Ба Цзинь - Осень
— Но ведь муж ни за что не разрешит пригласить врача. Что же поделаешь? — словно ища поддержки, обратилась к Цзюе-синю госпожа Чэнь.
— Тогда Цзюе-синю придется заняться уговорами, — с иронией сказал Цзюе-минь. Он долго молчал перед этим, хотя все прекрасно понимал. Люди в комнате говорили и говорили, возможно, даже с жаром и очень ясно, но ни один из них не был готов что-нибудь предпринять. Здесь не было людей действия. Ни один из них не одобрял идей и методов Чжоу Бо-тао, но все важнейшие дела в доме вершил именно он, он один. Они могли, конечно, возражать до свершения дела или после, но ни один из них не протянул руку, чтобы остановить его, когда он делал что-нибудь. Цзюе-минь знал, что они дадут Чжоу Бо-тао возможность привести Мэя к гибели. Поэтому Цзюе-миню не хотелось говорить с ними.
— И правда, поговорю-ка я с дядей, может, что-нибудь выйдет, — оживился Цзюе-синь, словно перед ним мелькнул луч надежды.
— Поговори, Цзюе-синь, с этим упрямцем. Если убедишь его — Мэй не будет так страдать, — обрадовалась госпожа Чэнь.
Старая госпожа Чжоу скептически покачала головой.
— По-моему, пользы не будет. Это же — упрямый осел! И не думай, что уговоришь его, — Ее замечание сразу обескуражило всех.
— Попробую. Я с ним сегодня еще не виделся, — все еще с надеждой в голосе проговорил Цзюе-синь. — Сейчас пойду, — поднялся он, — скоро вернусь.
Цзюе-минь и Мэй вышли вслед за Цзюе-синем. Не прошли они и двух-трех шагов, как Мэй вдруг закашлялся. Цзюе-синь остановился. — Ты должен поберечься, Мэй. Пожалей свое здоровье. — В голосе его слышалась забота.
Мэй по-прежнему испытывал тяжесть в груди и спазмы ь горле, но кое-как подавил в себе кашель и благодарно взглянул на Цзюе-синя.
— Я понимаю, — тихо промолвил он, — только… — Он хотел сказать что-то еще, но кашель помешал ему; он отвернулся и отхаркался, темный сгусток крови упал на ступеньки, ведущие в зал.
Цзюе-синь испуганным взглядом уставился на ступеньки и схватил Мэя за руку.
— Мэй, да ведь ты же харкаешь кровью! — вырвался у него тревожный шепот.
Мэй страдальчески кивнул. Цзюе-минь тоже уставился на темный сгусток: в нем ясно виднелись следы крови. Он перевел взгляд на смертельно бледное, безжизненное лицо двоюродного брата; ему стало не по себе и, быстро шагнув вперед, он затер плевок ногой.
Цзюе-синь осторожно отпустил руку Мэя.
— Ты и раньше харкал кровью? — участливо спросил он. — Или это впервые?
— Только ни в коем случае не говори отцу, Цзюе-синь. Знаешь, это у меня уже с полмесяца. Но не часто. Правда, я немного боюсь — не знаю, серьезно это или нет. Я не хочу, чтобы об этом узнали, — тихо упрашивал Цзюе-синя Мэй, держа его за рукав.
— А кроме этого, есть еще какие-нибудь признаки болезни? Только говори честно, — заботливо, но настойчиво допрашивал брата Цзюе-синь.
— Больше ничего нет, — тяжело вздохнул Мэй. — Только по вечерам постоянно прошибает холодный пот, утром проснусь, а белье все мокрое и холодное. Да, вот еще — часто голова кружится и в ушах шумит.
— А говоришь, что ничего нет! — отечески укорял Цзюе-синь. — Пойдем сейчас же к отцу! Я хочу, чтобы он пригласил к тебе европейского врача. — На лице его отразились и строгость и испуг.
— Только, прошу тебя, не заговаривай с отцом о европейских врачах. Как раз их он больше всего ненавидит, — умолял Цзюе-синя перепуганный Мэй, забыв о своей болезни, — сейчас он видел перед собой только гневное лицо отца. — Помнишь, что сейчас говорила мать?
Характер отца Мэй знал лучше Цзюе-синя, который еще верил в «человеческие чувства» Чжоу Бо-тао и считал, что серьезная болезнь единственного сына заставит отца по-настоящему прислушаться к мнению других.
— Ничего, — успокаивал он Мэя, — я все объясню дяде. Он не рассердится, не бойся.
Цзюе-минь, стоявший рядом, только усмехнулся. Он не верил Цзюе-синю, ему хотелось высмеять его наивные мечты; но на душе у него было тяжело.
Все трое вошли в кабинет Чжоу Бо-тао. Тот сидел в плетеном кресле, в руках у него была книга в старинном переплете. При виде сына, которого сопровождали Цзюе-синь и Цзюе-минь, скучающее и раздраженное выражение исчезло с его лица, на нем появилась фальшивая улыбка. Лениво приподнявшись, он ответил на приветствие племянников; затем усадил их.
После нескольких ничего не значащих фраз Чжоу Бо-тао неожиданно спросил:
— Вы уже были у бабушки? — Получив утвердительный ответ, он задал следующий вопрос: — Она все еще сердится? Ничего вам не сказала?
Цзюе-минь презрительно взглянул на дядю, но Цзюе-синь, не выходя из границ вежливости, ответил, что старая госпожа Чжоу уже успокоилась и даже приветливо разговаривала с ними.
— Старый человек — потому и характер крутой. Да и самовольничать любит. Сегодня из-за пустяка раскричалась на меня. Если так дело дальше пойдет — трудно будет с ней справиться, — нахмурясь, жаловался Чжоу Бо-тао.
Даже долготерпению Цзюе-синя, кажется, пришел конец, но приходилось, хотя бы внешне, сохранять выдержку. Все так же вежливо он снова обратился к Чжоу Бо-тао, но на этот раз тон его был несколько иным: в нем звучали еле уловимые нотки иронии:
— По-моему, бабушка сегодня не в слишком хорошем настроении. Человек уже в годах, и ее следовало бы поменьше раздражать и волновать. Ведь вы, дядя, всегда отличались выдержанным характером. Я попросил бы вас, в случае чего, уступать ей и не слишком досаждать. А то ведь она и заболеть от расстройства может.
Слегка пристыженный, Чжоу Бо-тао еле заметно покраснел, но от прямого ответа увильнул:
— Если бы ты знал, сколько мне приходилось уступать ей. Вот возьми жену Мэя: девушка из знатной семьи, образованная, воспитанная, вышла замуж за эту бестолочь, Мэя. Одно это уже унизило ее. А тут еще мать по любому поводу может обругать человека. Ну, сегодня я не вытерпел, сказал ей два-три слова, а она — на дыбы. Скажи, что я могу с ней поделать?
У Цзюе-синя заколотилось сердце; слова дяди не доходили до него. Услышав замечание по адресу Мэя, он украдкой взглянул на брата. Вид у Мэя был жалкий: с опущенной головой, не смея ни на кого поднять глаз, он весь дрожал мелкой дрожью и, казалось, еле стоял на ногах. Цзюе-синь решил больше не затрагивать вопроса о семейных распрях. Совершенно другим тоном, — так, как обычно сообщают о какой-нибудь серьезной новости, ничего не скрывая, он выложил Чжоу Бо-тао все, что ему было известно о кровохаркании и других признаках болезни Мэя, и по-настоящему упрашивал Чжоу Бо-тао отправить Мэя на лечение в больницу.
— По-моему, твои волнения преждевременны, Цзюе-синь, — недоверчиво покачал головой Чжоу Бо-тао. — Это все выдумки иностранцев, что, дескать, чахотку лечить трудно. Я европейской медицине не верю. Ничего серьезного, мне кажется, у Мэя нет. Ну, покашлял кровью раз-другой. Велика беда! У меня в молодости это тоже было. Просто он недавно женился, немного невоздержан был с женой, вот и ослаб. Заставлю его побольше заниматься да умерить внимание к жене — все как рукой снимет. — Он строго взглянул на сына: — Слышал, Мэй? Начиная с завтрашнего дня, каждый вечер приходи ко мне в кабинет слушать толкование «Ли Цзи». Хорошо еще, что жена твоя в старой филологии разбирается, она будет повторять с тобой.
Растерянный и перепуганный, Мэй поднял голову и, не зная, что ответить, молча смотрел на отца непонимающим взглядом.
— Понял? — голосом, в котором не слышалось уже никакой теплоты, прикрикнул Чжоу Бо-тао, начавший выходить из себя при виде застывшего сына.
— Да, да, понял, — в страхе забормотал Мэй и закашлялся.
— Иди к себе, — брезгливо махнул рукой Чжоу Бо-тао. — Каждый раз, как ты у меня, так или вид у тебя противный, или какие-то непотребные звуки издаешь. Никакого такта у тебя нет, видно, уж не переделать.
Мэй машинально поддакивал отцу. Он украдкой бросил умоляющий взгляд на Цзюе-синя, затем, потеряв всякую надежду, медленно побрел из комнаты.
Жалость и беспокойство вывели Цзюе-синя из состояния апатии. Собравшись с духом, он обратился к Чжоу Бо-тао:
— В ваших словах, дядя, есть, конечно, доля истины, но мне все же кажется, что здоровье Мэя очень плохо. Да еще эти симптомы болезни! Самое лучшее было бы все-таки пригласить к нему врача. Не хотите европейского — так пригласите какого-нибудь известного китайского врача. Сейчас болезнь еще можно вылечить, а задержимся — может плохо кончиться.
Чжоу Бо-тао рассмеялся коротким, презрительным смехом и, поглаживая свисающие кончики усов, упрямо возразил:
— Слишком ты горяч, Цзюе-синь. Неужели я не разбираюсь, что происходит с Мэем? Надеюсь, ты не забыл изречение древних: «Никто не знает сына лучше, чем отец»? А я отец Мэю. Так разве я могу не заботиться о здоровье сына и запустить его болезнь? Его недуг я очень хорошо знаю. Ведь это, по сути дела, и не болезнь. У молодежи это часто бывает. И без лекарств пройдет. — И, видимо желая закончить разговор, сказал: — Давай не будем больше говорить о Мэе. Скажи лучше, в последнее время не было чего-нибудь новенького? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Хой уже похоронили. Я же говорил, что Го-гуан сделает все как следует. Он знает, что делать и как. А теперь каково? Сколько раз твоя тетка шумела из-за этого, и мне было просто неудобно перед зятем. Мне даже сейчас неловко с ним встречаться.
