Нагиб Махфуз - Предания нашей улицы
— Утрата молодости.
— Нет, этого ты не боишься!
— Но ведь жена меня бросила!
— Женщины всегда найдут причину сердиться. Налетел порыв ветра, зашелестели листья на деревьях, в жаровне ярче запылали угольки. Кадри спросил:
— Скажи, Арафа, почему мы умираем? Арафа посмотрел на него с сочувствием, но ничего не сказал, а Кадри продолжал:
— Даже Габалауи и тог умер. Как будто игла вонзилась в сердце Арафы.
— Все мы смертны, сыновья смертных отцов, — ответил он.
— Я не нуждаюсь в напоминаниях! — рассердился Кадри.
— Живи долго, господин!
— Долго ли, коротко ли, но в конце концов нас все равно ждет могила!
— Не позволяй этим мыслям омрачать твое существование.
— Эти мысли не покидают меня… Смерть… смерть… неизбежная смерть. Она может прийти в любой момент из-за ничтожной причины, а то и вовсе без причин. Где Габалауи? Где все те великие, которых воспевают поэты? Как несправедлива судьба!
Арафа внимательно наблюдал за Кадри и видел, как побледнело его лицо, а в глазах отразился страх. В такую прекрасную ночь он чувствовал себя несчастным. Чтобы успокоить его, Арафа сказал:
— Важно прожить жизнь как следует! Кадри яростно замахал руками.
— Я живу как следует и даже лучше. У меня есть все. Даже молодость можно вернуть таблетками. Но каков смысл всего этого, если смерть следует за мной тенью? Как я могу забыть о ней, когда она напоминает о себе ежечасно?! Арафа втайне порадовался, глядя на муки управляющего, но тут же вспомнил о собственном положении и насмешливо спросил себя: «А ты, можешь ли ты быть уверен что завтра вновь увидишь луну?»
— А почему бы нам не выпить еще? — предложил он вслух.
— Правильно! А к утру мы протрезвеем! Арафа подумал, что сейчас самый удобный момент и его нельзя упустить.
— Если бы не зависть тех несчастных, которые нас окружают, вкус жизни показался бы нам совсем другим, — сказал он. Но управляющему эта тема не понравилась.
— Лучше поговорим о чудесах. Если обеспечить всем жителям улицы такую жизнь, как наша, разве смерть перестала бы подстерегать нас?
Арафа кивнул в знак согласия головой, но продолжал развивать свою мысль:
— Смерть чаще посещает бедных и несчастных.
— Она не минует и богатых.
— Да, потому что старость подобна болезни.
— Этим странным мнением ты прикрываешь свою беспомощность, — рассмеялся Кадри.
Арафа, поощренный его смехом, продолжал:
— Мы об этом ничего не знаем, но, вероятно, это так и есть. И если люди станут жить лучше, зла станет меньше. Жизнь будет цениться дороже, каждый, кто будет счастлив, захочет подольше сохранить свою счастливую жизнь.
— Все равно людей будут убивать.
— Но ученые люди объединятся для совместной борьбы со смертью. Любой, имеющий способности, сможет участвовать в этой борьбе. И тогда окажется возможным победить смерть.
При этих словах Кадри громко рассмеялся и мечтательно прикрыл глаза, а Арафа так глубоко затянулся, что угли в жаровне вспыхнули. Вновь послышался звук лютни, и голос запел «О ночь, продлись!»
— Ты просто гашишник, Арафа, — сказал Кадри, — а никакой не волшебник!
— Мы просто убиваем смерть, — отозвался Арафа.
— А почему ты не пытаешься в одиночку справиться с ней?
— Я работаю не покладая рук, но один я могу так мало! Управляющий прислушался к пению, но оно, видимо, не доставило ему удовольствия, и он вернулся к разговору.
— А если бы ты добился успеха? Что бы ты тогда сделал? С губ Арафы как— то само собой сорвалось:
— Я бы вернул к жизни Габалауи! Кадри презрительно скривил губы.
— Это волнует тебя потому, что ты его убийца. Сжавшись, как от удара, Арафа беззвучно прошептал:
— Эх, если б добиться успеха!
110
Лишь на заре Арафа покинул дом управляющего. От всего выпилтого он был как и дурмане, и ноги едва несли его. Он шел но пустынной, еще погруженной в сон улице. Где-то на полпути между домом управляющего и его жилищем, напротив входа в Большой дом, дорогу ему преградила неизвестно откуда возникшая тень, прошептавшая:
— Доброе утро, муаллим Арафа! От неожиданности Арафа испугался. Однако сопровождавшие его слуги тут же схватили то, что казалось тенью, и, несмотря на опьянение, Арафа увидел, что это была чернокожая женщина, одетая в черную галабею, ниспадавшую до земли. Арафа приказал слугам отпустить ее и спросил:
— Чего тебе надо, женщина?
— Я хочу поговорить с тобой наедине.
— О чем?
— Хочу пожаловаться тебе на свои огорчения.
Собираясь пройти мимо, Арафа досадливо бросил:
— Да поможет тебе Аллах!
— Ради твоего деда! — настаивала старуха. — Выслушай меня!
Арафа сердито посмотрел па нее, но вдруг ему показалось, что он где-то видел это ли по. Сердце его учащенно забилось, он вмиг протрезвел. Он вспомнил, что видел его в комнате Габалауи, когда прятался за креслом в ту злополучную ночь. Это же служанка Габалауи, которая спала в его комнате. Арафу охватил страх. Он не отводил глаз от лица старухи. Заметив это, один из слуг спросил:
— Прогнать ее?
— Идите к дому, — приказал Арафа, — и ждите меня у двери!
Слуги ушли, оставив их вдвоем перед Большим домом. Арафа по-прежнему разглядывал лицо женщины, узкий лоб, тощую шею и морщины на лбу и вокруг рта. Да, это, несомненно, она. Он успокаивал себя тем, что в ту ночь она не могла его видеть. Но где она была после смерти Габалауи? И что привело ее сейчас?
— Я слушаю тебя, госпожа.
— У меня нет жалоб, — спокойно проговорила женщина.
— Я хотела остаться наедине с тобой, чтобы выполнить завет.
— Какой завет?
— Я была служанкой Габалауи, и он умер у меня на руках.
— Ты?!
— Да, я! Ты можешь мне верить. Но Арафе и не нужны были доказательства. Прерывающимся голосом он спросил:
— Как он умер? Женщина печально сказала:
— Когда он нашел тело своего слуги, он был так потрясен, что ноги ему отказали. Я поспешила поддержать его, иначе он упал бы. А ведь когда-то это был могучий силач, перед которым склонялась вся округа.
Арафа громко зарыдал и опустил голову, словно скрывая лицо от лунного света.
— Я пришла к тебе, выполняя его завет, — повторила женщина.
Арафа поднял голову. Он весь дрожал.
— Говори! Ровным, как свет лупы, голосом она произнесла:
— Прежде чем отойти, он сказал мне: «Иди к волшебнику Арафе и передай ему, что дед его умер довольный им!» Арафа отпрянул как ужаленный.
— Обманщица! — крикнул он. — Что ты выдумываешь?
— Успокойся, господин мой.
— Говори, какую игру ты затеяла?
— Я только передала его слова, Аллах свидетель!
— А что ты знаешь об убийце?
— Ничего, господин! Со дня смерти Габалауи я была прикована к попели. И первое, что я сделала после выздоровления, нашла тебя.
— Что он тебе сказал?
— Иди к волшебнику Арафе и передай от меня, что дед его умер довольный им.
— Лгунья! Ты ведь знаешь, что я… — начал было Арафа, но, спохватившись, уже другим тоном продолжал:
— Как ты узнала, где найти меня?
— Я спросила о тебе, и мне сказали, что ты в доме управляющего. Я ждала тебя.
— А тебе не говорили, что я убийца Габалауи?
— Никто не убивал Габалауи! И никто не мог его убить!
— Но его убил тот, кто убил его слугу!
— Ложь! Вымысел! — гневно возразила старуха. Он умер у меня на руках!
Арафе хотелось плакать, он он сдержал слезы и только пристально смотрел на женщину, а та просто сказала:
— Ну я пойду.
Тогда Арафа хриплым, срывающимся голосом, голосом его больной совести, спросил:
— Ты можешь поклясться, что сказала мне правду?
— Клянусь Господом! Он свидетель! — произнесла она четко. И ушла.
Край неба уже расцветила алой краской заря. Арафа провожал старуху взглядом, пока она не скрылась, потом пошел домой. Едва он оказался в спальне, как потерял сознание. А очнувшись через несколько минут, почувствовал смертельную усталость. Он лег спать, но проспал не более двух часов, душевное волнение разбудило его. Арафа позвал Ханаша и рассказал ему о встрече с женщиной. Ханаш слушал и глядел на друга со всевозрастающим беспокойством. Когда тот закончил свой рассказ, Ханаш усмехнулся и сказал:
— Все это следствие вчерашней попойки! Арафа обиделся:
— Я не был пьян! Все это чистая правда!
— Лучше ляг, поспи. Тебе надо хорошенько выспаться.
— Ты не веришь мне?
— Конечно, нет! И ты, когда проспишься, не вспомнишь об этой истории.
— Но почему ты не веришь мне?
— Я видел из окна, как ты вышел из дома управляющего. Переходя улицу, ты постоял немного возле Большого дома и пошел дальше в сопровождении своих слуг.
Арафа вскочил на ноги.
