Эрнест Хемингуэй - Острова в океане
Думай про «после войны», когда ты снова будешь писать картины. Столько еще можно написать хороших картин, и, если работать в полную силу и ни на что другое не отвлекаться, это и есть то, что по-настоящему нужно. Моря никому не написать лучше тебя, если только ты возьмешься как следует и выбросишь из головы все другое. И не отступай, пиши именно так, как считаешь верным. Только нужно сейчас крепко держаться за жизнь, иначе эти картины не будут написаны. Жизнь человека немного стоит в сравнении с его делом. Но чтобы делать дело, нужно жить. Так держись крепче. Пришло время показать, на какое ты способен усилие. Вот и покажи, ни на что не надеясь, покажи. У тебя всегда хорошо свертывалась кровь, и ты можешь это усилие осуществить. Мы не люмпен-пролетарии какие-нибудь. Мы – самый цвет, и то, что мы делаем, мы делаем не за плату.
– Смочить тебе губы, Том? – снова спросил его Хиль.
Томас Хадсон покачал головой.
Три дерьмовые пули, думал он, и столько хороших картин к такой-то матери без всякого смысла. Надо же было этим несчастным идиотам устроить бойню на острове. Если б не это, они спокойно сдались бы в плен и ничего бы не случилось. Любопытно, а кто был тот, что уже шел сдаваться, когда Ара в него выстрелил? Верно, из той же породы, что и тот, которого они сами убили на острове. Откуда в них этот остервенелый фанатизм? Мы преследовали их здесь, и мы будем драться с ними и дальше. Но фанатиками мы не были никогда.
Он услышал мотор возвращавшейся шлюпки. Лежа, он не мог видеть, как она подходила, увидел только Вилли и Ару, когда они поднялись на мостик. Они были все исцарапаны – видно, продирались сквозь кусты, – а у Ары тек с лица пот.
– Я очень виноват, Том, – начал Ара.
– Брось, – сказал Томас Хадсон.
– Ладно, вот снимемся к чертям со стоянки, тогда поговорим, – сказал Вилли. – Ара, топай вниз выбирать якорь и пришли сюда Антонио, пусть становится к штурвалу.
– На Сентраль пойдем. Так будет скорее.
– Толково, – сказал Вилли. – Ты молчи, Том, я сам все скажу. – Он осекся, глянув на Томаса Хадсона, потом легонько положил ему руку на лоб, а другую руку сунул под одеяло и уверенным, но осторожным движением нащупал пульс.
– Не смей умирать, сукин сын, слышишь, – сказал он. – Лежи тихонько, и все будет хорошо.
– Слушаюсь, – сказал Томас Хадсон.
– При первой стычке их полегло трое, – стал рассказывать Вилли. Он сидел на мостике слева от Томаса Хадсона, и тот чувствовал шедший от него кислый запах пота, и поврежденный глаз его был налит кровью, а швы от пластической операции на лице побелели. Томас Хадсон лежал не шевелясь и слушал его. – У них только и было что два миномета, но они занимали хорошую позицию. Первый огнетушитель Хиля угодил в цель, а Генри своими пятидесятимиллиметровками вовсе раздолбал их к матери. Антонио тоже попал куда следует. А здорово Генри палит из этих пятидесятимиллиметровок.
– Он это всегда умел.
– А сейчас тем более. В общем мы с Арой все там разминировали. Перерезали все провода, но взрывчатку оставили. Теперь там полный порядок, а местонахождение тех, что мы здесь уложили, я точно помечу на карте.
Якорь был уже поднят, и моторы работали.
– Не слишком успешно мы справились в этот раз, – сказал Томас Хадсон.
– Они нас перехитрили. Но перевес в огневой мощи был на нашей стороне. Ты уж не говори ничего Аре насчет пленного. Он себя и так совсем загрыз. Я, говорит, и подумать не успел, а уже выстрелил.
Набирая скорость, судно шло к синим холмам впереди.
– Томми, – сказал Вилли. – Я же тебя люблю, сукин ты сын, не смей умирать.
Томас Хадсон взглянул на него, не поворачивая головы.
– Ты пойми это, постарайся понять.
Томас Хадсон глядел на него. Все теперь отодвинулось куда-то, и не нужно было ни о чем размышлять и беспокоиться. Он чувствовал, как судно набирает скорость, чувствовал прижатыми к полу лопатками милый знакомый перестук моторов. Он посмотрел в небо, которое всегда так любил, посмотрел на лагуну, которую он уже никогда не напишет, потом слегка изменил положение, чтобы меньше ощущать боль. Моторы теперь работали тысячи на три оборотов, не меньше, и, пробив палубу, грохотали у него внутри.
– Я, кажется, понимаю, Вилли, – сказал он.
– Черта с два, – сказал Вилли. – Не умеешь ты понимать тех, кто по-настоящему тебя любит.
Примечания
1
Э. Хемингуэй. Собр. соч., М., 1968, т. 3, стр. 613.
2
Г. Гейне, «Бимини». Перевод В. Левика.
3
Квартал (франц.).
4
Кофе с молоком (франц.).
5
Печальная (франц.).
6
Кофе со сливками (франц.).
7
Подкрашенная вода (франц.).
8
Точно (франц.).
9
Сани (нем.).
10
Бакалейная лавка (франц.).
11
Мне здесь очень хорошо, и я вас прошу оставить меня в покое (франц.).
12
Я отказываюсь видеть мою жену (франц.).
13
Судебный исполнитель (франц.).
14
Мастерство (франц.).
15
Острая приправа.
16
Мясное блюдо с острыми пряностями и чесноком.
17
В пути (франц.).
18
«Если зерно не погибнет» (франц.).
19
Стоит только сделать первый шаг (франц.).
20
Кубинский крестьянин (исп.).
21
Это очень возможно (исп.).
22
Маринованные съедобные ракушки (франц.).
23
Розовое (франц.).
24
Суп с рыбой (франц.).
25
Ты (исп.).
26
Яйца, как обычно (исп.).
27
А ты? (исп.).
28
Шлюха (исп).
29
Тоска, воплощенная в человеке (исп.).
30
Вздор (нем.).
31
Пойдем прочистим ружье (исп.).
32
Да, сеньор (исп.).
33
Нет, сеньор (исп.).
34
А где собака? (исп.).
35
Да, сеньорита (исп.).
36
Зад (исп.).
37
Большое спасибо (исп.).
38
Женоподобный мужчина, гомосексуалист (исп.).
39
Городское управление (исп.).
40
Классически (исп.).
41
Сладко умереть за родину (иск. лат.).
42
А ты умеешь говорить на замороженном дайкири? (исп. –англ.).
43
Хайболл с минеральной водой (исп.).
44
Свинство (исп.).
45
Меня все знают (исп.).
46
Мулаты (исп.).
47
Юкатанцев (исп.).
48
Какой красивый мальчик! (исп.).
49
Какие у тебя вести от него? (исп.).
50
Очень хорошие (исп.).
51
Я очень рада (исп.).
52
Его фотография в военной форме висит у меня под изображением святого сердца Иисусова и рядом с богоматерью дель Кобре (исп.).
53
Уборными (исп.).
54
Ну (исп.).
55
Нет, женщина (исп.).
56
Какой красивый и милый мальчик! (исп.).
57
В сущности (франц.).
58
