Эрнест Хемингуэй - Острова в океане

– Ступай на бак к Генри и Джорджу, а Ара и Антонио пусть перейдут на правый борт. Мы пойдем к берегу, – сказал Томас Хадсон. Его мутило, и все у него было как не свое, но голова еще не кружилась. Жгут, наложенный Хилем, слишком быстро остановил кровь – значит, кровотечение внутреннее. – Будешь мне показывать, как держать. Они далеко от берега?

– Там есть невысокая гривка, почти у самой воды, за ней они и прячутся.

– Думаешь, Хиль сможет их достать своими бомбами?

– Я дам очередь трассирующими, наведу на цель.

– А если они ушли оттуда?

– Уйти им некуда. Они видели, как мы раздолбали их лодку. Могут теперь разыгрывать «Последний бой генерала Кастера» в мангровых зарослях. Эх, черт, сейчас бы пива.

– В жестяной банке со льда, – сказал Томас Хадсон. – Ладно, живей за дело.

– Ты страшно бледный, Томми, – сказал Вилли. – Ты много крови потерял.

– Тем более надо торопиться, – сказал Томас Хадсон. – Пока я еще держусь.

Он стал поворачивать штурвал, а Вилли, выставив из-за борта голову, время от времени корректировал ход.

Генри теперь стрелял с таким расчетом, чтобы попадания приходились то перед поросшей деревьями гривкой, то дальше, за ней, а Джордж бил туда, где верхушки деревьев были выше всего.

– Как там, Вилли? – спросил Томас Хадсон в трубку.

– Гильз столько валяется, что хоть медеплавильный завод открывай, – сказал Вилли. – Держи носом к берегу, а потом развернешься, чтобы Аре и Антонио удобно было открыть бортовой огонь.

Хилю почудилась человеческая фигура впереди, и он выстрелил. Но это была только большая, низко росшая ветвь – Генри подсек ее, и она повисла.

Томас Хадсон смотрел на приближавшийся берег. Когда уже можно было разглядеть каждый отдельный листок в зарослях, он снова развернул судно и почти тотчас же услышал «томпсон» Антонио и увидел его трассирующие пули, уходившие чуть правее пуль Вилли. Ара тоже открыл стрельбу. Томас Хадсон дал задний ход и подвел судно совсем близко к берегу, но так, чтобы оставался простор для Хиля.

– Брось один огнетушитель, – сказал он ему. – Туда, куда показывал Вилли.

Хиль бросил, и снова Томас Хадсон подивился меткости броска: медный цилиндр, блестя, взлетел высоко в воздух и канул вниз почти точно в указанном месте. Раздался взрыв, вспыхнуло пламя, и почти тотчас же в дыму появился человек – он шел к ним, сцепив вскинутые над головой руки.

– Не стрелять! – поспешно крикнул Томас Хадсон в обе переговорные трубки.

Но Ара уже успел выстрелить, и человек, покачнувшись, упал головой вперед в мангровые заросли.

Он снова наклонился к трубкам и приказал возобновить огонь. Потом очень усталым голосом сказал Хилю:

– Постарайся метнуть туда же еще один. И следом добавь парочку гранат.

Уже был пленный. И он упустил его.

Немного погодя он сказал:

– Вилли, не хочешь сходить с Арой на берег посмотреть, что там делается?

– Хочу, – сказал Вилли. – Только вы прикрывайте нас огнем. Мы попробуем зайти с тыла.

– Объясни Генри, что тебе нужно. А когда прекратить огонь?

– Как только мы войдем в заросли.

– Ладно, дикарь из джунглей, действуй, – сказал Томас Хадсон. И тут только он впервые успел подумать, что, вероятно, это конец.

Он услыхал, как за гривкой разорвалась граната. И сразу же стало тихо – ни шума, ни стрельбы. Тяжело привалившись к штурвалу, он следил, как тает на ветру дым от разрыва.

– Как только покажется шлюпка, я пойду вперед, – сказал он Хилю.

Он почувствовал на своем плече руку Антонио и услыхал его голос:

– Ты ляг, Том. Я буду править.

– Хорошо, – сказал он и последний раз глянул на узкое русло в зеленых берегах. Вода была бурая, но прозрачная, и течение сильное.

Хиль и Антонио уложили его на дощатый настил мостика. Потом Антонио встал к штурвалу. Он чуть подал назад, потому что судно сносило течением, и Томас Хадсон чувствовал мягкое подрагивание моторов.

– Ослабь немного жгут, – попросил он Хиля.

– Я принесу надувной матрац, – сказал Хиль.

– На досках хорошо, – сказал Томас Хадсон. – И мне, наверно, лучше не делать лишних движений.

– Подложи ему подушку под голову, – сказал Антонио. Он не отрываясь смотрел вперед.

Спустя несколько минут он сказал:

– Том, они машут нам.

И Томас Хадсон почувствовал, как моторы заработали и судно плавно пошло вперед.

– Как только мы выйдем из протоки, станешь на якорь.

– Хорошо, Том. Не нужно тебе разговаривать.

Когда якорь был брошен, пришел Генри сменить Антонио. Теперь, когда они находились в открытом море, Томас Хадсон ощущал легкое покачивание судна на волне.

– Воды кругом – без конца-краю, – сказал Генри.

– Да. Отсюда до Кайбарьена открытый путь, а там дальше есть две протоки, где фарватер размечен.

– Не разговаривай, Том. Лежи спокойно.

– Пусть Хиль принесет мне одеяло.

– Сейчас принесу сам. Тебе не очень больно, Том?

– Больно, – сказал Томас Хадсон. – Но так, что можно терпеть.

– Вот и Вилли, – сказал Генри.

– Том, старый чертяка, – сказал Вилли. – Молчи, я сам все скажу. Их там-было четверо, считая проводника. Это почти все, кто уцелел. Пятым был тот, которого подстрелил Ара. Он себя прямо растерзать готов; знает ведь, как тебе нужен был пленный. Сидит и плачет, я ему запретил подниматься сюда. Палец у него сам на спуск нажал, это можно понять.

– Куда ты бросал гранату?

– Мне там в одном месте что-то померещилось. Ты не разговаривай, Том.

– Нужно вернуться разминировать шхуну.

– Сейчас мы туда пойдем, и то место я тоже хочу проверить еще раз. Эх, была бы у нас быстроходная моторочка. Томми, а знаешь, эти огнетушители, мать их, лучше восьмидесятимиллиметровых минометов.

– Дальнобойность не та.

– А на кой тебе тут дальнобойность? Наш Хиль забрасывал их, прямо как баскетбольный мяч в кольцо.

– Ну, отправляйтесь.

– Тебе очень худо, Томми?

– Худо.

– Но ты ведь справишься, да?

– Попробую.

– Главное, ты лежи спокойно. Старайся совсем не шевелиться.

Шлюпка отвалила совсем недавно, но Томасу Хадсону казалось, что с тех пор прошло уже много времени. Он лежал на спине под навесом, который соорудил Антонио. Хиль и Джордж отвязали брезент, натянутый с наветренной стороны, и теперь его ласково обвевал свежий ветер. Ветер по-прежнему дул с востока, но не так сильно, как вчера, и облака в небе были высокие и редкие. Небо было синее-синее, как всегда в восточной части острова, сильней всего обдуваемой пассатами, и Томас Хадсон смотрел в синеву и старался не поддаваться боли. Генри хотел сделать ему укол морфия, но он решил: нет, ему еще может понадобиться, чтобы голова была ясная. Прибегнуть к морфию он всегда успеет.

Он лежал под легким шерстяным одеялом, все три раны его были перевязаны. Хиль обильно засыпал их стрептоцидом, прежде чем перевязать, и на пол у штурвала, где он стоял во время перевязки, просыпался стрептоцид, похожий на сахарную пудру. Когда с борта снимали брезент, чтобы дать больше доступа воздуху, он заметил три дырочки от трех пуль и еще несколько – правей и левей их. И места, где брезент пропороли осколки гранаты, он тоже заметил.

Хиль стоял рядом и смотрел на него, на его выбеленные солью волосы и серое лицо над одеялом. Хиль был простая душа. Он был отличный спортсмен и почти так же силен, как Ара, и, если б ему отработать некоторые удары, из него вышел бы первоклассный бейсболист. Рука у него просто создана была для броска. Томас Хадсон улыбнулся, вспомнив, как он швырял гранаты. Потом улыбнулся просто так – ему и его сильным мускулистым рукам.

– Тебе бы питчером быть, – сказал он и не узнал своего голоса.

– У меня выдержки не хватает.

– Сегодня хватало.

– Может быть, появилась, когда дело потребовало, – сказал Хиль с улыбкой. – Смочить тебе губы, Томми? Ты не говори, только сделай знак головой.

Томас Хадсон отрицательно покачал головой и перевел взгляд на лагуну, похожую на большое озеро. Она теперь была в белых барашках. Но волна была мелкая и ветер такой, при каком хорошо идти под парусами, а вдали синели прибрежные холмы Туригуаньо.

Так и надо сделать, подумал он. Пойдем прямо в Сентраль или в тот поселок, что рядом, может быть, там найдется врач. Хотя сезон уже кончился. Но ведь можно доставить на самолете хорошего хирурга. Люди там живут славные. Попасть в руки к плохому хирургу – это хуже, чем вовсе остаться без врача, так уж лучше я полежу спокойно, пока не прилетит хороший. Надо бы и внутрь принять стрептоцид. Но ведь воды-то мне пить нельзя. Ладно, друг, не расстраивайся, сказал он себе. Ты ведь шел к этому всю свою жизнь. Эх, не подстрели Ара этого фрица, хоть бы что-нибудь хорошее вышло из всех наших трудов. Хорошее – это, пожалуй, не то слово. Полезное – вот что нужно было сказать. Счастье еще, что они были вооружены хуже нас. Наверно, они убрали все вехи в протоке, оставили только одну, чтобы мы свернули туда, куда им нужно было. Но, может быть, если бы мы и взяли пленного, он бы оказался олухом и ничего бы не знал. А все-таки была бы хоть какая-то польза. Теперь уже от нас никакой пользы не жди. Как это никакой? А шхуну разминировать надо?