герцогом, хозяйка — это хозяйка, и надо скрывать свои чувства.

— Как мило, что вы к нам выбрались! — проговорила она не то чтоб сквозь зубы, но и не совсем без этого. — Налить вам чаю? Вы что-то ищете?

— Да так, — отвечал лорд Икенхем, глядя туда и сюда. — Я думал, что встречу мою подружку Майру. Она не пьет с вами чай?

— Она гуляет. Вы знакомы?

— Когда-то мы были неразлучны. Я дружил с ее отцом.

Подмороженная леди Констанс явственно оттаяла. Ничто не стерло бы из ее памяти, как нарушил этот человек монастырский покой замка, внеся туда сладость и свет, ничто — кроме упоминания о Джеймсе Скунмейкере.

— Вы давно его видели? — почти сердечно спросила она.

— Увы, очень давно! Как многие американцы, он почему-то живет в Америке.

Леди Констанс вздохнула. И ей не нравилась эта прихоть благородного Джеймса.

— Моя жена, напротив, считает, что американские соблазны опасней для меня, чем тихая сельская жизнь. Когда мы общались со Скунмейкером, он начинал свой путь в бизнесе. Видимо, сейчас он — финансовый король?

— Он многого добился.

— Я это предвидел. Он — из тех, кто может без малейшего труда говорить по трем телефонам.

— Недавно он был здесь и оставил мне Майру. Понимаете, лондонский сезон…

— Джеймс всегда славился добротой. Ей нравится Лондон?

— Мне пришлось ее увезти. Она познакомилась с совершенно неприемлемым человеком.

Лорд Икенхем сокрушенно поахал.

— Она говорит, что они обручились. Чепуха, конечно.

— Почему?

— Он священник.

— Я видел вполне пристойных священников.

— А богатых?

— Скорее нет. Майра в шоке?

— Простите?

— Страдает ли Майра, разлучившись с неприемлемым, но любимым человеком?

— Она немного подавлена.

— Ей нужны сверстники. Хорошо, что я прихватил моего друга Мериуэзера.

Леди Констанс удивилась; друг выпал у нее из памяти.

— Эмсворт повел его к Императрице. Он вам понравится.