Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом
И Анемподист Михайлыч закашлялся минуты на две без перерыва.
-- Ну вот и отлично! -- сказала Прозорова,-- видите, какой у вас сильный кашель. Поправляйтесь скорее. Завтра, вероятно, я к вам не заеду: некогда будет; а послезавтра -- непременно увидимся,-- ласково прибавила она, простилась и ушла.
Но им уже не суждено было видеться больше: это "послезавтра" не наступило для доктора. Проснувшись на другой день чрезвычайно рано, почти одновременно с Сосниным, сбиравшимся к генералу, Ельников почувствовал какую-то необыкновенную тоску, какой-то особенный прилив тяжести к голове и невыносимую боль в груди.
-- Созонов-батюшка! -- разбудил он товарища,-- сходите уж вы еще раз в латинскую кухню: купим у немца, выражаясь языком Хаджи-Бабы, супу спокойствия на несколько копеек...
Доктор проговорил это с какой-то странной улыбкой, которая от падавшего на нее из окна чуть брезжущего света казалась улыбкой мраморного сфинкса.
-- Вы ужо не вставайте,-- остановил Анемподист Михайлыч Созонова, услыхав, как тот завозился на полу,-- теперь ведь рано, надо и немчуре дать выспаться; да и мне пока терпится, сносно еще... А покуда я подорожную приготовлю...
Ельников с большим трудом отыскал коробок спичек на маленьком столике, стоявшем у изголовья его постели, и добыл огня на свечку: дневной свет был слишком слаб еще, чтоб писать при нем. Анемподисту Михайлычу пришлось отдохнуть немного после этого движения, но через минуту он все-таки, несмотря на душивший его убийственный кашель, опять приподнялся левым локтем на подушке, достал со стола, что было нужно, и собственноручно прописал себе смертельную дозу опия. В конце рецепта доктор прибавил и подчеркнул выведенные им довольно крупно слова: "Для личного моего употребления".
-- Пожалуй, скоро и рука повиноваться перестанет...-- заметил он как бы про себя.-- Впрочем, иногда и с одним кусочком легкого можно протянуть до вечера...
И Ельников попробовал было запеть "Vita nostra brevis est" {Слова из старинной студенческой песни: "Быстры, как волны, все дни нашей жизни" (лат.).}; но у него ничего не вышло, а только болезненно зашуршало что-то в груди. Доктор безнадежно махнул рукой и в изнеможении откинул голову на подушку.
-- Вы, Созонов, боитесь покойников? -- спросил он немного погодя.
-- Нет-с, не боюсь, Анемподист Михайлыч; мне часто доводится псалтырь читать-с, так привык... А что-с? -- скромно отозвался с полу будущий инок.
-- То-то; а я думал, что боитесь, так хотел предупредить вас...
-- Насчет чего-с?
На минуту в комнате стало тихо-тихо.
-- Да на всякий случай: я ведь уж сегодня... часом раньше, часом позже -- покойник,-- с спокойствием полнейшей безнадежности пояснил Ельников.
-- Господь знает-с, Анемподист Михайлыч: он иногда чудесно исцеление свое посылает... Вам бы вот исповедаться-с да причаститься? -- робко-вопросительно молвил Созонов.
Доктор ничего не ответил ему, закашлялся только и повернулся на другой бок.
-- Который теперь час? -- спросил он, когда уже значительно рассвело.
Созонов торопливо накинул на себя свое убогое одеяние, конфузливо придержал руками его полы и в таком виде подошел к столику возле кровати.
-- Де... десятый-с...-- почему-то не вдруг выговорил он, взглянув на карманные часы Ельникова, и по-прежнему конфузливо отступил к "печечке".
-- Пора и к немцу...-- почти беззвучно заметил ему Анемподист Михайлыч.
Созонов как-то забавно обдергал на себе платье, взял рецепт и ушел.
Но будущий инок рассудил дорогой, что ему не мешает зайти прежде к отцу Иоанну, своему знакомому священнику, жившему почти напротив.
"Батюшка же теперь как раз от заутрени воротились... Вот как бы Анемподисту Михайлычу полегчало!" -- думалось Созонову.
Отец Иоанн,-- добродушный старик, недавно переведенный в городской приход из соседней деревни,-- действительно оказался дома и охотно согласился пойти к больному.
-- Только вот чашечку чайку дохлебаю,-- объявил он любезно.
-- А я покудова, батюшка, в аптеку сбегаю; вы меня подождите-с...-- сказал Созонов и быстро удалился, опять стыдливо придерживая рукой полы своего не то сюртука, не то халата.
Спустя четверть часа, после непродолжительного шептанья отца Иоанна с Созоновым в передней Ельникова, причем со стороны батюшки слышалось: "Не любит, что ли?" -- последний, во всем простодушии и наивности деревенского священника, тихонько вступил в комнату больного.
-- Бог помочь! -- осторожно сказал он, помолясь степенно в пустой передний угол.
-- Кто это такой?..-- как бы испуганно спросил Анемподист Михайлыч, быстро повернувшись лицом к вошедшему, и слабо застонал от резкой боли, вызванной этим усиленным движением.
При виде священника глаза Ельникова остановились на нем как-то неподвижно, почти бессмысленно; только слабая улыбка искривила сухие губы доктора.
-- Благослови вас бог! -- перекрестил его отец Иоанн.
Батюшка неслышно подставил стул к самой кровати, сел на него и стал что-то тихо говорить больному.
-- Крайняя односторонность! -- громко молвил он, наконец, выслушав, в свою очередь, чуть слышный ответ Анемподиста Михайлыча, и широко развел рукавами рясы.
-- Может быть, батюшка...-- уже несколько слышнее отозвался Ельников.
-- Ну... я и говорю: крайняя односторонность! -- с прежним движением повторил отец Иоанн.
И, придвинувшись еще ближе к кровати, священник начал снова нашептывать что-то больному. Анемподист Михайлыч только нетерпеливо качал головой; все та же слабая улыбка чуть заметно змеилась у него на посиневших от волнения губах.
-- Я ведь и не спорю, батюшка...-- заметил он тихо.
-- Опять это крайняя односторонность с вашей стороны...
-- Не могу же я лгать в последние минуты, когда не лгал всю жизнь!..-- раздражительно и с горечью на этот раз возразил доктор.
-- Я и говорю: крайняя односторонность!
Отец Иоанн еще шире развел рукавами рясы, снова перекрестил больного, сказал ему на прощанье: "А впрочем, благослови вас бог!" -- и неохотно вышел из комнаты, с грустным сожалением покачивая своей седою как лунь головой. Немного погодя туда вошел Созонов с аптечным пузырьком в руках.
-- Не надо уж...-- слабо махнул ему рукой Ельников и опять повернулся к стене,-- притерпелся...
Странную фигуру представлял из себя в эту минуту будущий инок: смесь какого-то суеверного ужаса, уныния и малодушного страха за свое самовольство придала Созонову что-то неизобразимо жалкое. Он ждал от больного выговора и, кажется, был бы радехонек последнему; но Анемподист Михайлыч упорно молчал, тяжело дыша. Созонов постоял, постоял перед кроватью, раза два неловко сморкнулся, попятился в самый дальний угол комнаты и тихонько уселся там на стул, подперев обоими локтями голову и колени.
Так прошел час, другой...
В половине второго больной сделал движение, тревожно откинулся на подушке и едва слышно спросил:
-- Темно или светло теперь?..
-- Совсем день уже-с, Лкемподист Михайлыч...-- пояснил Созонов, робко кашлянув в руку.
-- Ааа!..-- протянул доктор,-- понимаю!..
Он сделал усилие и провел рукой у себя по глазам, как бы желая удостовериться, на месте ли они у него.
-- Окажи, брат, ты мне, Созонов... последнее одолжение,-- несколько помолчав, попросил напряженно больной,-- возьми вон там... на окне... старую книжку журнала... без переплета; растрепанная такая... Почитай ты мне оттуда... хоть позитивную философию... Огюста Конта {Огюст Конт (1798--1857) --французский буржуазный философ и социолог, основатель позитивизма (от лат. positivus -- положительный); сторонники позитивизма утверждали, что в своих теориях они опираются не на "абстрактные умозаключения", а на положительные факты. В конце 60-х, в 70-х годах произведения Огюста Конта пользовались популярностью в среде русской демократической интеллигенции.}, там... она должна быть... Мысли у меня мутятся...
Созонов как-то испуганно встрепенулся весь, точно внезапно разбуженная птица, быстро отыскал книгу, развернул ее и сел возле кровати.
-- Я бы вам лучше-с...-- заикнулся было он.
Но его удержал какой-то непонятный, энергический жест Ельникова, сделанный при самом начале этой фразы.
-- Читайте же!.. Созонов! -- раздражительно поторопил доктор.
Началось чтение -- медленное, несвязное, неуклюжее. Странно как-то было видеть Созонова с книжкой "Современника" {"Современник" (1836--1866) -- общественно-политический журнал; в 60-х годах орган революционной демократии.} в руках; еще страннее казалось выходившее из уст этого человека учение знаменитого мыслителя; оно как будто теряло свой смысл.
Так прошло еще с полчаса.
-- Созонов-батюшка!..-- прервал вдруг Анемподист Михайлыч чтеца, стараясь приподняться на локте.-- Скажи ты, брат, Созонов... большой поклон... от меня... Светловушке!.. Скажи... что... что...
