Пэлем Вудхауз - Том 7. Дядя Динамит и другие

Теперь удивилась дама Дафна.

— Что он сказал? Где Кларенс?

— У свиньи, — отвечала Гермиона с явственным отвращением.

— Премированная свинья, — опять пояснил полковник. — Зовут Императрица. Кларенс на ней спятил.

— Спорт, вот что ей нужно, — вмешался Хаксли, противный подросток с ехидным взором, унаследовавший от матери непробиваемое высокомерие, от отца — ту язвительность, из-за которой его так не любили в Кембридже. — Ожирела. Как-нибудь выпущу, пускай пробежится.

Не откладывая добрых дел, он вышел в сад, думая о том, что в этот час Моника пошла перекусить. Он очень боялся могучей девы; ее угрозы произвели на него большое впечатление. Только на полпути он вспомнил, что у свиньи — Эмсворт, и решил, что не стоит ходить попусту.

— Спятил, — продолжал тем временем полковник. — Вот я расскажу вам, что тут было. Приехал я вечером из города, иду по саду — хотел размяться после дороги — и вижу: на этих перильцах висит комбинезон. Вдруг он разгибается, смотрю — Кларенс. Я его спрашиваю, что он тут делает — было часов двенадцать, — а он говорит: «Слушаю свинью». Помню, я сказал Гермионе: «Как по-твоему, что она делала? Пела? Читала стихи? Дышала!». Она дышит, а он слушает. Я ему так и сказал: «Подцепишь простуду».

Пока он говорил, леди Гермиона хмурилась. Зачем рассказывать историю, которая может принизить лорда Эмсворта? Дафна вряд ли захочет связать судьбу с человеком, ночью выходящим в сад, чтобы послушать, как дышит свинья. И впрямь, кавалерственная дама поджала губы, словно узнала от подчиненной, что Филлис и Анджела курили за спортивным залом.

— Нет, вы подумайте, дышала, — повторил на всякий случай полковник. — Помнишь, что я сказал, старушка? Я сказал: «Старушка, ничего не попишешь, он спятил.».

— Это не так, — возразила леди Гермиона, намереваясь добавить, что брату ее нужна жена, которая бы покончила с этими глупостями, но тут появился лорд Эмсворт.

— А, Гермиона! — сказал он. — А, Эгберт! Да, да… Леди Гермиона сурово взглянула на него. Поскольку он перенес Нью-Йорк и два судовых концерта, можно было встретить его приветливей.

— Приехал, наконец, — сказала она. — Мы совсем заждались. Ты помнишь Дафну Уинкворт? Ну, Дафну Литтлвуд?

— О, да, да, да, — ответил лорд Эмсворт с похвальной стойкостью. Ничто не выдавало, что самый вид этой женщины вызывал в нем такие же чувства, какие вызвал бы в герое детектива персонал хорошей шайки. Английский лорд умеет носить личину.

— Дафна погостит у нас до конца каникул.

— Да, да, да…

Предположив, вероятно, что он будет говорить «да» весь вечер, леди Гермиона спросила, не хочет ли он чаю, на что он ответил «да», но в последний раз, а потом, заметив: «Чаю? А, чаю! Славно, славно…», сел и взял чашку. Полковник гостеприимно предложил ему бутерброд.

— Рад тебя видеть, Кларенс, — сказал он. — Хорошо, что ты меня застал. Завтра уезжаю.

— С Гермионой? — робко спросил девятый граф.

— Ну, что ты! Я дня на два. У моей крестной в Вустере день рождения.

— О! — произнес несчастный лорд. Ему было очень плохо. Поглядывая украдкой на Дафну, он не верил, что двадцать лет назад мог помышлять о браке с ней. От мысли же о том, чтобы жениться на ней теперь, он ощутил, что ест не бутерброд, а сухих бабочек. Он желал даме Дафне блистательных успехов, был готов рекомендовать ее школу — но не больше.

Из оцепенения его вывел ее голос. Гостья сообщила, что хочет написать несколько писем, и он с необычной учтивостью встал, чтобы открыть ей дверь.

— Странно, — сказал он, возвратившись к столу. — Галахад говорит, мы с ней знакомы, а я ничего не помню. Как ее фамилия?

— Неважно, — сухо отвечала Гермиона. — Кларенс, я больше не могу.

— Э?

— Делся куда-то…

— Я пошел к ней!

— А манеры! Дафна обиделась. Я ее понимаю. Постарайся хоть с Типтоном.

— Э?

— Пришла телеграмма, он завтра будет здесь.

— Кто такой Типтон?

— О, Кларенс! Типтон Плимсол — это жених Вероники.

— Кто… — начал было граф, но спохватился. — Конечно, конечно. Это твоя дочь. Ну как же.

— Ты его не видел в Америке? — спросил полковник. Граф чуть не ответил: «А? Нет, нет, нет.», но вдруг вспомнил. Типтон Плимсол!

— Не видел, — отвечал он, — но слышал. Очень приятный человек. Хриплый, но приятный. Жаль, что он разорился.

Высказывания графа Эмсвортского нечасто привлекали внимание. Обычно их не слушали, а услышав — в них не вникали. Но даже Галахад, блестящий рассказчик, не приковывал сердца почитателей так, как его брат в эти минуты.

Воцарилось молчание, которое называют мертвым. Рты открылись, глаза вылезли. Полковник и его жена первыми вышли из комы.

— Что?! — вскричал полковник.

— Как?! — вскричала жена.

— А вы не знали? — кротко удивился граф. — Он не писал? Торгует яблоками.

Леди Гермиона схватилась за голову, муж ее — за усы.

— Чем? — глухо спросила она.

— То есть как? — спросил полковник. Граф понял, что нужно кое-что объяснить.

— Галахад говорит, теперь они все торгуют. Там у них случился крах. Я не понял, что это, но все разорились и торгуют яблоками. Странно! Никогда не любил яблок. Правда, я слышал, они полезные, значит — их покупают. Можно продавать на вес, а можно…

— Кларенс!

— А?Э?

— Кто — тебе — сказал?

— Что?

— Насчет Типтона.

— Он сам. Я хорошо помню. Звонит и говорит… У них в отелях телефоны, прямо в номере, можно заказать обед. Завтрак тоже можно. Горничная сказала, наберите номер, и все. Очень удобно! А про чай знаете? Его дают в мешочках.

Леди Гермиона не стукнула брата палицей, потому что палицы у нее не было.

— Кларенс!

— Э?А?

— Пре-кра-ти!

— Расскажи про Типтона, — напомнил полковник.

— Я и рассказываю, — огорчился граф. — Значит, звонит. Я уже лег, вдруг — звонят и говорят: «Лорд Эмсворт?». Нет, говорят: «Алло!», а потом — «Лорд Эмсворт?». Я говорю, да, а он говорит — простите, что разбудил. Он не разбудил, я не спал, кто-то уже звонил, тоже спросил: «Лорд Эмсворт?» и повесил трубку. Странно. Вообще, странная эта Америка…

— Кларенс!

— А?Э?

— Рас-ска-зы-вай!

— Э? Да, да, да, да, да. Что я говорил! А, вот? «Простите, что разбудил». — «Ничего, ничего» или «Пожалуйста»?.. Не помню. «Кто вы?» — «Я — Типтон Плимсол. У меня нет денег. Не дадите двадцать долларов?». Это очень мало, не помню — сколько, в общем, я дал. Дал, а он чуть не заплакал. Во всяком случае — запел.

Леди Гермиона какое-то время не сжимала голову руками, но теперь одумалась.

— Запел?!

— Да. Что-то про радугу. Вот, вот, вот! «В небе ра-а-а-ду-га, о, о… Так съедим же пирога, о!». Вполне понятно. Давно не ел. Пирог — хорошая вещь. Да, вы не знаете? Они там едят пирог с сыром. Просил прислать сразу. Спешат, спешат! Америка! Я сказал, пожалуйста, а он кого-то спросил: «Какой адрес тюрьмы?».

— Тюрьмы???

— Ему сказали, а он говорит: «Гарроуэй…». Помню, я знал одного Гарроуэя. Это не он, тот умер. Или «Это не тот, он умер.»? Тут запутаешься… Наша гувернантка била за такие вещи линейкой. Помнишь?

Леди Гермиона перестала тратить силы на голову. Выглядела она, как кухарка, которая перед званым обедом узнала, что нет омаров. Больше всего ей хотелось закричать, но она сказала замогильным голосом:

— Надеюсь, это шутка?

— Нет, нет, нет! Кто будет в шутку просить денег?

— Я имела в виду, что шутишь ты. Лорд Эмсворт обиделся.

— Конечно, нет! Почему я должен шутить? И вообще, мне такого не выдумать. Я не Шекспир.

— Как он мог оказаться в тюрьме? Лорд Эмсворт удивился.

— А что такого? Галахад часто сидел. Помню, дали пятнадцать суток без замены штрафом. Он всех полицейских знал по имени. Один был Эгберт… прости, Эгберт, может, тебе неприятно. Тесен мир!

Слишком тесен, думала его сестра, приходится встречаться с братом. Она считала себя доброй женщиной, но в девятом графе находила только одно достоинство — он не носил монокля.

— А, черт! — подытожил беседу полковник.

Смеркалось, и лорда Эмсворта потянуло к любимой книге «Уход за свиньей». Он выскользнул в дверь. Заметили это позже. Годами ускользая от женщин, он выработал несравненную технику.

Первой очнулась леди Гермиона.

— Эгберт! — вскричала она.

— Да, старушка?

— Как ты думаешь, это правда?

— С чего ему врать!

— Он все путает.

— Вообще-то да. Я бы ему не поверил, если б он сказал: «Идет дождь» во время потопа. Но тут… понимаешь, сам Типтон звонил.

— Да.

— И попросил денег.

— Да.

— Вот видишь. Дело ясное, играл на бирже. Не он первый, не он последний.

Они мрачно помолчали, полковник откашлялся.

— Что будем делать, старушка?