Синклер Льюис - Том 7. Гидеон Плениш. Статьи

ОДИНОКИЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР

Когда-то в Америке жил ученый, который задумал совершить свою собственную революцию и совершил ее. Он умер семьдесят пять лет тому назад, а нам не сравняться с ним и еще через семьдесят пять лет. Его звали Генри Торо, и благодаря ему город Конкорд в Массачусетсе известен не меньше Лондона. Больше всею на свете он хотел откупить свое время — не то время, которое в наш космический век покупают на радио, а время для жизни; ему нужен был досуг, и не затем, чтобы спать, произносить громогласные речи или кичиться перед соседями, а затем, чтобы наслаждаться плодами своего постоянно совершенствующегося ума и любоваться красотой, все полнее открывающейся его зорким глазам, — не громоздкой красотой Акрополя или Тадж-Махала, а несравненной прелестью веток, птичьих крыльев и утренней ряби на уолденском пруду.[221]

Он не только хотел этого. Он это сделал. С практичностью настоящего янки он точно подсчитал, сколько ему нужно еды, одежды и всего прочего. И он трудился — землемером, рабочим на карандашной фабрике — ровно столько, чтобы заработать на этот минимум. Никакие насмешки соседей не могли заставить его работать больше. Он построил себе теплую хижину и жил в ней с большим достоинством, чем любой одолеваемый государственными заботами император. Он пользовался любовью своих друзей, хотя это были не скромные Бедо того времени, а ласточки, бурундуки, окуни и другие быстрые, изящные и в высшей степени благородные создания.

Обо всем этом он тепло и с юмором написал в «Уолдене». Это одно из немногих неоспоримо классических произведений американской литературы было опубликовано в 1854 году, но звучит и сегодня современнее Дос Пассоса.[222] Наиболее известные из числа его знакомых — Эмерсон, Готорн, непобедимый спорщик папаша Луизы Мэй Олкотт[223] — считали Торо безобидным идиотом, но слава его пережила их всех.

Сейчас фирма «Хаутон Миффлин» выпустила сборник его избранных произведений, в который включено лучшее из написанного им, в том числе «Уолден». Сборник насчитывает 848 страниц, великолепно оформлен и снабжен комментарием и биографией, написанными Генри С. Кэнби.[224] Он стоит 5 долларов и явится прекрасным приобретением для любой библиотеки. На мой взгляд, сто тысяч экземпляров этой книги следовало бы преподнести в качестве рождественского подарка всем молодым людям, которые не без основания тревожатся о своем будущем, всем семейным парам, которые завидуют друзьям, имеющим автомобили, всем коммунистам, всем реакционерам и всем тем, на кого оказал влияние субъект, о котором, если не ошибаюсь, я писал на прошлой неделе, а именно Дэл Карнеги,[225] Певец Бэббитизма.

За восемьдесят два года до опубликования «Как добиваться» Торо писал об оптимистической доктрине доктора Карнеги следующее:

«Нельзя не заметить, какой мелкой и жалкой жизнью вы живете… лжете, льстите, заталкиваете себя в скорлупу вежливости или раздуваетесь в шар, заполненный разреженной щедростью, — и все лишь для того, чтобы ваш сосед позволил вам сработать для него башмаки или шляпу… принимаетесь болеть, чтобы иметь предлог отложить что-нибудь на случай болезни… Я много бродил по Конкорду и всюду — в магазинах, в конторах, на полях — каждый из людей, которых я видел, представлялся мне грешником, добровольно исполняющим какую-то странную епитимью».

Я бы не доверил Дэлу Карнеги и Хейвуду Брауну охранять нашу свободу от посягательств Италии, Германии, Японии… и Соединенных Штатов Америки. Но я бы доверил эту миссию Генри Торо и сделал бы его, человека, для которого непостижимо само понятие диктатуры, нашим Дуче, нашим верховным правителем.

ПРЕДИСЛОВИЕ К «ГЛАВНОЙ УЛИЦЕ»

Я пишу это предисловие по просьбе моего издателя. Что же все-таки мой издатель, умеющий с присущей всем людям его профессии вежливостью побуждать к делу нерадивых авторов, желает, чтобы я написал о своем опусе? Что бы я сам хотел написать? Да, в сущности, ничего. Для меня (и, по-моему, для большинства писателей) не придумаешь ничего скучнее собственной книги после того, как год собирал материал, обдумывал произведение и писал, потом с чувством неудовлетворенности прочел гранки, понимая, что какие — то места можно было написать лучше, будь в запасе еще год, и, наконец, не без волнения прочел рецензии — и те, в которых тебя превозносят как мастера мирового класса, и те, в которых тебя обзывают безграмотным приспособленцем.

И вот теперь, через много лет, когда ваш труд объемом в двести тысяч слов, в котором вы высказали свое мнение о наших маленьких городках, прочли уже несколько миллионов людей, вы все еще еженедельно получаете награду в виде такого, например, письма: «Наш учитель литературы (!) дал нам задание написать своему любимому писателю пожалуйста пришлите свою фотографию с автографом и напишите собственноручно что вы думаете о наших маленьких городках».

Еще в 1905 году в Америке существовало единодушное убеждение в том, что, хотя в больших городах гнездится зло и даже среди фермеров иногда встречаются плохие люди, наши городки — это чуть ли не рай на земле. Они непременно застроены белыми домиками, скрытыми в тени огромных деревьев; им неведомы ни нищета, ни тяжкий труд; каждое воскресенье добродушный пастор с благородной сединой источает благодать и знание; а если местный банкир оказывался замешанным в сомнительных делах, его неизбежно выводили на чистую воду честные поселяне. Но чем, действительно, славились наши городки, так это Любовью к Ближнему. В крупных городах человек предоставлен самому себе; но в родных местах соседи образуют одну большую и жизнерадостную семью. Они дадут вам взаймы денег, чтобы послать Эда в коммерческое училище; они станут заботиться о вас, когда вы заболеете — собравшись толпой у вашей постели, они будут по двадцать четыре часа в сутки ухаживать за вами и утешать вас, не зная ни минуты отдыха; и когда вы отправитесь на тот свет, они не оставят вдову одну у вашего гроба. Уж конечно, именно они вдохновляют молодежь на благородные и великие дела: Так вот, в 1905 году, окончив второй курс Йельского университета, я приехал на каникулы в свой городок в Миннесоте и, проживши там два месяца, во время которых мои земляки весьма недружелюбно задавали все один и тот же вопрос: «Почему док Льюис не заставит своего Гарри поработать на ферме вместо того, чтобы позволять ему с утра до ночи читать книжки, напичканные глупыми историями и вообще бог знает чем?»-я обратился в новую веру, я понял, что пресловутая Любовь к Ближнему по большей части сплошной обман, что в наших деревнях может существовать такое же недружелюбное любопытство, такая же слежка, как и в солдатских казармах. И вот на третий месяц своих каникул, за пятнадцать лет до выхода книги в свет, я начал писать «Главную улицу».

Но тогда она называлась «Яд провинции», и главным ее героем была не Кэрол Кенникот, а Гай Поллок, адвокат, которого я изображал как образованного, симпатичного и честолюбивого молодого человека (то есть по образу и подобию младшего сына «дока» Льюиса Гарри); он начал практику в поселке, расположенном посреди прерий, и испытывал жестокий духовный голод. Я, должно быть, написал около 20 тысяч слов, но уже не помню никаких подробностей; рукопись бесследно исчезла, так же как и рукопись моей первой пьесы,[226] — это было либретто музыкальной комедии под названием «Президент Пудл», написанное в 1911 году — вдохновенно, с жаром и таким полным непониманием законов сцены, какие встретишь не часто.

Затем в 1919 году, за два-три года до того, как я начал писать последний вариант романа, я предпринял новую попытку завершить свою книгу, которая стала теперь называться «Главная улица»; это название сохранилось и в дальнейшем. На этот раз я написал уже около 30 тысяч слов и примерно треть из них использовал в окончательном тексте.

И, однако, тогда я чувствовал, что все еще не созрел для этой книги. (Пусть непредубежденные критики решат, созрел ли я для нее в 1919 году.) Но в том, что книга все-таки получится, я был убежден все четыре года, когда, оставив скучную работу в издательстве, колесил по Соединенным Штатам (Нью-Йорк-Флорида-Миннесота — Сиэтл — Калифорния — Нью-Орлеан — Нью — Йорк), зарабатывая на жизнь рассказами, которые печатались главным образом в «Сатердей ивнинг пост». Я провел большую часть времени в городках Среднего Запада, и хотя за мной уже не следили столь пристально и недоброжелательно, ибо мое занятие считалось не менее добропорядочным, чем занятие врача, юриста, священника или даже фабриканта, я все равно ощущал, что замкнутая в строгие рамки, точно в гетто, жизнь в маленьких городках может легко превратиться в благопристойный ад.