Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

   Светлов пристально и пытливо посмотрел на нее.

   -- Из расположения ко мне, вы немного преувеличенно смотрите, конечно, на неприятность моего настоящего положения,-- возразил он спокойно,-- но, поверьте, оно сделается гораздо сноснее для меня при мысли, что по крайней мере вам дышится свободно.

   -- А вы... останетесь в Сибири? -- как-то застенчиво спросила она и притаила дыхание, ожидая, что скажет Светлов.

   -- Не думаю, Лизавета Михайловна; если и останусь, то, по всей вероятности, не надолго: мне начинает нездоровиться здесь... А что? -- по-прежнему спокойно осведомился Александр Васильич.

   -- Когда-то мы опять увидимся с вами?!.-- задумчиво, с подавленной тоской прошептала Прозорова.

   У Светлова чуть-чуть шевельнулись брови.

   -- Э, Лизавета Михайловна!-- отозвался он с едва приметным раздражением в голосе,-- неужели вы думаете, что люди, которыми движут одни порывы, руководит одна цель, не сойдутся рано или поздно? По-моему, для таких людей -- расстояний не существует...

   -- Да, я это понимаю,-- коротко согласилась она.

   Однако ж по лицу молодой женщины ясно было заметно, что она желала, чтоб он и еще что-то сказал ей. Но Светлов упорно молчал, медленно поглаживая рукой свою русую бороду.

   -- Как хорошо было бы, если б вас освободили к тому времени, как я соберусь в дорогу,-- сказала вдруг Лизавета Михайловна, вставая,-- мы могли бы ехать тогда вместе...

   -- Я бы желал этого не меньше вас, Лизавета Михайловна, но... ваша свобода прежде всего,-- проговорил Александр Васильич, тоже вставая.-- Мы ведь, разумеется, увидимся еще и даже, думаю, не один раз? -- спросил он, все так же пытливо смотря ей в глаза.-- Я всеми силами постараюсь облегчить ваши первые самостоятельные шаги в Петербурге: у меня там много надежных знакомых, и я вам надаю целую кучу рекомендательных писем; завтра же примусь за это. А чтоб вы были совершенно покойны и тверды, скажу вам теперь же: ручаюсь, что дети ваши будут воспитаны и развиты... хотя бы то на мой счет,-- извините за эту чистосердечную вольность; друга и помощника вы тоже найдете во мне всегда... Больше этого -- ничего не могу обещать вам, так как я прежде всего принадлежу обществу, а не себе...

   Лизавета Михайловна стояла перед Светловым, опустя голову, не смея встретиться своими робкими глазами с его глубоким, как бы испытующим взглядом.

   -- Без слов поблагодарю я вас за все... за все, милый Александр Васильич!..-- обратилась к нему молодая женщина; слезы навернулись у нее на ресницах, и она крепко сжала его руки в своих.-- Вы были совершенно правы в прошедший раз: да! в этих стенах я действительно пережила лучшие минуты моей жизни...

   -- Нет, я был не совсем прав тогда: надо всегда думать, что лучшее ждет нас впереди,-- говорил он, провожая ее до двери.

   Лизавета Михайловна шла по коридору почти машинально, не различая предметов, не слыша окружающего: в ушах у нее звенело, глаза застилал ей какой-то непроницаемый туман; а сердце молодой женщины томительно билось и все просило еще чего-то -- просило неотступно, жгуче до боли...

   Морозное утро, градусов в тридцать семь, только что начинало заглядывать в маленькие окна квартиры Алексея Петровича Соснина, разрисовывая их всевозможными, самыми прихотливыми узорами; но оно уже не застало его в постели.

   Старик поднялся сегодня чуть свет и, должно быть, встал, как говорится, с левой ноги.

   -- Вот не было печали, да черти накачали! -- сердито ворчал он, еще одеваясь.-- Ну как я к нему пойду? -- бес его знает!..

   Умывшись, Алексей Петрович принялся было за скрипку, раза два или три сыграл полонез Огинского, но потом вдруг, как бы рассердясь на инструмент, нетерпеливо бросил его на кровать и стал чистить мелом свою золотую медаль. Подававшая Соснину самовар и другие принадлежности к чаю та самая женщина, о которой Светлов, в первый свой визит к дяде, никак не мог составить понятия, барыня ли она, или кухарка, обратилась к Алексею Петровичу с вопросом:

   -- Чего сегодня к обеду-то варить станем?

   -- Да вари ты что хочешь! Чего пристала? Ах вы бабы, бабы... чтоб вас кошки лягали! -- круто обрезал ее старик, едва только она разинула рот.

   -- Голодом, что ли, станете сидеть? -- попыталась было возразить таинственная особа.

   -- Не приставай! а то ничего не откажу после смерти,-- у меня ведь по-военному! -- решительно пригрозил ей Соснин.

   Накануне, незадолго до своего раннего обеда, он завернул к Светловым и встретил у них Прозорову, заехавшую сюда прямо из острога. Лично Алексей Петрович видел ее теперь только еще в первый раз, но уже давно слышал о ней здесь же много интересного. Лизавета Михайловна казалась встревоженной, глаза у нее были заплаканы. В присутствии Соснина, наблюдавшего за ней с большим любопытством, она передала старушке Светловой какое-то незначительное поручение Александра Васильича и рассказала потом о своем предстоящем близком отъезде в Петербург. Молодая женщина обетавила этот рассказ хотя и немногими, но такими трогательными подробностями, так тепло отозвалась о любимце Ирины Васильевны, что Алексей Петрович не мог не вывести отсюда, что "вот оно когда забродило, настоящее толокно-то на розовой воде". С другой стороны, оригинал-старик принужден был также отдать полную справедливость и тому неотразимому впечатлению, какое произвел на него глубоко симпатичный вид Прозоровой, простота и задушевность ее речи, не говоря уже о многих, чисто внешних чертах Лизаветы Михайловны, исполненных самого тонкого женственного изящества.

   "Экая бабенка-то знатная! -- ну вот точь-в-точь моя бывшая градоначальница...-- мысленно похвалил ее Соснин, все с большим и большим интересом следя за рассказом гостьи.-- Нечего делать -- надо, видно, племяшу выручить!" -- решил Алексей Петрович, когда она перестала говорить и застенчиво смигнула с ресниц навернувшиеся слезы.

   Это-то именно решение и испортило сегодня утро Соснину, подняв его чем свет. Чтоб "выручить племяшу", старику неизбежно приходилось поклониться представителю местной власти, которого он во время своих странствий знал еще в чине полковника, но недолюбливал, считая себя обойденным им. По крайней мере Алексей Петрович ни разу не обращался к генералу ни с одной просьбой с той самой поры, как начал вести оседлую жизнь; иначе -- его "племяша", быть может, давно был бы уже на свободе. Соснин чувствовал большое расположение к молодому Светлову, следовало бы сказать даже -- любовь, если б угрюмый старик сознавался когда-нибудь в подобных нежностях. До острога дядя с племянником виделись довольно часто, но туда Алексей Петрович не заглянул ни разу.

   -- Что попусту смотреть на птицу, коли ее нельзя из клетки выпустить! -- заметил он однажды Ирине Васильевне, упрекнувшей его по этому поводу.

   Сегодня старик стал еще больше ворчать и хмуриться, когда ему пришло время облечься в свой долгополый мещанский сюртук, с неизбежной медалью на шее. Находясь уже в полном облачении, Алексей Петрович снова взялся за скрипку и еще раз сыграл свой любимый полонез.

   -- Тьфу ты, это бабьё проклятое! -- напутственно выругался он, запнувшись в сенях за какую-то кадку,-- вечно на дороге свою артиллерию наставят...

   В приемной зале представителя местной власти было совершенно пусто, когда вошел туда Соснин, морщась и как-то неприязненно откашливаясь. Его превосходительство, впрочем, не заставил ждать себя долго.

   -- А! Соснин! Здравствуй! Давно мы с тобой не видались... Как поживаешь? -- фамильярно обратился он к старику, выбежав к нему из кабинета почти тотчас же после доклада.

   -- Жую еще хлеб, ваше превосходительство,-- сдержанно раскланялся с ним Алексей Петрович.

   -- Что хорошенького ты скажешь? -- осведомился генерал.

   -- Хорошенькое-то, ваше превосходительство, уж от вас будет зависеть, а мне позвольте начать с худенького...-- сказал Соснин, поправляя медаль,-- иначе бы я и не осмелился беспокоить.

   Представитель местной власти рассмеялся.

   -- Все такой же остряк, как и был,-- проговорил он еще фамильярнее.-- В чем же дело? Очень рад, что имею случай хоть немного поквитаться с тобой: я ведь у тебя кругом еще в долгу по нашим старым счетам.

   -- Я пришел просить ваше превосходительство... избавить меня от племянника...

   -- Как "избавить"? от какого племянника? -- удивился генерал, бойко перебив старика.-- Я в первый раз слышу, что у тебя есть племянник.

   -- Есть, ваше превосходительство; только похвастать-то нечем было... перед вами.

   -- Кто же это такой? Одной с тобой фамилии?

   -- Никак нет, ваше превосходительство; мы с ним разношерстные.

   -- Кто же такой? -- нетерпеливо повторил генерал.

   -- Светлов ему фамилия,-- пояснил Соснин.

   Крайнее изумление выразилось на лице представителя местной власти.