Под маской - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
— Нет, благодарю вас, мистер Бушмилл, — тихо сказал Коркоран. — В полдень я возвращаюсь в Париж.
— Не возвращаетесь! — с негодованием воскликнула Хэлли. — Как же я… Как я, по-вашему, узнаю, где там Форум, где Акрополь, и все такое? — Она слезла с отцовского колена. — Так, папочка, сейчас я его уговорю! — И, прежде чем они угадали, что сейчас последует, она схватила Коркорана за руку и утащила его в коридор, закрыв за собой дверь.
— Вы должны поехать! — с нажимом сказала она. — Разве вы не понимаете? Я увидела Клода в новом свете, и я не могу выйти за него замуж, а отцу сказать не осмеливаюсь — я ведь с ума сойду, если придется ехать в его компании!
Дверь открылась, и в коридор выглянул исполненный подозрений мистер Носби.
— Все в порядке! — воскликнула Хэлли. — Он поедет! Вопрос был только в жалованье, а он постеснялся об этом сказать.
Они вернулись в номер, и Бушмилл перевел взгляд с дочери на Коркорана.
— С чего вы решили, что я должен платить вам больше?
— Чтобы он мог больше тратить, конечно же! — победоносно заявила Хэлли. — Должен же он поддерживать форму?
Этим неоспоримым аргументом и завершилась дискуссия. Коркоран отправлялся с ними в Италию в качестве курьера и гида, с жалованьем триста пятьдесят долларов в месяц — примерно на пятьдесят долларов больше, чем он до этого получал. С Сицилии они поплывут на пароходе в Марсель, где их встретит мистер Бушмилл. После услуги Коркорана более не понадобятся, поскольку оттуда Бушмиллы и Носби отправляются прямо на родину.
На следующее утро они двинулись в путь. Еще до того, как они добрались до Италии, стало очевидно, что мистер Носби вознамерился взять руководство экспедицией в свои руки. Он заметил, что Хэлли уже не такая покорная и управляемая, какой была до поездки за границу, и когда он заговорил о свадьбе, на нее вдруг напала какая-то странная нерешительность — но мистер Носби отлично знал, что она обожает отца и в конце концов всегда поступает так, как он ей велит. Нужно было просто вернуть ее обратно в Америку, пока глупые юнцы вроде этого неуравновешенного транжиры не успели забить девушке голову всякой чепухой. Как только она окажется в своем маленьком фабричном городке, в том узком кругу, где она выросла, ее прежнее мироощущение вернется без всяких усилий.
Поэтому первые четыре недели поездки он не отходил от нее ни на шаг, и в то же время умудрялся занимать практически все время Коркорана чередой ненужных поручений. Вставал с утра пораньше и отправлял гида сопровождать миссис Бушмилл на экскурсию, длившуюся весь день, ничего не говоря об этом Хэлли, пока они не оказывались на безопасном удалении. Билеты в миланскую оперу и на римские концерты покупались строго на троих, а во всех автомобильных поездках он ясно давал понять Коркорану, что тот будет сидеть рядом с шофером, в передней части лимузина.
На один день они остановились в Неаполе, чтобы доплыть на пароходе до острова Капри и посетить знаменитый Голубой грот. Затем, вернувшись в Неаполь, отправлялись на автомобиле на юг, до самой Сицилии. В Неаполе мистер Носби получил телеграмму из Парижа от мистера Бушмилла, и никому ее не показал, а просто сложил пополам и сунул себе в карман. Только намекнул, что по дороге на пароход до Капри нужно будет сделать остановку, чтобы зайти в какой-нибудь итальянский банк.
В то утро миссис Бушмилл с ними не поехала, и Хэлли с Коркораном остались одни в машине. Впервые за четыре недели они оказались рядом без давящего присутствия лощеного мистера Носби.
— Мне надо с вами поговорить, — тихо сказала Хэлли. — Я много раз пыталась, но это практически невозможно! Он заставил отца мне передать, что если вы станете мне досаждать или оказывать знаки внимания, то у него есть право немедленно отправить вас домой!
— Мне не стоило ехать, — безнадежно ответил Коркоран. — Это была ужасная ошибка. Но я хочу увидеться с вами наедине еще хоть раз, пусть даже и последний.
Как только Носби вышел из банка, Коркоран тут же умолк и стал непринужденно изучать улицу, притворяясь полностью поглощенным каким-то происходящим там интересным явлением. И вдруг, словно сама жизнь решила ему подыграть, на перекрестке перед банком действительно произошло кое-что интересное. С примыкающей улицы выбежал какой-то мужчина без пиджака, схватил за плечо стоявшего там маленького смуглого горбуна и, торопливо его развернув, указал на их такси. Этот мужчина без пиджака даже не пытался их рассмотреть, словно был уверен, что они находятся в этой машине.
Горбун кивнул, и оба тут же исчезли: первый скрылся на примыкающей улице, откуда явился, а горбун будто исчез в никуда. Все произошло так быстро, что у Коркорана осталась в памяти лишь смутная картинка, и не было времени обо всем этом вспоминать, пока через восемь часов они не вернулись с Капри.
В то утро с самого их отплытия в бухте Неаполя штормило, и маленький пароход болтался на волнах, словно пьяный. Почти сразу цвет лица мистера Носби стал менять свой оттенок, последовательно пройдя стадии желтизны, бледности и мертвенной бледности, но Носби настаивал на том, что качку почти не ощущает, и заставил Хэлли сопровождать его в бесконечных прогулках по палубе.
Когда пароход достиг скалистого и яркого островка, от берега тут же отчалило множество лодок, головокружительно роившихся в прибрежных волнах, поджидая пассажиров, желавших осмотреть Голубой грот. Исполняемый лодками на волнах нескончаемый танец святого Витта привела к тому, что мистер Носби вместо почтенной бледности обрел экстравагантный и неподобающий синий оттенок, что и заставило его принять неожиданное решение.
— Слишком штормит, — объявил он. — Мы не поедем!
Хэлли, облокотившаяся о перила и зачарованно смотревшая на море, даже не обратила внимания. Снизу раздавались заманчивые крики:
— Эта отличный лодка, леди и джентльмен!
— А я говорить на американский, Америка был два года!
— Приятный солнечный денек, как раз для Голубого грота!
Уже отплыли первые пассажиры, по двое в лодке, и Хэлли стала спускаться по трапу вместе со следующими.
— Хэлли, ты куда? — прокричал мистер Носби. — Сегодня слишком опасно! Мы остаемся на борту!
Девушка, спустившись до половины трапа, оглянулась через плечо.
— Разумеется, я поеду! — крикнула она. — Разве можно проделать весь этот путь до
