Пэлем Вудхауз - Что-нибудь эдакое. Летняя гроза. Задохнуться можно. Дядя Фред весенней порой (сборник)
Она вспоминала наиболее ценные из его суждений, одновременно восхищаясь его очарованием и умом, когда в комнату вошел Бакстер, человек решительный. И через минуту весь ее покой рассыпался, словно мебель под кочергой неугомонного герцога.
— Быть не может! — вскричала она.
Если бы это сказал другой, она бы удивленно подняла брови, не больше, но в Бакстера она верила, как верят дети. Она была сильной личностью, и все-таки его личность оказалась сильнее.
— Быть не может!
Секретарь ожидал примерно такого отклика и подождал, пока он себя исчерпает.
— Вы уверены?
Блеск очков сообщил ей, что Руперт Бакстер не говорит зря.
— Он так обаятелен!
— Естественно. Такие люди должны очаровывать.
Леди Констанс понемногу свыкалась с положением. Бландинг, в конце концов, издавна притягивал обманщиков. Скажем, певичка ее племянника Ронни выдавала себя за дочь американского миллионера. В минуты уныния леди Констанс казалось, что у нее гостят одни самозванцы. Что-то тянуло их в замок, как тянет кошку к мяте.
— Он вам признался? — проверила она.
— Пришлось, ничего не поделаешь.
— Значит, он уехал?
Руперт Бакстер немного помолчал; очки его замерцали.
— Н-нет, — ответил он.
— Нет? — поразилась леди Констанс. Как видно, подумала она, самозванцы — народ упорный.
— Возникли трудности, — пояснил Бакстер.
Гордому человеку нелегко признать поражение, и рассказывал он мрачновато, но с предельной ясностью.
— Итак, — заключил он, — я ничего не могу предпринять. Мне очень важна служба у герцога. Я хотел бы стать его доверенным лицом, вести все дела.
— Конечно, конечно, — согласилась леди Констанс, верившая в его звезду. — И все же, неужели ничего нельзя сделать? Неужели мы будем терпеть этот обман? Он обворует весь замок!
Тут Руперт Бакстер смог ее успокоить.
— Он не вор. Он хочет женить Давенпорта на этой девице.
— Что?!
— Да, он сказал, что намерен кого-то соединить. Тогда я не совсем понял, а потом мне пришло в голову, что я видел ее с Давенпортом на том балу. По всей вероятности, в Лондоне Давенпорт не поддавался, и она поехала за ним, чтобы загнать его в угол.
Такое коварство шокировало леди Констанс.
— Что же мы будем делать?
— Мне кажется, вы могли бы намекнуть герцогу, что его племянника вот-вот втянут в ужаснейший брак…
— Но он не знает, что брак ужасен!
— Полагая, что девица — дочь выдающегося психиатра? Не скажите. Герцог очень остро ощущает социальные различия. Все-таки какой-то врач…
— Да-да! — обрадовалась леди Констанс. — Аларих всегда всех презирает.
— Вот видите. Словом, препоручаю это вам.
Оставшись одна, леди Констанс с облегчением вздохнула.
Руперт Бакстер, как обычно, расчислил все и нашел прекрасный выход. Поистине, редкостный человек.
Но мало-помалу сила его личности теряла свою власть, и покой сменился растерянностью. Леди Констанс как-то не верилось, что новые самозванцы не собираются красть. Самозванцы, думала она, не сентиментальны, а практичны. Счастливую любовь они ставят ниже, чем бриллианты.
Она встала с кресла. Даже в тревоге она не собиралась найти и убедить Руперта Бакстера. С Бакстером не спорят. Она хотела посоветоваться с кем-нибудь, кто посочувствует ей, а то и поможет. Ту т нужен человек обстоятельный, а в Бландингском замке как раз гостил вполне обстоятельный человек. Надеясь на то, что он окажется и добрым, леди Констанс побежала искать своего племянника Бошема.
Тем временем Руперт Бакстер вышел на воздух, что необходимо после такого напряжения, и бродил под звездным небом. Добредя до бархатной лужайки, на которую выходили окна лучшей из комнат, он принялся ходить взад и вперед, заложив за спину руки, хмуря брови.
Неужели, спрашивал он, ничего сделать нельзя? Неужели нельзя хоть как-то заявить о себе, наложить на события отпечаток своей личности? Чтобы ответить на эти вопросы, он не жалел мозгов.
Часто бывает так, что мозги, если их не жалеют, нуждаются в музыкальном сопровождении. Скажем иначе: думая, мыслители нередко свистят. Так поступил и Руперт Бакстер, избрав на этот случай любимый напев «Лох-Ломонда».
Будь он меньше сосредоточен, он бы заметил, что уже к четвертой строчке за окном начались волнения. Наконец оно приоткрылось и седоусая голова воровато выглянула из него. Бакстер не заметил и этого. Дойдя до края лужайки, он резко повернулся, а значит — снова прошел перед окном.
Теперь он пел. У него был приятный тенор.
Ты поверху пойдешь,Я понизу пойдуИ прежде всех в Шотландию приду-у-у-у,Но ах, моя любовь,Нам не встречаться вновь…
Звездный свет озарил седые усы.
На дивном, дивном, дивном берегуЛох-Ло-мон-да-а!
Что-то просвистело в ночи… шлепнулось о его щеку… и тут же из окна раздался горестный крик.
Лорд Икенхем вернулся в бильярдную примерно через полчаса. Мартышка был там, но уже не один. Он играл с лордом Бошемом, буквально творя чудеса. Дядя присел и почтительно ждал, пока завершится поединок.
Наконец лорд Бошем надел пиджак.
— Хорошо сыграли, — сказал он как истинный рыцарь, умеющий терпеть поражение, — очень хорошо. — И он вопросительно посмотрел на лорда Икенхема, который щелкнул языком и покачал головой: — Э, что?
— Поражаюсь иронии судьбы, — отвечал граф. — Бушует беда, звонят врачам, стелят постели, ставят компрессы, а два молодых человека беспечно играют на бильярде. Поневоле припомнишь пожар Рима.
— Э? — повторил лорд Бошем.
— Кто-то заболел? — спросил Мартышка. — Не Бакстер?
— Я бы не назвал это болезнью, — ответил ему дядя. — В него швырнули яйцо. Но герцог… Швырял он и, размахнувшись свыше меры, вывихнул предплечье. Когда я его покинул, руку подвязали, пострадавший пил ячменную воду.
— Вот это да! — отозвался лорд Бошем. — Прямо сказать, не повезло.
— Да, он испытывает немалые муки.
— Наверное, отделал Бакстера как следует? — с надеждой спросил Мартышка.
— Вот именно. Признаюсь: уважение мое возросло. Есть еще что-то такое в старой аристократии! Троцкому в жизни не попасть яйцом в секретаря.
Лорд Бошем попытался глубже проникнуть в проблему.
— А почему, — спросил он, — Данстабл швыряется яйцами?
— Так я и думал, что вы спросите, — одобрил его лорд Икенхем. — Все двигалось к этому с неотступностью греческой трагедии. По-видимому, один садовник привержен к стихам Роберта Бёрнса о берегах Лох-Ломонда. Он свистит их и даже поет под окном у герцога. Тот затаился, подстерегая его с целой корзиной яиц. Сегодня по неведомой причине стихи эти запел Бакстер. Мы с герцогом толковали о том о сем, когда услышали его голос, и герцог, словно цирковой тюлень, нырнул в гардероб, а вынырнул с корзинкой. Необходимо пояснить, что он предубежден против самой песни. Судя по всему, его чувствительный слух оскорбляет неточная рифма, вернее — ее отсутствие. И впрямь, что это такое? «Приду-у-у» — «Лох-Ломонда»! А может, «приду» — «берегу»? Как посмотреть… Конечно, в его годы небезопасно швыряться яйцами. Знал бы — предупредил бы, но…
Скрип двери прервал его размышления. Вошла леди Констанс. Увидев, что лорд Бошем здесь, она с облегчением вздохнула, но мгновенно помрачнела, заметив, в каком он обществе. Лорд Икенхем, как всегда, был любезен и беспечен.
— А, леди Констанс! — обрадовался он. — Я как раз говорил про несчастье с нашим герцогом.
— Да, — подтвердил лорд Бошем. — Значит, старый хрыч вывихнул руку?
— Он повредил плечо, — сдержанно ответила леди Констанс. — Ты кончил игру, мой милый? Я бы хотела с тобой потолковать.
Она увела племянника, и лорд Икенхем задумчиво поглядел им вслед.
— Странно, — сказал он. — Она немного суховата… Ты заметил, Мартышка?
— Суховата! — отвечал тот, дрожа. — Истинный волк.
— Пыл страстей, холод манер, — прокомментировал граф. — Это неспроста. Неужели Бакстер настучал? Нет, не посмеет. Видимо, обычная обида на разгулявшихся гостей. Забудем о прекрасной Конни, у нас много тем. Начнем с того, что свинью красть не надо.
— Да?
— Да. Как ты помнишь, мы собирались отвезти ее в Икенхем, но это не нужно. Герцог обезоружен, ему не поднять кочерги. Перехватив инициативу, Эмсворт прямо сказал, что свинью не даст. Итак, ее красть не будем.
— Что ж, — отвечал Мартышка, немного подумав, — это хорошо. Конечно, если б Эмсворт нас озолотил, тоже было бы неплохо, но возить свиней через всю Англию — трудно, ничего не скажешь. В общем, я не расстроился.
— А мог бы.
— Почему?
— Возникло другое затруднение.
— Что там еще?
