Айн Рэнд - Мы - живые
— Извини, не смогу сделать тебе одолжения, товарищ Таганов, добровольно предоставив тебе секретные планы взрыва Кремля и свержения Советов, — съязвил Лео.
— Гражданин Коваленский, — оборвал его Андрей таким тоном, как будто они ранее не встречались, — вы разговариваете с представителем ГПУ.
— А ты подумал, что я об этом забыл?
Один из солдат вонзил штык в лежащую на полу подушку, и белые хлопья вспорхнули, подобно снежинкам.
Андрей дернул дверцу серванта; зазвенели тарелки и бокалы, которые он начал аккуратно составлять на ковер.
Лео, открыв свой позолоченный портсигар, протянул его Андрею.
— Нет, спасибо, — отказался Андрей.
Лео закурил. На некоторое мгновение спичка задрожала, потом пальцы его снова стали уверенными. Он сидел на краешке стола, покачивая ногой; сигаретный дым медленно поднимался к потолку тонкой голубой струйкой.
— Выживают самые приспособленные, — начал Лео. — В этом заключается естественный отбор. Однако не все философы правы. Мне всегда хотелось задать им один вопрос: самые приспособленные — к чему?.. Тебе следовало бы знать ответ на этот вопрос, товарищ Таганов. Каковы твои философские убеждения? У нас с тобой никогда не было возможности поговорить об этом — сейчас самое время.
— Я попросил бы вас помолчать, — отозвался Андрей.
— Просьба представителя ГПУ приравнивается к приказу, не так ли? Я осознаю, что необходимо уважать величие власти при любых обстоятельствах, независимо от пагубности воздействия этого на власть имущих.
Один из бойцов поднял голову и сделал шаг по направлению к Лео. Взглядом Андрей остановил его. Боец, открыв гардероб, начал доставать оттуда один за другим костюмы Лео, проверяя карманы и подкладку.
Андрей открыл другой гардероб.
Раздался запах прекрасных французских духов. В ряд висели женские платья…
— Что такое, товарищ Таганов? — поинтересовался Лео. Андрей держал в руках красное платье.
Это было простенькое красное платье с поясом из лакированной кожи, четырьмя пуговицами, круглым воротником и огромным бантом.
Андрей смотрел на разложенное у него на руках платье. Красная ткань скользила между пальцев.
Тяжелым взглядом он неторопливо окинул платья, висящие в одну линию в гардеробе. Вдруг он заметил черное бархатное платье, которое ему было знакомо, пальто с меховым воротником, белую блузку.
— Чье это? — спросил Андрей.
— Моей любовницы, — произнес Лео с презрительной усмешкой, придававшей этому слову непристойное звучание; он пристально следил за реакцией Андрея.
Лицо Андрея ничего не выражало, в нем не было ничего человеческого. Андрей смотрел на платье; его ресницы напоминали два полумесяца на фоне впалых щек. Затем Андрей аккуратно расправил платье и повесил его в шкаф, действуя осторожно и несколько неловко, как будто платье было сделано из стекла.
Лео усмехнулся, прищурив свои черные глаза и скривив рот:
— Вот досада-то, правда, товарищ Таганов?
Андрей никак не отреагировал. Он продолжал вынимать одно за другим пахнущие французскими духами платья, прощупывая все карманы и складки.
За дверью послышался шум борьбы; кто-то пытался войти.
— Повторяю, гражданка, сюда нельзя! — раздался из-за двери рев охранника.
Послышался пронзительный женский крик, в котором не улавливалось ничего человеческого. Это был вой зверя в предсмертной агонии:
— Впустите меня! Впустите!
Андрей посмотрел на дверь, потом медленно подошел и открыл ее. Перед ним стояла Кира Аргунова.
— Гражданка Аргунова, вы здесь живете? — каждый звук отчетливо слетал с уст Андрея, подобно размеренно падающим каплям воды.
— Да, — ответила она таким же ровным голосом, гордо вскинув голову и глядя Андрею прямо в глаза.
Она шагнула в комнату, боец закрыл дверь.
Андрей Таганов неторопливо развернулся, опустив при этом правое плечо; каждое его сухожилие напряглось; движения были очень осторожны, как будто их сковывал торчащий между лопатками нож. Рука его неестественно согнулась в локте; пальцы словно цепко удерживали невидимый, наполненный до краев стакан с водой.
— Обыщите сервант и ящики в углу, — бросил он бойцам. Затем Андрей вернулся к открытому гардеробу; тишину нарушали лишь звуки его шагов и потрескивание дров в камине.
Кира прислонилась к стене. Выскользнувшая из ее рук шляпа осталась лежать незамеченной на полу.
— Извини, дорогая, — произнес Лео. — Я надеялся, что к твоему приходу все уже будет кончено.
Кира не взглянула в его сторону. Она следила за высокой фигурой мужчины в кожаной куртке с кобурой на бедре.
Андрей подошел к туалетному столику Киры. Открывая и закрывая ящики, он уверенными движениями рук рылся в ее нижнем белье, прощупывая белые батистовые сорочки и кружевные оборки.
— Проверьте диванные подушки, — приказал Андрей солдатам, — и поднимите коврик.
Колени Киры сжались; она изо всех сил старалась держаться на ногах.
— Пожалуй, все, — сказал Андрей, обращаясь к солдатам, бесшумно задвинув последний ящик.
Взяв со стола свой портфель, Андрей повернулся к Лео.
— Гражданин Коваленский, вы арестованы, — сообщил он, почти не открывая рот, и если нижняя губа еще слегка двигалась, то верхняя оставалась абсолютно неподвижной.
Лео пожал плечами и потянулся за пальто. Несмотря на то, что лицо его выражало презрение, пальцы его дрожали. Подняв голову, он бросил:
— Уверен, товарищ Таганов, что вы выполняете данную миссию с ни с чем не сравнимым удовольствием.
Бойцы, расшвыряв ногами вещи, в беспорядке разбросанные по полу, подняли винтовки.
Лео подошел к зеркалу и с щепетильностью человека, собиравшегося на важный официальный прием, поправил галстук, надел пальто, пригладил волосы. Его пальцы приобрели уверенность. Аккуратно сложив носовой платок, Лео положил его в нагрудный карман.
Андрей стоял в ожидании.
На пути к выходу Лео остановился перед Кирой:
— Не хочешь попрощаться, Кира?
Он обнял ее и крепко поцеловал. Андрей терпеливо ждал.
— Только об одном я тебя прошу, Кира, — прошептал Лео. — Забудь меня.
Кира промолчала.
Один из бойцов открыл дверь настежь. Лео вышел вслед за Андреем. Боец закрыл дверь.
XIII
Лео поместили в одну из камер ГПУ. Когда Андрей возвращался домой, в воротах дворцового сада его окликнул товарищ по партии, который спешил на заседание райкома.
— Товарищ Таганов, сегодня вечером вы выступите перед нами с докладом об обстановке в сельской местности?
— Да, — ответил Таганов.
— В девять часов, если я не ошибаюсь? Мы с нетерпением ждем вас, товарищ Таганов. До девяти тогда.
— Я буду. Ждите.
Андрей с трудом пробрался через глубокий снег в саду. Поднявшись по высокой лестнице, он очутился в своей темной комнате.
Во дворце горело окно зала, где собирался райком, и желтый квадрат света падал на пол комнаты Андрея. Сняв фуражку и кожаную куртку, он отстегнул кобуру и встал у камина, вороша подошвой сапога серые угли. Подбросив дров, он зажег спичку.
Андрей пристроился на ящике у огня. Он сидел, свесив руки между коленями. В отблеске огня его лицо и кисти рук были розового цвета.
Послышались шаги по лестничной площадке, затем раздался резкий удар в дверь. Андрей не запирался.
— Войдите! — крикнул он. На пороге появилась Кира.
Хлопнув за собой дверью, она вошла под своды комнаты. В темноте Андрей не мог разглядеть ее глаз; верхнюю половину лица поглощали черные тени; но красное зарево высвечивало размытые, грубые очертания ее рта.
Андрей поднялся и встал, глядя на нее.
— Ну, и что ты собираешься теперь делать? — в бешенстве бросила она.
— Тебе лучше уйти, — медленно произнес Андрей.
— А что, если я не уйду? — поинтересовалась Кира, прислонившись к стене.
— Уходи, — повторил он.
Сорвав с себя шляпу, Кира отшвырнула ее в сторону. Затем она сняла пальто и бросила его на пол.
— Убирайся, ты…
— Шлюха? — закончила за Андрея Кира. — Все правильно, именно это я и хотела от тебя услышать.
— Что тебе нужно? Мне тебе нечего сказать.
— Зато я хочу поговорить с тобой. И ты выслушаешь все, что я скажу. Ты застукал меня, товарищ Таганов. И теперь будешь мстить? Ты пришел со своими солдафонами, товарищ гэпэушник, и арестовал его. И теперь, используя все свое влияние, партийное влияние, ты добьешься того, чтобы его поставили к стенке, ведь так? Возможно, ты даже попросишь разрешение на личное руководство расстрелом? Давай! Мсти! Я тоже в долгу не останусь. Я не буду просить за него. Мне нечего больше бояться. Но я буду говорить. Мне так много нужно сказать тебе, всем вам. Я молчала слишком долго, и теперь мне нужно выплеснуть все наружу. В отличие от тебя, мне терять нечего.
